У каждого из нас своя мечта... одни мечтают о карьере, деньгах, кто-то о любви, заключенные о свободе, отдаленные от дома скорее вернуться в родные стены, но неизменно каждый думает о том, что осуществление его персональной мечты сделает его счастливым...

Так и она мечтала, у нее была своя мечта, не похожая на остальные, подружки и сверстницы ее не понимали... в серой, тусклой, обшарпоной комнате интерната далеко за полночь она сидела на кровати и записывала мысли в тоненькую тетрадь:

"здравствуй, дорогой дневник... сегодня мне намного лучше чем вчера...голова не кружится, и мои ручки и ножки меня слушаются... а еще я сегодня снова разговаривала с ним... ничего, что у меня только плакат... я обязательно встречусь с ним в реальной жизни... он так танцует... каждое его па так наполненно жизнью... когда-нибудь мы вместе выйдет на сцену самого большое в мире оперного театра..."

отложив тетрадь девочка встала и подошла к окну... снежинки вальсируя опускались на землю... на часах показывало 1:55...

утро встретило ее приятными новостями, вошла воспитательница:

Каролин, у меня отличная новость... ты завтра специальным рейсом летишь в американскую клинику...

Яяя???? - не веря своему счастью спросила она, Каролина понимала, что шанс на жизнь у нее 1 из 1000...но она должна его использовать- вот здорово-то...

Ну давай, малыш, сама соберешь вещи?-девочка кивнула.

"любимый мой дневник, как кже я счастлива сейчас... и не только потому что мне наконец-то предстоит нужное решение, а еще и потому что там я возможно увижу его...вот бы я попала в ту клинику в которую он прилетает..."

Каролина уснула, ей снился ее любимый Всеволод Остров, все в спец.интернате знали о мечте девочки стать балериной, но страшная болезнь атаковала с нешуточной силой, а как говориться одним стремлением к жизни ничего не добьешься...

перелет в Америку был долгим, но оно того стоило, клиника встретила малышку просторными светлыми палатами, мягкими новыми кроватями и огромным телевизором... Каролина была счастлива, как она и мечтала она попала именно в ту самую клинику, со дня на день ожидали приезда Всеволода... отдохув пару часов Каролина отправилась сдавать анализы, молодой доктор смотрел на меленькую девочку с таким сильным характером и не могла понять,за что ей эти муки??? серо-голубые глаза, светлая кожа, локоны темно-русых волос, она была такая неземная... худенькие плечи, вены на теле девочки просвечивались так четко,что кожа преобретала голубоватый оттенок, нет, Каролина, определенно была не обычным ребенком... девочка росла сначала в детском доме, затемм когда обнаружили страшную болезнь в специальном интернате, Каролина знала о своей болезни, о своем состоянии, и не смотря на это продолжала мечтать о карьере балерины, физические и внешние данные ей позволили бы, если бы не одно но...

Каролина сидела на мягком стуле в кабинете у врача, когда постучал ассистент и попросил доктора на минуту, до девочки доносились обрывки фраз...

Вы пониамете... если мы, в ближайшее время не сделаем ей операцию, то она умрет.... вы на анализы ее посмотрите...

Я понимаю...я знаю...но я ничего не могу сделать...операция слишком дорогостоящая, таких средств в нашем бюджете нет... знаешь... судя по ее анализам она врядли выживет... здесь от насс мало, что зависит... такое чувство, что ее судьба уже написанна...

Каролина встала... подошла к окошку, здесь ярко светило летнее солнце... а детскомму сердечку так хотелось увидеть вальс снежинок, такой нежный, такой незабываемо красивый... она понимала всё, жить оставалось совсем немного, но так не хотелось в это верить, решила бороться до конца, как бы нибыло больно и плохо, она должна выстоять, ради своей мечты...

в тот день с утра была суматоха, ждали приезда молодого перспективного парня, он танцевал балет, иногда добавлял деньги в фонд, приезжал с кучей подарков детям. так было и в этот раз, к Всеволоду подошла Каролина

Можно Ваш автограф?

Девочка,мне некогда,позже!-недовольно пробурчал он и отвернулся...

девочку распирала обида...да и разочарования было не меньше, он казалось бы, такой понимающий оказался грубияном...

он разбил все ее мечты одной фразой, он просто лишил ее смысла жизни, избалованный вниманием и деньгами, пафосный и такой наигранный никак не вязался с ее представлением о нем. из ее огромных глаз потекли слезы, шмыгнув носом девочка собиралась уходить, и вдруг он обернулся, толи из любопытства, толи человеческие кажества взяли вверх...

Эй, маленькая...ну-ка стоять!

Каролина обернулась, посмотрела на него...в синие-синие глаза и кивнула.

Ты это....извени...автограф, говорила? - спросил он улыбаясь, Каролина счастливо просияла, подала тетрадь.-тебя как зовут?

Каролина, можно просто Лина- ответила она еле слышно

Давно тут? раньше я тебя не видел

Нет, всего 2 дня...

короткий разговор почему-то зацепил Всеволода, он отправился к ее лечащим врачам.

Сев, у нее один шанс. его цена милион доларов. нет желающих заплатить деньги с риском в 80 % в пользу того, что ребенок не выживет... понимаешь это бессмысленно. она умирает...

Я оплачу ее операцию...и лечение... в общем все что нужно для того чтобы она жила...

доктор смотрел на парня огромными от удивления глазами с непониманием...но Всеволод просто молча вышел из кабинета в поисках девочки. нашел достаточно быстро, сидели у нее на кровати и болтаали, она рассказала о своей мечте, она улыбался, слушал и вдруг понял,что он мечтает чтобы эта девочка танцевала рядом.

Знаешь, малыш- он серьезно посмотрел на нее.-я сделаю все, чтобы ты танцевала...ты только живи.

А у меня теперь есть выбор???-рассмеялась она.

время летело, Каролину готовили к операции, каждый день они гуляли возле больницы, персонал смотрел на них, и удивлялись как они могут дружить? он стал ей папой, она ему дочкой, он мечтал удочерить ее,все было в порядке...

день операции пугал и подавал надежду. все прошло гладко,вроде бы все было в порядке...а через два дня ее не стало... Всеволод сидел у кровати и плакал,ему больше не нужны были деньгги,машины,была нужна только она, только ее улыбка, радосный смех и рассказы о мечте,о том как она станет великой актрисой, как весь мир будет ее знать,как мама и папа увидят ее и пожалеют о том,что отказались от нее,а она уже не вернется,у нее есть Сева...а тут...он сидел и не мог поверить,что его веселой девочки больше нет, что она больше не будет его трепать за волосы, не поцелует в щеку, не помашет на прощание рукой...Всеволод разрыдался...подошедший к нему доктор похлопал по плечу

Держись, Сев...она тебя любила...она не хотела бы видеть тебя таким...она привыкла что ты сильный...

но Всеволод вместо ответа положил голову на руки и зарыдал в голос...24-х летний несостоявшийся папа плакал по 11летней дочери....плакал актер театра и кино,известный на весь мир по никому не известной девочке... плакал искрене... он потерял ее, потерял ту, что так отчаянно пытался удержать...

Моя игра оконченна - тихо произнес он и вышел...

после похорон, спустя 2 месяца страну потрясла премьера балетной постановки " Дочь неба. Спасибо, что ты была"

Думаете легко писать чужую биографию? Подробно описывать каждое важное событие в жизни того, кому посвящаешь эти строчки, беря на себя огромную ответственность в правильности изложения фактов, которые происходили с ним на разных промежутках его жизни. Каждое происходящее событие в жизни человека, очень важно для него самого, в первую очередь и для тех, кто рядом с ним и любит его. Поэтому все события, происходящие с ним, налагают определенный психологический отпечаток на его характер, окружение и судьбу. Говорят, человеку дана не одна дорога, и то, что он выберет - станет его судьбой.

Представьте себе маленький сибирский городок. Зимой, затаившись под толстым слоем холодного, пушистого снега, он стоически выживает в лютые сибирские морозы. А летом, благодарный жаркому солнышку, щедро раскидывает пышную зелень, затеняя парки и сады. Так и стоит он на невысоком пригорке, мягко огибаемый живучей и упрямой сибирской рекой.

И в этом городке в семье участкового врача и школьной учительницы родилась светловолосая, пухленькая девочка, которую назвали Наташей.

Родители ее растили в строгости, возможно даже чрезмерной, но они твердо были убеждены, что это воспитанию не помешает. А бабушки, души не чая в единственной внучке, задаривали ее подарками и сладостями, даже вызывая иногда недовольство родителей. В общем, росла она почти как все дети: в меру избалованной, в меру дисциплинированной.

Но ее отличала одна особенность: с раннего детства Наташа была очень наблюдательна и вдумчива. Она могла подолгу, не отрываясь внимательно изучать предмет своего интереса. В ее маленькой головке в это время происходила никем не замеченная напряженная работа. Своими еще детскими мыслишками, она пыталась понять глубинную суть вещей и событий, которые она видела и с интересом наблюдала. Ее, совершенно не по-детски умные глаза, пристально разглядывали все, что ее окружало, особенно заинтересовавшие ее предметы, явления, события. И, поверьте, она не оставит их в покое, пока не поймет, что это, из чего сделано, для чего и что означает сие действие или событие.

Родители очень много работали и потому не могли дать ей достаточно своего присутствия, хотя бы для того, чтобы ответить на все ее многочисленные вопросы. Бабушки, по большей части, были заняты хозяйственными делами, и тоже не всегда могли уделить ребенку достаточно своего внимания. Поэтому девочка росла, в основном, хоть и в любви и заботе, но предоставленная сама себе, и по-своему изучая окружающий мир, делала свои собственные выводы.

Она могла, подолгу, молча и внимательно, наблюдать за порханием бабочки или стрекозы, стараясь понять, почему они не только могут летать, но и способны зависать на месте, интенсивно махая крыльями. На этот счет она выстраивала свою цепочку умозаключений. Или, например, если солнышко на небе имеет один цвет, то почему, когда оно прячется за холмом, освещает облака и небо богатой россыпью цветов и оттенков

Или ее занимал, например, другой вопрос: почему взрослые, все такие разные, а в определенных ситуациях поступают одинаково. И хотя ее никто не учил, но она понимала, что есть определенные правила и поведение для конкретных ситуаций. И маленькая Наташа пыталась самостоятельно постичь их смысл. Ее интересовала не внешняя сторона, а причины, породившие то или иное явление.

С детьми она не особо играла, больше наблюдала за их играми и поведением. Большая часть игр ее просто не интересовала. Хотя были у нее и любимые игры, особенно те, где сложные условия игры и надо хорошо подумать. Находясь среди детей, Наташа отличалась от них вдумчивостью и рассудительностью. Очень ловкая и сообразительная, она находила выходы из самых запутанных ситуаций, где другие дети не могли выпутаться.

Родители Наташи, конечно же, хотели дать дочери хорошее, всестороннее образование. Заметив в ней особую тягу и талант к искусствам, они рано принялись за ее обучение, наняв сразу два репетитора: по музыке и по изобразительному искусству. Кроме того, мама Наташи, которая была в школе преподавателем английского языка, по выходным занималась с дочкой английским. Теперь было гораздо меньше времени на свободное созерцание, и появились не по-детски напряженные заботы.

Родители радовались успехам дочери и при возможности хвастались знакомым и друзьям, рассказывая о достижениях дочери. Они бесконечно гордились своей девочкой и считали ее самым умным и сообразительным ребенком среди других детей.

Для Наташи же - появились новые, серьезные заботы, оставляя мало времени для игр и любимых занятий. На каждый день, с учительской пунктуальностью, мамой был составлен распорядок дня, где расписано все по часам, начиная с самого подъема. Наташина мама считала, что готовит дочь к тяжелым школьным будням, и потому за целый год начала обучать ее дисциплине. Не то чтобы ребенок был особенно пунктуальным, но девочка старалась, в основном, чтобы не огорчать маму. И к школе она уже могла неплохо читать, писала печатными буквами и хорошо считала простые примеры. Изучение английского языка ей особенно понравилось, и поэтому Наташа охотно разучивала английские слова и составляла простые предложения. Она уже вполне могла общаться с мамой несложным диалогом.

И когда первого сентября нарядные, веселые ребята гурьбой стекались на школьную линейку, Наташа, в окружении мамы и двух бабушек, в нарядном новом платье, красивом, кружевном фартуке и огромных, белых бантах, уверенно шагала вместе со всеми, неся большой букет разноцветных георгин. Счастливая и восторженная, она уселась за парту, в ожидании какого то чуда и жадно впитывала новые слова и фразы, следя за учительницей широко раскрытыми глазами.

Ну, что ж, школьные будни начались! Открылась новая страничка в жизни маленькой девочки. Теперь уже и спрос с нее был другой, да и она чувствовала себя постарше. В ней появилось не знакомое ранее чувство - ответственность. Она уже старалась не только ради того, чтобы порадовать маму с папой, а принимала что это надо!

Маленькая Наташа старательно выводила в тетради буквы и цифры, любуясь каждой запятой. Боялась сделать даже маленькую помарку в красиво оформленной тетради. В общем, как прилежная ученица, старалась учиться аккуратности и прилежанию.

Учительница, внимательно изучающая поведение детей, их характеры, способности, для себя выделила несколько учеников, отличающихся от других своим поведением и неординарными способностями. Среди этих учеников она выделяла и маленькую Наташу.

Ученики в классе тоже быстро заметили, кто из них самый сообразительный и когда класс замолкал в тупике, все поворачивали головы в сторону Наташи и других умных детей.. Собственно в классе уже намечались свои лидеры. Дети инстинктивно собирались вокруг самых сильных учеников, образуя тем самым несколько групп.

В семь лет дети еще только понимали дружбу по интересам и соперничество в играх, поэтому сильных трений между образовавшимися в классе группами не было. Они как-то находили между собой компромиссы, стараясь по-детски разрешить образовавшиеся разногласия. Но слово лидера в группе было непререкаемым, и дети живо соглашались, признавая за ним право, решать и говорить от имени группы.

Так Наташа неожиданно для себя стала одним из лидеров класса. Ее слово в маленькой группе стало иметь большой вес, и Наташа почувствовала возрастающий авторитет. Ей нравилось оказывать влияние на детей, покоряя их и взглядом, и поведением, и мнением, и, вместе с тем, она чувствовала за свою группу некоторую ответственность, как мама за детей. Конечно, Наталия еще не понимала, что подобное отношение вызывает чувство уважения и даже восхищения не по-детски зрелым отношением к тем, за кого, считаешь, ты в ответе. Потому, улавливая на себе преданные взгляды своих друзей, она не могла понять их значения и лишь удивленно молчала, довольная собой.

Родители с удивлением заметили, что их дочка стала, как - то быстро взрослеть. Они отнесли это на тот счет, что у Наташи появилось больше забот.. Но заметить серьезный переломный момент в ее поведении, они не смогли из-за сильной занятости. По их мнению, все шло, как надо, без видимых серьезных проблем.

Наташа росла всесторонне развитым и талантливым ребенком. В свои семь с половиной лет она быстро постигала не только азы учений, но и наиболее приемлемых выходов из серьезных жизненных ситуаций.. Это, в свою очередь, давало ей больше самостоятельности, и она считала, что уже достаточно большая и вправе сама принимать любые решения, связанные с ее личными интересами. Мало помалу, она отвоевывала свою личную неприкосновенную территорию, и все меньше советовалась с родителями и бабушками. Свои умозаключения Наташа оставляла при себе, не считая возможным с кем-нибудь об этом делиться.. Не то, что бы она была скрытна, а просто не хотела, что бы ей мешали в осуществлении задуманного.

Так неожиданно для родителей, в доме появлялись какие-либо странные предметы, вроде веретена или птичьих перышек, собранных в пучок, разноцветных камешков и разного рода трав из которых Наташа с видимым старанием зачем-то делала гербарии и сушила, подвешенные на нитке. На вопросы ошарашенных родителей и бабушек, она отвечала только коротким: "Надо!", и больше ничего не объясняла. Впрочем, старались не мешать ее новым увлечениям.

Когда закончился первый год учебы в школе, и наступили летние каникулы, Наташа полностью окунулась в азартное творчество и целыми днями лепила, рисовала, мастерила какие-то поделки из принесенных с прогулки природных припасов шишек, веточек, камешков и многого другого интересного инвентаря для свободного полета фантазий. Вся ее комната была уставлена поделками законченными и оставленными до лучших времен, пока не найдется подходящий материал для задумки. Она молча, увлеченно работала, часами не выходя из своей комнаты.

Наташа росла живым и любопытным ребенком. Все она старалась замечать, и без ее ведома ничего в доме нового не происходило.

Однажды к ним в гости приехали родственники: мамина сестра со своим мужем и с ними их сын Никита. Тетя с дядей Наташу не особенно интересовали, а вот их сын заставлял ее все время быть в напряжении, потому что везде и всюду совал свой длинный нос и задавал слишком много вопросов, на которые Наташе совсем не хотелось отвечать. Он всюду ходил следом за Наташей и не давал ей заняться чем-либо приятным для души, потому что у нее теперь совершенно не было свободного времени.

"Конечно, гостям нужно уделять много внимания, но не до такой же степени!", - нервозно думала она, замышляя, как бы от него избавиться.

"Почему нельзя? Родителям можно, а ему нельзя? Их же за это не наказывают!", - обиженно думал мальчик, сидя в углу за то, чего не понимал.

Но потом, взрослея и больше узнавая от мальчишек по двору, он понял, что той ночью видел и за что был наказан. Уже сам факт привлекал его внимание. Взрослые занимаются ночью сексом, что бы никто не видел, и тщательно это скрывают. Но видно, что им хорошо, им нравится!

Наташа слушала его с широко раскрытыми глазами, совершенно растерянная и смущенная, но уже жадно впитывающая каждое слово. Рассказ брата ее настолько потряс, что она решила проверить, занимаются ли этим ночью ее родители? Но как это сделать, если дверь в их комнату, когда они спят, постоянно закрыта. Ее детская головка теперь была забита вопросом: Как узнать? Как посмотреть? Их разговор прервали, позвав обоих обедать..

За столом Наташа старалась не смотреть на брата, а вот родители и тетя с ее мужем - были главной, интересующей ее повесткой дня. Девочка старалась заметить, как они общаются между собой, что говорят, как смотрят. Раньше эти простые вещи не касались ее внимания, а теперь Наташа старалась подмечать все.

Получилась странная картина: Никита долго старался расположить Наташино внимание к себе, рассказывая разные, интересные небылицы, но по-настоящему удалось завлечь ее только рассказами о сексе.. Девочка, которая раньше даже не слышала о подобном, быстро заинтересовалась взрослым сексом. Эта пикантная тема не оставляет равнодушными даже детей!

Наташу теперь терзал вопрос: неужели ее родители делают то же самое? Но все когда-то начинается, и теперь пришло Наташино время познаний.

После обеда дети уединились в саду и долго беседовали между собой о чем-то. Теперь они были, как два товарища - неразлучны и походили, скорее на два заговорщика.

Их родители были рады, что наконец-то их дети нашли общий язык и интересы.

А дети - как дети - забравшись поглубже в сад за кусты разросшейся вишни, играли там во что-нибудь интересное. Так внезапно родилась идея поиграть в больницу. Наташа, притащив из дома старое покрывало и разные, на ее взгляд, нужные для этого принадлежности: папин фонендоскоп, маленькую ложечку в стакане воды, салфетки, бинты, даже вытащила, втихаря от родителей, новый в упаковке одноразовый шприц. И пока взрослые занимались в огороде, дети раскинули в саду настоящий госпиталь..

Никита, как будто был военным, и раз за разом где-нибудь дрался с врагами, приползая раненным на лечение к врачу в госпиталь. А Наташа его усердно лечила, обмазывая зеленкой, йодом и заматывала бинтами. Затем, делая вид, что его ждет самое большое наказание в виде уколов из огромного шприца, требовала полного повиновения на правах лекаря и хозяйки.

Так, когда после всех обследований и процедур с ранами, она грозным голосом потребовала, чтобы брат снял штаны для укола, держа прямо перед его носом большой шприц с набранной в него водой (предполагалось, витаминами), то Никите осталось только повиноваться. Он стыдливо улыбнулся и, опустив вниз глаза и немного покраснев, спустил штаны до колен.

Наташа, никогда до этого не видевшая писю мальчика, замерев на месте с поднятым шприцем, раскрыв рот, уставилась на его маленький орган. Эта пауза привела в чувство брата, который немного раздраженно сказал:

"Ну, что уставилась? Делай свой укол!", - и отвернувшись, подставил ей ягодицы.

Наташа не торопилась. Медленно подойдя к брату, она несмело намазала ваткой половинку и сделала понарошку укол, прижав покрепче ватку. Затем обошла его, заглядывая в глаза, и спросила:

"Тебе больно?", - не дождавшись ответа, она продолжила, - "А, что это у мальчиков у всех так? И у взрослых?".

Никита повернулся и, трогая свой пестик рукой, сказал:"Да, у взрослых тоже так! Я сам видел у папы. И у твоего папы тоже так. А у твоей мамы, как у тебя, только у взрослых волосы еще растут".

Эта новость так ошарашила Наташу, и стало так интересно, что ей захотелось самой потрогать. Она несмело протянула руку и, едва коснувшись, вновь резко отдернула назад. Когда подняла глаза на брата, то заметила в его глазах яркие огонечки. Его глаза блестели! Она не поняла таких перемен и вновь посмотрела на его еще маленький, но уже начинающий твердеть стручок.

"Потрогай, не бойся!", - попросил Никита, хитро щурясь и поблескивая глазами.

Наташе было очень интересно, хотя и немного стыдно, но она вновь протянула ручку и потрогала твердеющий орган, затем его погладила. И, вдруг, как-то резко его член начал подниматься у нее на глазах.. Ошарашенная, и, не зная как это принимать, Наташа задыхалась от волнения, но сильное любопытство заставляло ее вновь потрогать орган мальчика.

"А зачем тебе, зачем вам такой вот?" - она не знала, как сказать и, запинаясь, старалась подобрать слова.

"Смешная! Это "вот" - называется член!" - гордо, выставив свой стручок наружу, похвастался Никита, - "Он нужен, чтобы писать, ну еще, чтобы женщин ну, в общем, заниматься сексом.. Так делаю взрослые, когда ложатся спать. Ты глупая еще!"..

Никита специально спустил штаны пониже до щиколоток, затем, подумав, снял их вообще. Затем снял футболку.

- "Ты, что делаешь? А, если кто-нибудь увидит?", - испуганно пошептала Наташа, озираясь по сторонам.

- "Никто не увидит, все сейчас работают на огороде, а до нас им дела нет!", - резко и уверенно успокоил ее брат,- "Раздевайся!", - скомандовал он, - я покажу тебе, что делают взрослые ночью!"

Предложение было очень неожиданно, но у Наташи тоже загорелись глазки узнать немедленно, чем там занимаются взрослые? Она стыдливо сняла платье, затем трусики и осталась стоять голенькая, прикрывая свое местечко руками.

Никита подошел к ней, убрал ее руки и осторожно потрогал ее маленькие, пухленькие губки.

- "Ложись! Я буду сегодня твоим мужем!", - неожиданно проговорил он, и помог Наташе удобно улечься.

Когда она легла, Никита раздвинул ее маленькие, пухлые ляжки и осмотрел внимательными глазками ее девичью промежность. Он вновь потрогал ее губки пальчиками, стараясь осторожно проникнуть внутрь, но что-то там мешало. Тогда он стал водить пальчиками по открывшейся розовой плоти, задевая маленький девичий клитор. Наташа почувствовала очень приятные импульсы, быстро пробегающие по ее телу. Прикосновения ее брата к маленькой, девичьей писе оказались очень чувствительны и приятны. Более того, ей хотелось, чтобы он продолжал касаться ее, принося удовольствие. Теперь она поняла, почему взрослые так любят этим заниматься.

- "Это и есть секс?", - наивным вопросом она вызвала у брата тихий смех.

- "Нет, дурочка, это только так - начало!".

И он навис над ней на вытянутых руках. С минуту он рассматривал сверху свою сестру, затем медленно и неловко опустился, ложась прямо на ее тело.

- "Что ты делаешь?", - она весело засмеялась.

- "Ты же хочешь, чтобы я показал тебе, что делают ночью взрослые? Так, что - раздвинь ноги!", - отрывисто, по-мужски вновь приказал Никита своей двоюродной сестре.

Он приставил свою писюльку к ее маленькой дырочке и постарался ввести, но у него ничего не получилось. Его маленький член стоял, как и положено, но не вошел, задержанный препятствием. Так, пыхтя некоторое время, он все же изловчился и, ровно удержанный пальцами его орган, все же, вошел наполовину. Партнерша под ним вскрикнула, ощутив неожиданную, резкую боль и вцепилась в плечи (совсем, как маленькая женщина). Никита, ощутил облегчение и, поняв, что препятствие пройдено, стал совершать над Наташей резкие, но еще несмелые движения телом, подражая увиденному. Он тоже, как и его сестра, Наташа, впервые прикоснулся к таинству секса, хотя кое-что уже видел, созерцая глазами. И теперь старательно повторял, что видел несколько раз наяву, подглядывая за родителями тихонько в щелочку, и на домашней кассете, кем-то спрятанной, но нечаянно найденной им дома. Это были неожиданные для обоих, очень приятные, незабываемые ощущения. Никита двигался, скользя по Наташе голышом и приятные волны, разносящиеся по их маленьким телам от трущегося внутри члена, не по-детски возбуждали их юные организмы, заставляя трепетать от сильных, волнующих ощущений. Затем Наташа почувствовала, что у нее из дырочки стало стекать что-то мокрое. Она сначала немного смутилась: не описалась ли случайно, но была так захвачена действием, что успокоилась и решила, что это просто вспотела. Они так, с полчаса, терлись телами друг о друга, тяжело дыша, затем он поднялся, взбудораженный и возбужденный и присев на покрывало, начал рукой мять свой член, затем, взяв его в кулак, быстрыми, но осторожными движениями, двигая кожицу на нем, вновь вызывал приятные ощущения. Его влажный член потихоньку начал опять вставать, раскрывая розовую головку, как бутон. Он быстро стал мастурбировать на глазах у сестры, и бурно кончив, удивил ее еще больше. Заметив это, Никита потянулся к промежности сестры и пальчиком стал водить по маленькому клитору. Она задергалась, но приняла. Его движения были очень приятны и вызвали какие-то сильные, нарастающие, волнующие ощущения, которых она раньше не знала. Наташа съежилась, атакуемая Никитиной рукой и, неожиданно для себя почувствовала разливающееся по телу приятное тепло. Эти ощущения резко усилились, еще держались какое-то время, затем понемногу стали утихать.

"Вот это да!", - подумала она, расплываясь в минутах удовольствия и жмурясь.

-"Тебе понравилось?", - Никита испытующе смотрел на нее лукавым взглядом.

- "Да!", - тихо и довольно улыбаясь, ответила маленькая Наташа.

В саду послышались чьи-то шаги, и дети быстро стали одеваться.

- "Ребята, где вы? Идите ужинать!", - услышали она голос Наташиной мамы и довольные и веселые бросились на кухню.

За столом они сидели взбудораженные, раскрасневшиеся с горящими глазками и не в силах скрыть хитрую улыбку. Родители решили, что дети хорошо играли, бегали и, собственно были рады, что эти два сорванца нашли-таки общий язык. Любуясь своими чадами, они дружно подкладывали тем самые лакомые и вкусные кусочки.

После обеда взрослые пошли отдыхать, а ребята вновь спрятались в зарослях кустов и продолжили свое интересное исследование. Как только оба оказались закрыты кустами вишни, Никита снова потянулся к заветному Наташиному местечку. Стащив с нее трусики, он принялся разглядывать и щупать мягкие, пухленькие губки. Наташа опустилась на траву и раскрыла ножки пошире - ей не терпелось снова почувствовать те приятные ощущения, которые ей преподнес ее двоюродный брат Никита. Она умиленно закрыла глаза и отдалась приятным ощущениям от тоненьких, шаловливых пальчиков брата. А он, наблюдая, как сестра тащится от стимуляции клитора, довольный собой вовсю старался, как мог, чтобы ей было хорошо. Заметив, как она напряглась, Никита понял, что скоро наступит разрядка, и усилил натиск, старательно теребя маленький отросточек. Наташа выгнулась в блаженных конвульсиях оргазма и расслабилась. Она раскрыла блестящие от восторга глазки и хитро посмотрела на брата. Тот довольный и с явной гордостью за себя, теперь был занят своим орудием и тискал его в кулачке. Девочка с нескрываемым интересом наблюдала как брат, схватив в кулачок свой пенис, аккуратно и быстро двигал шкурку по поднимающемуся стволу, от удовольствия закатывая глаза вверх и тихонько повизгивая. Девочка, с любопытством наблюдала за этими движениями.

"Неужели ему так приятно? Просто двигать шкурку вверх-вниз по пенису, и этим принося себе удовольствие!", - удивленно строила она свои умозаключения.

Мальчик так увлекся, движения его стали очень резкими и быстрыми, он нетерпеливо, тихо стонал, убыстряя движения, и с нетерпением ожидал долгожданной разрядки. Его ярко-розовый член торчал теперь головкой кверху, и из канала были видны маленькие капельки секрета. Когда он кончал, то из канала, стекая на пальцы, покатились прозрачные капли.

Наташа, увлеченная созерцанием этого процесса, не выдержала и коснулась мокрой головки тоненькими, беленькими пальчиками. Он хитро посмотрел на нее и, взяв ее руку, положил себе на пенис, показывая, как надо его держать. Раскрыв рот от изумления, она сделала несколько движений по стволу и заглянула в глаза брату. Никита сидел на траве с раскрасневшимися щеками и скорей напоминал таинственного принца, чем знакомого ей брата.

- "Давай, делай!", - скомандовал он по-мужски и поудобней устроился, развалившись на траве.

Его сестра обеими руками взялась за ствол и принялась старательно, но осторожно двигать руками. Он прикрыл глаза от удовольствия и полностью отдавался своим ощущениям. Приятные импульсы пробегали по телу, принося наслаждение. Очередной оргазм подступил очень быстро, выплескивая прозрачные капельки на пальчики Наташи. Она засмеялась от восторга, заливаясь тоненьким смехом-колокольчиком, и прилегла рядом с братом на траву.

- "Знаешь, а я видела, как папа прятал на шкаф в их спальне две какие-то видеокассеты", - тихо и задумчиво сказала Наташа и повернула голову к Никите, чтобы посмотреть на его реакцию.

- "Я один раз уже смотрел порно кассеты, нашел у нас в шкафу в мамином отделе под бельем. Стало интересно. Я посмотрел и обалдел! Там дядьки с тетками таким занимаются! Там такое!", - оживился Никита, завлеченный разговором о запретном, - "Я ходил ошарашенный аж целую неделю и боялся матери с отцом взглянуть в глаза!".

- "А давай посмотрим эти кассеты, когда родители уйдут или будут на огороде работать!", - заговорщически предложила Наташа и вновь посмотрела на брата.

- "Давай! Когда они уйдут!", - оживился Никита, захваченный интересным предложением.

Так и порешили: выждать ситуацию, когда никого дома будет и посмотреть спрятанные кассеты. Они нетерпеливо ждали, когда останутся одни. Заговорщическое настроение было видно на их хитрых мордашках, но взрослые, рассудив по-своему, решили, что у детей появилась какая-то тайна. Их родители были люди интеллигентные и не хотели докучать своим чадам, оставляя тем свое личное пространство для личных дел, тайн и досуга. Мамы с папами даже и не подозревали, чем их чада занимаются, оставшись наедине!

Но вот день выбран и братик с сестренкой, оставшись одни, вытащили из укромного местечка, заботливо спрятанную кассету и, поставив ее в видеомагнитофон, дружно рядышком уселись смотреть.

Кассета была зарубежная с не очень хорошим переводом, но в ярких красках. Актеры общались между собой на немецком языке, нарочно играя по вульгарней. На кассете были сняты красивые девушки и парни, смело раздевающиеся перед камерой и занимающиеся любовью на глазах у всех.

События развивались в старинном замке, где, как предполагалось жил один молодой граф с приятной наружностью. Многочисленные друзья съезжались к нему под вечер и до утра лихо занимались любовью. Один кто-то - проигрывал в считалочке, и должен был, сидя на "кресле короля или королевы", придумывать различные истории и позы, по которым, как по сценарию, все остальные должны были выполнять его прихоти: танцевать голыми перед всеми и у всех на глазах заниматься любовью в самых, как для детей казалось, изощренных позах, накручивая и накручивая сюжеты. Пока одни выполняли условия - другие, шумно аплодируя, с восторгом наблюдали за происходящими сценами, возбуждаясь, все сильнее. Когда общий накал достигал точки максимума - все кидались, кто на кого и в этой дружной оргии проходила вся ночь. Причем, сильно возбужденного "короля" или "королеву" должен был удовлетворять кто-нибудь из посетителей, на кого он (она) укажут и до полной разрядки! Этой привилегией, по-очереди, воспользовались все гости.

Никита с Наташей, как ошалелые, с широко раскрытыми глазами, жадно наблюдали за происходящим. Они оба уже давно сидели сильно возбужденные, боясь пошевелиться, с алыми щеками и боясь смотреть друг другу в глаза. Их руки сами тянулись к родной промежности, старательно мастурбируя, чтобы получить разрядку и успокоиться.

Тут Никита подскочил, как ужаленный и, негромким, срывающимся голосом сказал:

- "Давай попробуем, как они!", - и, завидя удивленный взгляд сестры, добавил, - "Да, ладно! Они же могут, значит ничего страшного! Давай быстрей!", - и он бросился закрывать шторами все окна.

Подойдя к двери, выглянул наружу и, убедившись, что взрослые заняты на огороде, усердно, стараясь побольше помочь своим родителям, надежно закрыв дверь на крючок.

Наташа уже ждала его без платья, нежно поглаживая собственное, возбужденное тело.

Вспоминая, как на экране, парни обращались с девушками, Никита, подойдя поближе, положил руку на начинающий оттопыриваться сосок и погладил по нему ладошкой. Сестре, явно, нравилась эта процедура и она, расслабляясь, закрыла глаза. Тогда он, подражая увиденному, уложил сестру на диван, и сам лег сверху, раздвигая ее ноги. Напрягшийся стручок быстро вошел в маленькую дырочку, причиняя небольшую боль. Но, вместе с тем было и приятно, потому, Наташа подалась всем телом навстречу, помогая ввести член. Неумелые, несильные толчки, старательно сопровождаемые Никитиными ласками, привели Наташу в такой восторг, что ей захотелось кричать. Еще не осознавая причины подобного выплеска эмоций, она пыталась, зажав рот, остановить странный, сильный порыв, но тщетно. Изо рта, сопровождаемые стонами, вырывались несильные, но настойчивые крики и, тогда, поняв, что сопротивляться бесполезно, Наташа заорала во все горло, захваченная сильным оргазмом. Бесполезно сдерживать эмоции при таком выплеске энергии! Никита кончил сразу, после Наташи, поймав ее небольшой кусок, уходящей энергии. Уставший и вспотевший, он отвалился в сторону и тихо заснул, ощущая последние всплески приятной, бегающей по телу энергии..

Два несовершеннолетних ребенка, занимаясь взрослыми играми, попробовали не детские ощущения. Откинувшись в полузабытьи, Наташа лежала так некоторое время и прислушивалась к своим ощущениям.

"Как хорошо! Понятно, почему взрослые занимаются этим", - она, лежа на диване, раскинув ноги, думала о сексе, вспоминая, как все было.

Приятная, легкая улыбка на ее устах, уже не детская, легким ароматом блаженства светилась на ее лице. Тело ныло приятной истомой, расслабляющей все клеточки, все мышцы. Совсем не хотелось шевелиться, а лишь лежать, упиваясь приятными ощущениями от прочувствованных оргазмов. Легкое ощущение счастья поселилось теперь в душе юной, маленькой женщины.

Ее кавалер мирно спал рядом, закинув руку на подушку и тихонько посапывая. Маленькие капельки пота, увлажнив волосы, выступили у него на лбу.. В таком виде Никита выглядел очень чувственно.

Наташа, прилагая усилия, повернула голову и посмотрела на брата. В ее душе родилось раньше ей незнакомое чувство женской нежности. Она улыбнулась ему спящему и, протянув, устало руку, коснулась вспотевших волос.

Видеофильм давно закончился, и магнитофон мерно гудел, зовя выключить. Но шевелиться совсем не хотелось. Прошло, наверное, часа два, прежде чем Наталья догадалась посмотреть на окно. Уже вечерело. Значит, скоро их родители придут домой. Она резко подскочила, встревоженная этой мыслью и растолкала брата. Тот, разбуженный не вовремя, не сразу понял, что от него надо, но сообразив - резко кинулся собирать по комнате свои вещи и быстро их напяливать. Они, довольно быстро оделись, вытащили из видика кассету и вернули на место, как будто, так и было! Шустро бегая по дому, быстро раскрыли окна, открыли дверь и, поставив комедию, дружно рядышком уселись ее смотреть.

Когда в дом вошли папы с мамами и с бабушками, их взору предстала идеальная картина двух "ангелочков", смотрящих простую, семейную комедию.

После ужина дети уединились в дальней комнате, обсуждая дальнейшие планы.

- "Слушай", - начал Никита, - "А давай ночью посмотрим, как наши родители занимаются этим!".

- "Давай!", - Наташины глазки быстро загорелись от предвкушения интересного.

Дети спали в отдельных комнатах: Наташа с бабушкой, Никита в зале. Родители Наташи спали в отдельной комнате в доме. А Никитины родители на летней кухне на старом, но мягком диване.

Когда бабушка уснула, Наташа тихонько встала и на цыпочках тихо прошла в зал, где спал Никита. Тот лежал, уставившись в угол темной комнаты, ожидая появления сестры. Она тихонько подошла и присела к нему на диван.

- "Кажется, они уже спят. Значит, сегодня не получится", - прошептала она, наклоняясь прямо над ухом брата.

Но в этот момент послышалась тихая возня в комнате родителей. Ребята притихли и прислушались. Да, точно Они, явно не спят. И дети решили не мешкать, подкрасться поближе и заглянуть в комнату. Осторожно прокравшись к комнате, где спали Наташины родители, дети замерли, прислушиваясь к еле слышным звукам, доносящимся из их комнаты. Дверь в комнату была закрыта плотной занавеской. И, решаясь заглянуть, они осторожно отодвинули ее уголок.

На кровати, нависая сверху, Наташин папа страстно целовал маму в губы и в шею. Она обнимала мужа руками и ногами, согнутыми в коленях, прижимая к себе. Но, вдруг, оба поднялись и поменяли положение. Мужчина лег на спину, а его жена, наклонившись над ним и взяв рукой его член, лизала головку и захватывала член глубоко в рот. Она делала движения головой, вбирая член целиком до самых яиц. Мужчина, расслабившись под ласками жены, тихонько стонал, прикрыв глаза. Ее движения равномерно убыстрялись, а он тяжело дыша, выгибался под приятным натиском, ощущая подступление оргазма. Вдруг, оба замерли, и женщина сделала несколько больших глотательных движений. Затем, тщательно облизав мокрую от спермы головку, она поцеловала мужа и легла рядом. А он вновь навис над ней сверху и принялся страстно целовать и ласкать ее груди, облизывая соски. Женщина постанывала от неги и подавалась к нему всем телом, принимая приятные ласки. Затем она приподнялась и встала на коленки и локти на край дивана, а муж вошел в нее сзади. Его толстый член сновал взад-вперед внутри маминой вагины, издавая чавкающие звуки. Движения его становились все сильнее и быстрее, вызывая тяжелое, напряженное дыхание.. Наташина мама при этом стонала и двигала задом навстречу мужскому члену. Неподалеку у косяка двери, одна над другой, расположились две любопытные мордашки. Широко раскрытыми глазами, затаив дыхание, они тихонько наблюдали за происходящими событиями. Наташа, улыбаясь, снизу посмотрела на брата и, чуть не прыснув, быстро прикрыла рот рукой. Оба до жути довольные, до конца были свидетелями любовных игр Наташиных родителей. А те, даже не подозревали, что за их сексом наблюдают дети.

Ночь была лунная, и на фоне окна хорошо были видны два силуэта.

Вот мужчина, коротко постанывая и убыстряя движения, сделал несколько сильных толчков и остановился, вспотевший и уставший. По его виду, дети сразу поняли, что он кончил. В воздухе запахло спермой и вспотевшими телами.

Взрослые, расправив постель, легли отдыхать, а две мордашки тут же исчезли. Крадучись на цыпочках и почти бегом, они, перегоняя друг друга, кинулись в зал. Шухарное настроение вырывалось наружу! Ликующие и возбужденные, они прикрывали рты руками, чтобы от восторга не расхохотаться в голос.

- "Йес! Йес!", - дружно разом, ликующе произнесли оба сорванца, радуясь получившейся затее.

Они еще некоторое время радостно, тихонько скакали от восторга, пытаясь утихомирить разбушевавшиеся эмоции, затем, разбежались по своим постелям и мирно засопели, как ни в чем не бывало.

Проснулись хитрые заговорщики только ближе к обеду. Никита, проснувшийся первым, с разбегу упал на кровать сестры, несколько напугав ее.

- "Ты, что, а если кто-нибудь увидит?", - сонным голоском проговорила Наташа.

- "Не-а. Все ушли на покос. Мы одни дома", - радостно заявил Никита и тихо засмеялся.

Наташа сразу проснулась и, вспоминая, что вчера ночью они с братом видели, расплылась в широкой, лукавой улыбке.

- "Мы дома одни-и!", - хитро и певуче протянул Никита и полез под ночную рубашку сестры.

- "Ну, Никита, я еще не проснулась!", - убирая его руку, Наташа попыталась прикрыться.

- "А ты в процессе проснешься.. Помнишь, как ночью", - и он опять полез под рубашку.

Наташа сдалась натиску брата и, позволив ему делать все, что он хочет, лежала тихонько, раскинув руки. А он гладил ее животик, ее еще не сформировавшиеся девичьи груди, потихоньку спускаясь к притаившемуся, влажному лобку. Мгновение - и он уже сверху, раздвигая Наташины ноги, смело заталкивал свой член в нее. Она приподняла бедра, помогая Никите быстрее овладеть ею. Ее ручки сами сцепились за его шеей. Повинуясь древнему инстинкту, маленькая женщина инстинктивно приподнимала бедра в такт движениям партнера. Фрикции члена внутри вызывали массу приятных ощущений, и девочка с удовольствием отдавалась им. Приятные ощущения все нарастали, и теперь она уже не могла молча отдаваться. Тихие, робкие стоны слетали с ее губ. Голова плыла. Она захотела одновременно почувствовать приятные ощущения и на клиторе, поэтому, протянув ручку к своей промежности, пальчиком стала массировать свой клитор, получая при этом еще более сильные ощущения. Ее стоны стали более сильными и страстными. Поднявшаяся буря очень приятных, сильных ощущений грозила разорвать маленькое тело на части, выходя наружу сильнейшим оргазмом. Наташа, сама того не ожидая, закричала, высвобождая большое количество энергии.

Никита навис над ней и старался изо всех сил. Пыхтя и тяжело дыша, он старательно двигался, ублажая партнершу. Ему очень нравились новые забавы. Ощущения от занятий сексом с женщиной, хоть и еще маленькой, не походили на те, когда он, мастурбируя, старался сам получить удовольствие. И он уже со знанием дела, азартно двигал задом, ловя момент надвигающегося оргазма.. Вспотевший и уставший, он сделал еще несколько толчков, и Наташа ощутила внутри себя пульсирующий, горячий орган, выплескивающий еще юношескую сперму. Полностью расслабившись, не вынимая упавший член, Никита так и остался лежать сверху сестры, купаясь в приятных, пульсирующих волнах. Они снова заснули, захваченные приятной негой и проспали час, не заботясь, что их так застанут. Затем оба встали, оделись и вышли во двор.

Летнее, теплое солнышко сразу окутало их своими ласкающими лучами.

Наперегонки пробежав на летнюю кухню, они сгребли все, что нашли съестного, заставив стол тарелками и чашками с едой, дружно и жадно принялись уплетать все, что попадалось под руку, набивая полные рты. Пока жевали, хитро и весело переглядывались между собой, вспоминая утреннее приключение. Между ними теперь поселилась одна большая тайна на двоих. И они решили свято беречь эту тайну до конца.

После сытного завтрака-обеда, оба улеглись в саду на травку отдыхать.

- "Давай сегодня подглядим за моими родителями", - неожиданно предложил Никита.

Наташа тут же согласилась. И они дружно начали разрабатывать план наблюдений. Прикинув, когда и как они это смогут проделать, остановились на самом подходящем, по их мнению, варианте. Теперь осталось только ждать, когда настанет ночь.

Весь день у ребят прошел в нетерпеливом ожидании. И, наконец, когда после сытного ужина все разошлись по своим комнатам, и прошло достаточно много времени для того, чтобы вездезоркая бабушка успела заснуть, два заговорщика вылезли из своих постелей и, крадучись прошли в коридор.

Выйдя на улицу, они прислушались к одиноким звукам ночного двора. Было слышно только мерное сопение спящей во дворе собаки. Услышав тихий звук, она приподняла голову, но, убедившись, что это свои, опять задремала.

Они осторожно прокрались к кухне. Лето было жарким, поэтому гости, спящие в летней кухне, не закрывали дверь на ночь, а лишь прикрывали двумя занавесками. Подойдя поближе и прислушиваясь к звукам, доносившимся с кухни, оба сорванца сразу поняли, что там творится нечто подобное. Под тихий, мерный скрип старого дивана, были слышны протяжные женские стоны, и тяжелое мужское сопение трахающихся людей. По-видимому, процесс был в самом разгаре.

Чуть приоткрыв шторку и заглянув вовнутрь, оба увидели такую картину: Никитин папа лежал на спине, а его мама, азартно, с наслаждением, сидя верхом, прыгала на его члене. Оба были настолько захвачены ощущениями, что не обращали внимания на громкие стоны и крики. Женщина исступленно мяла свои груди, запрокинув голову. А мужчина усердно помогал ей, держа ее за бедра.

Наблюдающие за этой картиной дети сильно возбудились. Не сдерживая себя, их руки сами потянулись к своим местечкам и оба увлеченно начали мастурбировать, не в силах сдержать эмоции от увиденного.. Когда поднявшиеся ощущения затопили все их сознание, и они кончили по разу, оба сорванца тихо отступили, довольные и тем и другим.

Весь следующий день дети обсуждали увиденное, делая свои выводы и подводя итоги приобретенного опыта. Все было, как на кассете. Значит этим занимаются все. Довольные своей тайной, они поклялись переписываться, сообщая о том, что нового увидели или узнали в плане секса.

Заканчивался третий летний месяц. Гости собрались уезжать и старательно упаковывали свои сумки. Дети же заскучали, предвкушая быстрое расставание. За это лето они здорово привязались друг к другу и клятвенно обещали переписываться. Летняя сказка закончилась. С отъездом гостей, закончились прекрасные летние деньки взрослеющей Наташи.

Скажу вам сразу, что только потому рассказываю свою эту историю, что мы с вами незнакомы и никогда не увидимся.
После всего, что произошло, и о чем я вам сейчас расскажу, нам с Лидой пришлось, в конце концов, бросить все и уехать в другой город. Все начиналось так весело и бесшабашно, а вот потом мы поняли по-настоящему, во что мы вляпались. Хоть переезжать из города в город
это и несвойственная для нашей страны форма бегства от жизни, но нам все же пришлось предпринять все это. Вы сами поймете, почему...
Мы с Лидой женаты уже десять лет. Поженившись на первом курсе, мы обзавелись двумя детьми. Таким образом, к тому времени, как все это случилось, мы, несмотря на наши двадцать восемь лет, были уже вполне сложившейся супружеской парой. У нас была, да впрочем, и теперь остается дружная семья. Ничто не может поколебать 1 нашей любви.
У нас была приличная квартира в центре нашего небольшого города, и мы оба преподавали в педагогическом институте. В общем-то, кроме педагогического, других институтов в городе и не было. Я же сказал, что городок наш был невелик. Лида преподавала математику, а я - философию. Вот гак мы и жили, да еще воспитывали наших детей.
Все было бы хорошо, если бы не зарплаты, которыми славится наша страна. Сколько у нас получает рядовой Преподаватель провинциального вуза? Не знаете? И я вам не скажу. Не буду говорить, потому что вы все равно не поверите. Так мало, что на эти деньги решительно невозможно просуществовать. Раньше еще как-то можно было просуществовать, ну а сейчас об этом и говорить нечего...
Да раньше, конечно, в этом смысле было полегче. Ты получал в день три рубля, но ведь и цены были подстать этому. Зато теперь появилась масса дополнительных воз-можностей заработка. Нам все время рассказывают об этом по телевизору. Ну, я-то телевизор не смотрю, а вот женщины... Они смотрят и, по привычке, верят. Ну-ну.
Вот так и моя Лида смотрела, смотрела, и, наконец, пове-рила в сказку о том, что сейчас без особого труда можно заработать большие деньги.
Сначала, положим, это были чистые фантазии, но за-тем от чисто теоретических разговоров, моя жена перешла к реальному поиску дополнительных источников дохода. Дело в том, что у нее было уже очень старое зимнее паль-то, а ей хотелось купить новое...
Сначала я совсем не обратил внимание на мысли, за-владевшие моей супругой, и, в общем, правильно делал, потому что ничего путного она, конечно, найти не могла. Не пойдет же она в темную ночь разгружать вагоны на железнодорожной станции.
Но вот однажды, в темный осенний вечер, Лида задер-жалась с работы и, придя, домой довольно поздно, села на кухне и завела со мной серьезный разговор.
Она сказала, что, будучи сейчас у подруги Вали встретила там одного мужчину. Его звали Олег. Валя уж и сама не знала, как его представить, а потом, поскольку она все же незамужняя женщина, призналась, что Олег - ее не-давний любовник. В этом факте не было ничего примеча-тельного, ведь подруга жены Валя всегда отличалась нео-бузданным темпераментом вкупе с неразборчивостью в связях.
Но сейчас все дело было в том, что этот самый Олег оказался одним из издателей эротической газеты. Немно-го поговорив, об этом и заинтриговав обеих женщин, с благоговением слушавших его, Олег поделился своей серьезной проблемой.
Дело было в том, что он искал фотомодель для спец выпуска своей газетки. И никак не мог найти подходящую кандидатуру. Весь разговор его выдавал в нем уверенного в себе и хорошо обеспеченного молодого человека. Олег был одет, изыскано и дорого, а женщины всегда непости-жимым образом обращают на все это внимание и с одного взгляда по одежде могут определить многое в человеке. Это, как правило, совершенно женский дар, которым мужчины обладают крайне редко. Но моя жена не была в данном случае исключением, и она находилась под впечат-лением Олега. Да и то сказать, много ли нужно шикарно-му бизнесмену из столицы для того, чтобы произвести неизгладимое впечатление на провинциальную препода-вательницу? Да еще молодую, да еще с фантазией, да еще и бедную...
Короче говоря, слово за слово, и Олег посмотрел оце-нивающим взглядом на Лиду и предложил ей попробоваться в качестве фотомодели.
Сначала все засмеялись и смеялись долго, но потом Олег пояснил, что ему нужно сделать серию пробных снимков, и если они подойдут, то все это будет стоить довольно дорого. Он сказал моей жене, что риска - никакого. И деньги можно заработать немалые.
Вот об этом она теперь и пришла домой и, сидя на кухне, рассказывала...
"Но ведь ты только подумай, - сказал я - Что будет, если обо всем этом узнают в институте".
"Но Олег уверяет, что газета выходит очень далеко, в другом городе, можно сказать, даже за границей, и сюда, к нам, не попадет ни одного экземпляра".
"А сколько он за это заплатит?" - спросил я, несколь-ко успокаиваясь.
"Он обещал, что если первая пробная серия пройдет, я сразу получу десять тысяч, и еще пятьдесят - в конце съемок. Подумай только, ведь я сразу смогу купить себе зимнее пальто, а иначе нам придется еще целый год откла-дывать на него деньги. Ведь всего два дня повертеться перед фотокамерой - и все, мне заплатят".
Лида заулыбалась и успокаивающе погладила меня по руке: "И самое главное, не будем ни о чем волноваться. Ведь ты не подозреваешь меня в намерении тебе изменить. Нет, только деловые отношения... Я поснимаюсь и сразу домой. А потом лишь получить деньги, которые нам так нужны - и все.
По лицу жены, а она не умела лгать и притворяться, я понял, что она не лжет и на самом деле так думает. Меня это несколько успокоило, и я подумал, что на самом деле, моя жена, конечно, совершенно права. В конце концов, пару дней можно потерпеть и посниматься даже для эро-тической газеты. А потом мы эти снимки и эту газету никогда в нашем тихом городке и не увидим... Обо всей этой истории можно будет забыть и только иногда наедине друг с другом со смехом вспоминать, с какой легкостью Лида заработала шестьдесят тысяч за два дня. Итак, мы посмеялись, и Лида нежно обняла меня перед тем, как мы отправились в спальню: "И не думай ни о чем таком, пожалуйста. Ведь именно так все сейчас и живут. Деньги не пахнут. А ты для меня - единственный и я ни на кого даже и не посмотрю, будь все окружающие одеты в лайку и шелк с ног до головы"...
Таких слов от жены я, конечно, ожидал и теперь, услышав их, окончательно удостоверился в том, что при-нял правильное решение, не вступив в спор с ней и не запретив связываться с фотосъемками.
В назначенный день, а это было в воскресенье, я про-водил Лиду в назначенное место. Олег по телефону попро-сил мою жену прийти для пробных съемок к двенадцати часам по указанному адресу. Там располагалась студия фотографа, который на него работал. Мы с Лидой решили, что пробная съемка продлится не больше полутора-двух часов, и все это время я подожду Лиду на лавочке в сквере напротив указанного дома. Тем более что погода была хорошая, и посидеть в сквере не каждый день удается...
Ярко-красное платье жены мелькнуло в парадной дома, и я остался один. Почти сразу я пожалел, что не захва-тил что-нибудь почитать. Дело в том, что деньги деньга-ми, и здравый смысл - здравым смыслом, но согласитесь, просто так сидеть на лавочке и размышлять о том, что в это самое время твоя жена вертит голым залом перед фо-токамерой - это довольно глупое занятие. Я уже успел пожалеть, что вообще пошел ее провожать. А что толку? Ведь все равно я здесь, а Лида - там. Все равно я там не присутствую...
Вот обо всем этом я и размышлял, пока сидел на ска-меечке. А еще попутно я вспомнил о том, чему сразу не придал никакого значения, не заметил... Мне вспомни-лось, как час назад моя Лида собиралась идти сюда. Я ждал ее, а она одевалась и вообще приводила себя в порядок. Мне вспомнилось, с какой тщательностью она выбирала тонкое нижнее белье, как медленно, будто в нерешитель-ности натягивала на свое белое тело трусики, потом лиф-чик, как при этом оглаживала себя по бедрам, любовалась своим отражением в зеркале. Потом она долго выбирала платье, причесывалась и уж совсем замучила меня ожида-нием, когда накладывала макияж. Все это проделывалось с таким усердием и какой-то замедленностью. Лида как бы хотела идти и не хотела, будто, раздумывала о чем-то в нерешительности, будто предчувствовала что-то...
Тогда я не обратил на это внимание, а сейчас прокру-чивал в своем мозгу все это и понимал, насколько моя жена была смущена и взволнована предстоящими съемками в качестве фотомодели.
Между тем прошел час, потом полтора, и, наконец, два. Больше я не мог томиться ожиданием и неизвестно-стью.
Я встал и направился к дому. На втором этаже я нашел квартиру с нужным номером и позвонил. Через несколько минут дверь открылась и на пороге я увидел мужчину лет тридцати с небольшим. Судя по описаниям, это и был Олег. Действительно, выглядел он вполне импозантно. На нем была легкая кожаная куртка ярко-рыжего цвета, по-лосатые брюки и дорогая английская рубашка с расстегну-тым воротником. Он вопросительно посмотрел на меня. Потом, когда я сказал, что хотел бы узнать, долго ли мне еще ждать мою жену, он улыбнулся дружелюбно и вежли-во сказал, что осталось ждать буквально несколько минут. При этом он все равно не предложил мне войти, а сказав только, что Лида вот-вот освободится, захлопнул дверь.
Мне не оставалось ничего другого, как ждать.
Между тем, Олег меня не обманул, и спустя двадцать минут, когда я уже опять начал нервничать, в подъезде мелькнуло красное знакомое платье и Лида уже подходи-ла ко мне.
В тот момент я сразу заметил, что теперь ее смущение стало совершенно явственным. Лида была вся пунцовая от румянца, залившего ее лицо. Она взяла ме-ня под руку, и мы пошли по улице.
"Ну что?" - наконец, собравшись с ду-хом, спросил я.
"Все нормально. - Отрывисто ответи-ла Лида. - Через день они проявят сним-ки, и тогда, если они подойдут, мне запла-тят для начала десять тысяч. Как обеща-ли".
"Кто это - они?" - спросил я. "Ну, Олег же был не один, - ответила смущенно Лида. - Он же не фотограф, Фотограф снимал, а Олег руководил"...
Тут я почувствовал, что от моей жены пахнет спиртным. Меня это неприятно удивило. Никогда Лида не была склонна пить днем, тем более в неподходящей ком-пании. Этого я не ожидал. Хотя, в такой ситуации, чего я вообще ожидал?
"Это коньяк, - ответила Лида, когда я спросил ее - Я очень смущалась, и мне предложили выпить, чтобы снять напря-жение. Они хотели, чтобы я расслабилась. Это действительно было необходимо. "Это тебе помогло?" - спросил я. "Да, пожалуй, - задумчиво сказала Лида - "Ты не нервничай. Ничего страшного не произошло. Просто все не так, как я ожидала. Но, наверное, так, как ожидаешь, и не бывает никогда".
Постепенно, пока мы шли домой, я выудил из Лиды всю информацию. В студии было двое - Олег и фотограф - совсем молодой мальчишка лет двадцати. Для начала ей предложили присесть и Олег показал Лиде свои изда-ния. Увидев фотоснимки в них, Лида сразу пришла в за-мешательство. Конечно, моя бедная наивная жена ожида-ла совсем другого. Ей казалось, что сниматься она будет в купальнике, ну, в крайнем случае, в каком-нибудь изящ-ном красивом белье... Ну, в крайнем случае, она, мыслен-но зажмуриваясь, думала о том, что придется сниматься и обнаженной, но в такой примерно позе, в какой запечат-лена скульптором Венера Милосская.
Но то, что она увидела на предложенных снимках, потрясло ее. Никогда ничего подобного Лида, конечно, не видела.
Если бы ей показали все это сразу, еще при первом разговоре, она без колебаний бы отказалась. Но теперь...
Теперь она сидела одна в студии с двумя мужчинами и боялась от смущения поднять глаза. Глупо было согла-шаться, но глупее было бы сейчас отказываться. Уже все обсуждено с мужем, уже она принарядилась, и вообще все утро собиралась. Да и вообще...
Заметив ее смущение, Олег предложил выпить за зна-комство. Коньяка было довольно много, да еще к этому прибавилось волнение от непривычной обстановки и ситу-ации, так что Лида от трех рюмочек несколько опьянела. И тут пришло время начать пробы.
Лиде предложили пройти за ширму и раздеться. Она сделала это не без внутреннего содрогания. Когда она со-вершенно голая стояла за ширмой, к ней подошел Олег и протянул сверток.
"Наденьте это, Лидочка" - сказал он.
В свертке было белье, которого Лида никогда раньше не видела. Она надела это на себя. Тончайшие розовые трусики, со всех сторон окаймленные кружевами, пред-ставляли скорее предмет открытия и возбуждения, чем обратное. Трусики были не только совершенно прозрач-ные, но и очень маленькие, так что все тело, попа были явно видны. Было ясно, что такое белье специально пред-назначено для соблазнения. Точно таким же был и бюст-гальтер. Он представлял собой тонкую полоску материи тоже с кружевами, и полная грудь моей жены буквально вываливалась наружу. Бюстгальтер закрывал только со-ски.
Вот в таком виде Лида и предстала перед двумя муж-чинами. Тогда и начались собственно фото пробы. Снача-ла Лиду снимали стоя, потом с разных сторон.
На каком-то этапе ей дали выпить еще, так что голова, начала кружиться. Ей велели лечь на широкую кушетку. Снимали так, лежа. Лида плохо потом помнила последовательность событий. Все перед ее глазами плыло от на-пряжения и волнения.
Олег попросил ее встать на четвереньки. Она повиновалась и, чуть обернувшись, увидела, что фотограф сзади в упор снимает ее оттопыренную попку, еле прикрытую подобием трусиков.

Съемка, видимо, была в самом разгаре, и Лида уже стала несколько привыкать ко всему, когда ее попросили лечь навзничь и раскинуть ноги, согнув их в коленях. Она сделала это, и в таком виде ее тоже снимали. Она лежала на кушетке, замирая от волнения и тревоги. Лежать вот так, в такой позе, раскрывшись и призывно раскинув ко-ленки, как бы приглашая воспользоваться собой... Это приводило Лиду в ужасное волнение. Она чувствовала трепет, когда рука Олега касалась ее обнаженного тела, чтобы придать законченность какой-либо позе.
А Олег постоянно касался ее, и это, кроме смущения, рождало в ней много других чувств. Конечно, этого она мне в первый раз не сказала, но я и сам способен кое о чем догадаться. Тем более, после всего, что произошло после, очень не трудно реконструировать события...
"Лидочка, теперь снимите трусики, " - послышался голос Олега, когда Лида лежала на кушетке, разбросав в стороны белые стройные ножки.
"Нет, нет, не надо" - залепетала моя жена, заливаясь краской.
"Но это совершенно необходимо" - настаивал Олег.
"Но я не могу - мне стыдно, " - шептала Лида, кор-чась от смущения под его взглядом. Фотограф при этом терпеливо ждал с камерой в руках, вероятно, привыкнув уже к подобным сценам.
"Лидочка, если вы этого не сделаете, все теряет смысл, сказал Олег. - Вы же видели мою продукцию, я специально вам се заранее показал".
"Да" - проговорила обреченно Лида и стянула с себя трусики.
Теперь, добившись главного, ради чего, собственно, все и началось, оба мужчины стали распоряжаться актив-нее. Лидочке не оставалось ничего другого, как, оставшись совсем без трусиков, становиться раком на кушетке и под-ставлять свои обнаженные прелести под фотокамеру. По-том она вновь лежала навзничь и фотограф, наклонив-шись, в упор снимал се подставленное влагалище.
Лида при этом мелко дрожала. Она начинала дрожать сильнее, когда Олег брал ее руками за попку, за полные ляжки, раздвигал ее коленки, ставил в нужную позу.
После всего этого, Лиде велели встать и натянуть на себя черные чулки. Она сделала это и, мельком взглянув на себя в большом зеркале, висевшем тут же, поразилась тому, какое непристойное зрелище она собой представля-ет.
Голая женщина с красивым телом, и единственной одеждой на ней являются тонкие черные чулочки, резко контрастирующие с белизной ее кожи, да еще красные туфельки, которые она надела дома и которые ей разре-шили не снимать. Чувство неловкости усиливалось еще тем, что она была голая одна с двумя одетыми мужчинами. Кстати, по ходу дела, она заметила, что оба мужчины - Олег и фотограф-мальчик, и не думали скрывать своего восхищения ее телом.
Выставленное на показ, на обозрение, да еще в непри-стойных полунарядах, или совсем голос, да еще раскоря-ченное в различных позах, ее тело действительно дейст-вовало возбуждающе. Оба мужчины переглядывались, а Олег даже одобрительно пощелкивал языком. Особенно полное замешательство охватило Лиду, когда после очередного удачного кадра, когда она особенно старательно прогнулась, стоя раком и выпятила все свои прелести наружу, Олег чмокнул губами и произнес: "Молодец, Лидочка". При этом он сопроводил одобрительные слова поощри-тельным шлепком по отставленному голому за-ду... Лида при этом не смогла сохранить даже ви-димость спокойствия. Она побагровела и застона-ла от стыда, опустив голову. Но долго стыдиться ей не дали, потому что тут же велели сменить позу и встать в другую. Что и пришлось ей немедленно сделать.
Все это время ей иногда, но регулярно давали выпить рюмочку коньяку. Сначала это как-то обставля-лось, например, словами о том, что необходимо еще раз выпить за знакомство, или нужно согреться, потому что в комнате холодно. Потом уже и эти слова не говорились, а после очередной серии снимков, перед тем, как сделать следующую - еще более откровенную и бесстыдную, Ли-де подносили рюмочку. И она пила ее...
Когда фото пробы закончились, Лида опять ушла за ширмы и оделась. Олег сказал ей, чтобы она пришла по-слезавтра, когда будут готовы снимки. После этого моя жена, все еще чувствуя себя как бы раздетой и ощущая на своем теле цепкие пальцы Олега, щупавшие ее, вышла из студии.
Обо всех своих ощущениях Лида мне в тот день не говорила. Просто тогда я все это чувствовал в ее голосе, в ее интонациях. Иногда, в какие-то моменты ее рассказа, когда Лида вдруг запиналась и умолкала на полуслове, не договорив, я ощущал, как она вздрагивает и напрягается всем телом. Иногда она во время рассказа, под воздейст-вием собственных воспоминаний и ощущений, рывком вцеплялась мне в рукав пиджака...
Уговаривать Лиду больше не ходить туда было бы не-разумно. Ведь если она не пойдет - то тогда, значит, все, что было сегодня - напрасно. Лида уже совершенно точно не получит ни копейки. Значит, ей теперь все равно нужно послезавтра идти туда же, к Олегу, за результатом, и, может быть, гонораром.
Поскольку говорить все это не было необходимости, мы ведь оба все и так прекрасно понимали, следующие два дня мы больше не возвращались к этой теме. Лида рано возвращалась из института, забирала из садика младшую дочку, гуляла с ней, играла. Потом возвращалась из школы старшая, потом приходил я, и таким образом, наши дни складывались так, что мы оба имели возможность делать вид, что говорить нам особо не о чем. При этом я постоянно ощущал тревогу, непонятные предчувствия. Как выясни-лось, аналогично чувствовала себя и Лида.
В назначенный день Лида опять отправилась по уже известному адресу. На этот раз я уже не пошел провожать ее. Я сказал, что очень занят. На самом деле это было не совсем так. Просто я не хотел больше чувствовать себя дураком, который сидит смирно на лавочке перед домом, в котором его жена лежит с раскинутыми ногами перед двумя боровами с фотокамерой...
В тот вечер мне опять пришлось укладывать младшую дочь спать и помогать старшей готовить уроки на завтра. Когда они обе уже спали, довольно поздно, я услышал неуверенные повороты ключа в замке и, выйдя в прихо-жую, увидел Лиду на пороге нашей квартиры.
Конечно, я несколько раз в жизни, за все годы нашего супружества видел ее пьяной... Но дело в том, что в тот раз, когда все это случилось, она была пьяной совсем по-другому. Она была нехорошо пьяна. Нет, не то, чтобы слишком сильно. Нет, дело не в этом. Лида хитренько, исподлобья смотрела на меня и хихикала. Стыд, смуще-ние и пьяная бравада перемешались тогда в ее взоре. Та-кой я ее никогда раньше не видел.
Когда Лида сбросила с себя туфли, и несколько раз, промахнувшись, повесила на вешалку свой плащ, она про-шла на кухню. Я предусмотрительно поставил на плиту чайник. Я предвидел, что разговор наш будет не корот-ким...
"Почему ты так долго?" - выдавил я наконец.
"Разве долго? - не поняла Лида и посмотрела на часы - да, действительно".
"И почему ты пьяная?"
"А разве я пьяная?" Некоторое время Лида молчала, как бы прислушиваясь к себе, а потом призналась: "Да, видимо это действительно так".
Она опять помолчала и сказала: "Но я до сих пор еще не пришла в себя. Не знаю, кто конкретно виноват в том, что случилось"...
Мое сердце замерло, готовое при первом же следую-щем слове Лиды выскочить из груди. "Что ты имеешь в виду" - сказал я, стараясь, чтобы мой голос не слишком сильно дрожал.
"Ты сам все прекрасно понимаешь" - сказала Лида, метнув на меня испепеляющий взгляд.
"Объясни. Я не понимаю".
"Сейчас поймешь. - ответила Лида, закурив сигаре-ту. - И когда будешь слушать, думай о том, что это ты сам во всем виноват".
Таковы все женщины. У них всегда виноват во всем кто угодно, но только не они сами. Так же было и в этот раз.
Сначала Лида позировала в белье, которое ей дали. Потом она его сняла. Это было уже примерно час спустя после начала съемок. Только теперь, поскольку она уже прошла пробы и съемка была коммерческая, от нее потре-бовали, чтобы и выражение ее лица соответствовало при-нимаемым ею позам. То есть теперь на всех снимках Лида должна была игриво улыбаться. Сначала это у нее плохо получалось, но постепенно она стала втягиваться и при-выкать.
В какой-то момент, когда Лида в очередной раз стояла на четвереньках перед фотокамерой, Олег подошел к ней и стал надавливать рукой на поясницу, требуя чтобы она как следует прогнулась. Она стала старательно прогибать-ся, и вдруг... Неожиданно Лида почувствовала какой-то инородный предмет в своем оттопыренном влагалище. Она поспешно дернулась и оглянулась. При этом она уви-дела, что мужчина, одной рукой заставляя ее прогибаться, приблизил другую к ее заду и вставил свой палец ей прямо в промежность. При этом срамные губки послушно расши-рились, пропуская в себя руку Олега.
Мужчина улыбался и приговаривал: "Вот так, умница, умница". Вместе с тем, следом за одним пальцем проник и другой. Постепенно вся ладонь оказалась внутри раскоря-чившейся Лиды. Внезапно, неожиданно для себя, моя же-на поняла, что рука мужчины потому так спокойно и безболезненно вошла в нее, что она была уже к этому готова. Ее влагалище уже самостоятельно увлажнилось. Значит, она уже "потекла", возбудившись предыдущими съемками в странных похотливых позах.
Лида, впрочем, не успела подумать о том, как это некстати и как стыдно все получается. Не успела потому, что на смену ворочающимся в ней пальцам, пришел длин-ный и твердый фаллос мужчины. Он вошел в нее почти незаметно, но когда добрался до глубины моей жены, она почувствовала всю его мощь.
Лида сначала закричала и постаралась избавиться от влезшего в нее не прошенного гостя, но ей это не удалось. Ей не удалось спрыгнуть с длинного фаллоса, вторгшегося в нее и сразу начавшего шуровать в ее бедном разгорячен-ном влагалище.
Олег стоял сзади нее на коленях и медленными рит-мичными движениями загонял в нее свое орудие. Очень скоро Лида перестала возмущенно кричать. Во-первых, это было совершенно бессмысленно, а во-вторых, она по-чувствовала непреодолимое томление.
Нет, конечно, ничего подобного она и в мыслях прежде не допускала. Если бы ей еще час назад сказали о том, что не исключена такая возможность, она никогда бы этому не поверила. Но теперь, когда реальный фаллос раздирал ее влагалище, по-хозяйски ходя взад и вперед, она внезап-но смирилась с происшедшим.
Очень медленно, но неотвратимо, стал приближаться оргазм. Это стало тем более вероятным, когда Олег просу-нул руку под ее животом и начал мять ее висящие беспо-мощно груди, покручивая соски, вытягивая их.
Особенно стыдным было то, что все это происходило не в интимной обстановке, а прямо посреди большой студии,
на стоящем прямо пол яркой лампой диване, да еще под взглядом фотографа, который перестал снимать и теперь просто смотрел, как Лида дергается, насаженная на член мужчины. При этом она мучительно вздрагивала при каждом ударе, которые сыпались на ее матку, трясла го-ловой и громко стонала.
Лида всегда стонала при сношении от страсти, я знал это хорошо. И теперь мог отчетливо представить себе, как все это происходило.
Когда она в первый раз кончила, ее охватил ужасный стыд. Она содрогалась от охватившего ее вожделения и от стыда, и от того, что не смогла это скрыть, и теперь оба мужчины, спокойно насмехаясь над ней, наблюдают, как она - бедная глупенькая женщина, раскорячившись пе-ред мужчиной, кончает от удовольствия.
Но на этом еще ничего не закончилось. Хотя Олег и недолго сам с ней занимался, и вскоре его самого посетил оргазм, и он оставил ее. Ненадолго Лиду оставили в покое. Съемка прервалась. Оба мужчины - Олег и фотограф - совершенно спокойно, как будто ничего особенного не случилось, сели пить баночное пиво. Лида же сидела одна на диване, где ее оставили совершенно голую и оттраханную, и смотрела перед собой.
Ее не особенно удивляло полное равнодушие обоих мужчин к тому, что произошло. Ей было понятно теперь, что все это - заранее продуманная программа, в которой не может быть исключений. То, что сейчас произошло, и должно было обязательно произойти, и никак иначе собы-тия и не могли разворачиваться. Она, конечно, была дале-ко не первой на этом диване, да и вообще в "творческой" жизни Олега. А фотограф, как верный исполнитель и со-ратник, несомненно, видел подобные сцены уже не раз за свою молодую жизнь. Лиде также пришло в голову, что все молодые женщины, которых она видела позирующими на страницах показанных ей газет, также отдавались Олегу.
Лиде дали сигарету и налили коньяку. Она сидела и пила коньяк в полной прострации от того, что с ней про-изошло.
Но, как выяснилось, у Олега были совсем иные планы на нее.
Через минут десять раздался звонок в дверь, и Олег пошел открывать. Спустя несколько минут он привел в студию молодого мужчину зверской наружности, высоко-го роста, с длинной черной бородой. Увидев его, Лида попыталась чем-нибудь прикрыться, но, во-первых, было решительно нечем, а во-вторых, в это самое мгновение она поняла, что теперь это глупо...
Еще через секунду она поняла еще кое-что. По тому взгляду, который бросил на нее пришедший мужчина, Лиде стало ясно, что он испытывает к ней некоторый ин-терес. Что же это за интерес? Тут было что-то помимо обычного любопытного взгляда на голую женщину, кото-рая опустошенная сидит в одной комнате с двумя мужчи-нами.
Нет, дело было не только в этом. Олег познакомил их между собой. Парня звали Ренат. Это был специально нанятый мужчина для того, чтобы быть ее партнером в съемках. За приличное вознаграждение, Ренат должен был фотогенично "вздуть" ее, Лиду перед камерой. Да, "вздуть" так сильно и красиво, чтобы читатель эротиче-ской газеты возбудился, глядя на все эти кадры.

Ренат не брался трахать женщин, которые были к это-му не готовы и поэтому Олег договорился с ним, что он придет в определенное время, когда "девочка" будет уже "готова".
Это было самым оскорбительным для Лиды в тот мо-мент. Мало того, что ее оттрахали, не спросив предвари-тельно се согласия, а просто взяв ее, как сучку. Нет, все оказалось еще обиднее. Олег даже при этом не испытывал к ней интереса как к женщине. Он просто овладел ею, чтобы подготовить к дальнейшей работе. Ему дешевле было сломить ее самому, чем дополнительно платить за это Ренату.
Но, как бы там ни было, теперь платный самец был на месте и уже, похотливо поглядывая на Лиду, начинал расстегивать брюки.
В другой ситуации Лида, конечно, возмутилась бы и ушла, но теперь... В таких случаях все бывает продумано. Глупо было теперь с ее стороны вставать и уходить куда-то с видом оскорбленной невинности. Теперь, когда она уже кончила, содрогаясь под взявшим ее раком Олегом, когда теперь она сидит голая на диване и спокойно курит в ожидании, чему же ее подвергнут теперь...
Тем временем все уже было готово. Фотограф зарядил новую кассету в аппарат и приготовился к работе, Олег закурил и уселся в кресло. Сам же Ренат уже скинул с себя все и совершенно голый стоял теперь перед онемевшей Лидой.
"Нет, -улыбаясь сказал Ренат, глядя на женщину. - Вы, ребята, ее очень плохо разогрели... Так ее нельзя использовать. Снимки плохие будут, ненатуральные.
"Ну, так что же, - протянул недовольно Олег - это уж твое дело. Ты мастер на это. Занимайся, но помни, что
л
через пятнадцать минут мы должны начать съемку. А то световой день кончается. Это тоже может на качестве ска-заться".
Одним движением руки, легким, но не допускающим возражений, Ренат опрокинул Лиду спиной на диван. Другой рукой он так же легко раздвинул ее колени, а затем столь же молниеносно вошел в нее.
Крепкий и упругий фаллос вошел в подготовленное до того, беззащитно раскрытое влагалище и Лида опять за-стонала. Она стонала протяжно и жалобно, дергаясь бес-порядочно под насевшим на нее партнером. Олег подошел сбоку и, заглянув ей в лицо, скомандовал:
"Улыбайся, слышишь... Улыбайся давай, снимаем".
Растерянная и подавленная всем происходящим, Лида уже не могла сопротивляться командам. Поэтому она по-корно выдавила из себя улыбку и именно в таком виде попала в кадр.
Ренат делал свое дело профессионально. Вдохновение ничуть не мешало ему помнить о необходимости менять позы и, вообще, работать эффективно.
Он поставил Лиду раком и имел ее в таком виде до-вольно долго, вонзая свое орудие то прямо, направляя его будто в самую глубину женского тела, то вверх или вниз. Он " разрабатывал" Лиду так сильно, что ей показалось, что теперь она всегда останется с таким огромным дуплом в своем теле.
В какую-то минуту Ренат остановился и, вынув свое орудие, сказал:
"Нет, так нельзя. Беги подмывайся, а то хлюпает силь-но. Раздражает".
Оба присутствующих при этом мужчины засмеялись и указали бедной Лиде дверь в туалет. Она сползла с дивана и побрела туда подмываться. В туалете была только рако-вина, висевшая высоко над полом. Кроме того, там оказа-лась только холодная вода. Пришлось встать на цыпочки перед этой раковиной и плескать на себя холодной водой из пригоршней. Кое-как подмывшись, Лида вернулась в комнату. Ей не терпелось уйти и никогда больше не воз-вращаться.
Ренат сел в кресло и сказал, чтобы теперь Лида стано-вилась на колени и открывала ротик. Это ей и пришлось сделать. Еще примерно с минут пятнадцать Лида обсасы-вала торчащий повелительно перед ней фаллос, чувствуя как со всех сторон вспыхивают магнием всполохи фотоап-парата...
oПослышался голос Олега: "А ну-ка раздвинь коленки и опусти руку себе вниз".
Не вынимая изо рта фаллос Рената, Лида опустила руку вниз, взялась за волоски на своем лобке.
"Если не хочешь, можешь ничего не делать. Просто стой так, на снимке все равно видно только опущенную руку" - сказал милостиво Олег.
Но не тут то было. Лида была настолько разгорячена, что она сама уже не могла себя контролировать. Пальцами она нащупала клитор, и стала сама ласкать его. Нетерпе-ние ее нарастало вместе со страстью. Теперь она уже сама страстно желала продолжения, хотела чтобы что-либо твердое вошло в нее. Теперь ее уже не удовлетворяло сношение в ротик, которому ее подвергал Ренат. Лида не утерпела и засунула руку себе во влагалище. При этом она чувствовала, как там горячо, как все мокрое потекло по ее руке. Это она истекала от охватившей ее животной стра-сти. В ней не было больше стыда, она не ощущала нелов-кости.
Мужчины глядели на нее и смеялись. Она слышала это и даже слышала шуточки, которые они, не таясь, отпуска-ли на ее счет. Но ее это больше не волновало. Ей на секун-ду даже показалось все это приятным. Она возбудилась от этого еще сильнее...
Наконец, когда она окончательно выбилась из сил, ее отпустили. Теперь она уже и сама не знала, хочет ли она этого. Оглядывая стоящих над нею мужчин бессмысленным взглядом, Лида лежала в той странной позе, в какой ее пожелал бросить Ренат, когда сам удовлетворился и услышал слова нанимателя о том, что все уже снято.
Лиде помогли подняться, дали еще выпить. Она попросила наполнить бокал еще раз. А потом еще. Ей хотелось выпить побольше, чтобы по o крайней мере несколько часов не думать о том, что с ней сделали.
Олег помог ей одеться, она сама не могла этого сделать трясущимися руками, а потом выпроводил ее за дверь, еще раз на прощание покровительственно похлопав по заднице. При этом он сказал, что теперь через неделю она может приходить за гонораром.
Теперь Лида сидела на нашей кухне передо мной. Она рассказала сама все, что с ней произошло. Я смотрел на ее утомленное лицо, на растрепавшуюся прическу, и не мог до конца поверить тому, что она только что про себя рас-сказывала. Это не могла быть она. Я ведь прекрасно знал свою жену. Она ни на что такое не способна. Порядочная образованная женщина, мать и жена, без всякого насилия отдалась двум грубым и бесцеремонным мужчинам на гла-зах третьего, который не взял ее сам только потому, что, вероятно, не хотел...
Как можно было в это поверить? Я помог Лиде встать со стула и повел ее в спальню. Она разделась, и мы легли в постель. Не зная, как поступить, я придвинулся к жене и обнял ее за плечи. Она уткнулась мне в плечо и разры-далась. *
Лицо Лиды находилось в подушке рядом с моим и я теперь мог явственно чувствовать ее дыхание. В нем были смешаны перегар коньяка, запах сигарет, и что-то еще, такое привычное и непривычное одновременно... Спустя долю секунды я понял, что это запах спермы. Конечно, мне же никогда не приходилось нюхать чужую сперму... А вот Лиде пришлось сегодня не только нюхать!
Почему-то это вдруг сильно возбудило меня. Я поднял одеяло и откинул его. Поняв мои намерения, Лида, всегда такая ласковая и ждущая ласки, неожиданно отпрянула и сжалась всем телом в комок.
"Нет, я прошу тебя, пожалуйста, не надо сейчас. Я прошу, тебя, я не могу" - бормотала Лида, стараясь отодвинуться на край постели. Она была такая жалкая и растерянная в эту минуту. Но, как известно, растерян-ность женщины всегда служит ей плохую службу... Так же произошло и на этот раз. Я протянул руку и решительно взялся за ее лобок...
И вот тут наступил тот миг, когда я окончательно поверил всему, что она только что мне рассказала. Заодно я пожалел о том, что не послушался ее и действительно не оставил в покое.
Не всякий муж бывает готов к таким испытаниям. Не всякий мужчина бывает, склонен к таким сильным ощущениям. Моя рука буквально погрузилась в мягкое горячее месиво. Там не было привычного тела моей жены. То, что я ощутил своей рукой, нельзя было назвать иначе, как месивом. Ни одного сантиметра твердого тела, твердой, не измятой, не истраханной плоти. Это действительно было дупло, которое только что раздолбали по всем правилам безжалостно. По краям все было мокро, отовсюду сочи-лась жидкость, моя ладонь утопала...
"Я не могу сейчас, милый, не могу, - стонала Лида, извиваясь всем телом. - Я не чувствую там ничего. Там как будто все онемело... Я же говорила тебе".
До сих пор не могу объяснить себе своего поступка, не то, что я сделал, было ужасно. Невзирая на стоны и про-тесты бедной Лиды, я овладел ею. Я вошел в нее и, войдя до самого конца, до предела своих возможностей, почув-ствовал, что углубляюсь туда, где нет конца. Это была бездонная пропасть. Она хлюпала под моим органом, она расступалась, раздвигалась, она готова была поглотить меня целиком...
Не стану описывать, что происходило в наших отно-шениях потом, в следующие дни. Не стану рассказывать с том, как мы старались не смотреть, друг на друга, старались не говорить друг с другом. Только присутствие детей вынуждало нас временами обмениваться какими-то пус-тыми и глупыми репликами.
Мы оба почувствовали друг в друге животных и теперь не могли так сразу смириться с этим. Конечно, нам ведь всем кажется, что такое бывает с кем угодно, но только не с нами, и что подобно животным ведут себя все остальные. Но вот выпал случай, и теперь мы многое узнали о самих себе и о том, какие темные похотливые силы бродят в нас - до того считавших, что мы отлично знаем самих себя и друг друга. Не всегда бывает приятно сталкиваться носом к носу с правдой о себе и своем самом близком человеке...
Я смотрел на Лиду, когда она в домашнем халате сто-яла склонившись над столом и помогала старшей дочери готовить уроки, и думал при этом о... Я думал о том, что вот эта попка еще пару дней назад услужливо оттопыри-валась под опытными липкими руками, что она подстав-лялась под чужие фаллосы, причем делала это охотно, со стоном сладострастия. Я смотрел на рот Лиды - краси-вый, накрашенный, тонко очерченный, говорящий сейчас правильные слова дочерям, и думал о том, что этот преле-стный ротик принимал в себя член незнакомого мужчины, ласкал его язычком, заглатывал, а потом благодарно по-зволил излиться в себя. Одним словом, этот прелестный рот матери и жены -сливная помойка для разных наглых мужиков. И ведь она сама сказала, что кончала при всем этом неоднократно... Вот в чем была загвоздка.
Через несколько дней позвонил Олег и, вежливо поздоровавшись со мной, попросил позвать к телефону Лиду. Я видел, как она напряглась, идя к аппарату, как залива-ясь краской, напряженно разговаривала... Потом, повесив трубку, она, глядя в сторону, сказала мне, что пришли деньги, ее гонорар, и Олег приглашает ее завтра прийти к нему, чтобы рассчитаться.
Конечно, возражать против этого было глупо.
В конечном счете мы ведь и затеяли все это дело иск-лючительно из-за денег. Как бы по дурацки и неожиданно все бы не повернулось в ходе этого дела, отказываться теперь от денег было бы совсем глупо. И не мне же, в самом деле, идти за ними. Поэтому, я не стал ничего говорить.
Но на следующий день мне пришлось опять быть сви-детелем, как моя жена собирается к Олегу. Она не просто пошла за деньгами. Нет, это опять был целый ритуал. Я, прикованный изумлением к дивану, смотрел целый час, как моя супруга любовно растирает свое тело после душа, как она душится духами по всему телу, как задумчиво и мечтательно глядя перед собой, причесывается...
Потом она долго натягивала белье, каждый раз разгля-дывая себя в зеркало, потом выбирала, надевала и отгла-живала руками нарядное платье... Она делала все это де-монстративно, нисколько не стесняясь моим присутстви-ем. Напротив, я даже почувствовал, что тот факт, что я смотрю на нее и то, что я видел, еще сильнее заставляло Лиду желать продолжения... Любовная мука, страстное томление появлялись в ее взгляде. Она понимала, что идет к мужчине, который воспринимает ее не иначе, как глу-пую шлюху, игрушку своих забав и временный источник дохода. Он воспользовался ее красивым и дешевым телом для своей выгоды, попутно еще получил некоторое физи-ческое удовольствие, а теперь относится к ней со всем презрением, на которое она только и может рассчитывать. Ее положение было незавидным, но я заметил, что, веро-ятно, именно оно и придавало Лиде какое-то глубокое внутреннее достоинство, любовное отношение к своему поруганному телу... Она собиралась так, будто идет на встречу с любимым человеком, а не в грязный вертеп, где ее однажды уже цинично и грубо использовали, и, может быть, подвергнут циничным издевательствам и на этот раз.
Пришла она в тот вечер не так поздно, как в предыду-щий. Но пьяна она была так же сильно. Вообще, в тот период мы могли разговаривать нормально, только если один из нас был нетрезв. Иначе у нас ничего не получа-лось.
Лида опять рассказала мне все, сидя на кухне.
Нет, ничего особенного не было. Олег отдал ей обе-щанные деньги. Только предложил выпить с ним за успех его дела. При встрече опять присутствовал фотограф. Этот мальчишка смотрел на Лиду не отрываясь, чокался с ней, и, в конце концов, Олег это заметил. Он окинул студию взглядом, усмехнулся поощрительно и сказал:
"А что, Коля, ты на Лидочку так смотришь, что прямо сейчас съешь. Так ты не стесняйся. Я думаю, Лидочка не откажет. Ей теперь не впервой. Правда?"
Слова застряли у Лиды в горле. Такого она все равно не ожидала. Отдать ее мальчишке-фотографу. Но именно это и произошло. Вот только раздеваться ей не велели. Только приказали расстегнуть верхние пуговки платья. Она сделала это и фотограф поставил ее на полу прямо на четвереньки и потом овладел ею по собачьи. Он завернул подол платья ей на голову, спустил трусы до колен и вот в таком положении взял ее, как животное. И она стала вести себя как животное. Лида сразу почувствовала себя именно животным, жалким, доступным, она посмотрела на все происходящее со стороны, глазами Олега.
Еще две недели назад он встретился с ней в доме у ее подруги, и тогда она была достойной женщиной, препода-вателем института и так далее. И вот не прошло и несколь-ко недель, и она, как жалкая сучонка в завернутом на голову платье и разъезжаясь коленками по полу, стоит раком и ее имеет любой, кто захочет, вот этот похотливый мальчишка, например... А она еще, не в силах сдержать свои собственные чувства, благодарно движется ему на-встречу всем тело, подвывает от охватившего ее сладо-страстия, стонет...
Когда фотограф кончил и отпустил ее, Лида встала, вся красная, задыхаясь и поправляя платье. Олег предло-жил ей выпить еще и потом воспользовался се ртом, на этот раз также жадно раскрытым.
Потом он больше не задерживал ее и, отдав деньги, отпустил.
Теперь она опять сидела передо мной. Не прошло и недели, как мы поняли, что дальше так продолжаться не может, и мы должны предпринять какие-либо шаги к сближению. Мы решили, что теперь, когда все кончилось, Олег уехал навсегда из нашего города, деньги получены и даже зимнее пальто на них уже куплено, мы должны на-всегда оба забыть эту историю от начала до конца. Это было единственным правильным решением. Мы оба с этим согласились. Невозможно же жить, зная, что твоя жена в душе - шлюха, а муж - на самом деле отпустил жену ради того, чтобы она заработала своим телом деньги себе на пальто. Что же это за семья... Так что мы договорились.
Но жизнь не хотела оставить все так, как есть, и при-готовила нам новое испытание.
Это случилось примерно через месяц.
Лида зашла в аудиторию, где должна была вести оче-редное занятие, и почувствовала, что что-то не так. В аудитории царило необычное возбуждение, все что-то пе-редавали друг другу, а с ее появлением затихли и стали как-то странно смотреть на нее.
В руках одного неловкого студента Лида увидела яр-кие страницы печально знакомого ей эротического журна-ла. Она сразу поняла все. Да и необязательно было видеть сам журнал. Достаточно было посмотреть на возбужден-ные лица студентов, на наглые их взгляды, на то, как масляно и недобро смотрят они своими глазками на нее - свою преподавательницу. Лида всегда была очень строгим и требовательным педагогом, и тем приятнее было сейчас этим соплякам наслаждаться тем, что они только что про нее узнали.
Поняв все и оценив ситуацию, Лида уже больше ни о чем не думала. Быстрее молнии она вылетела из аудито-рии, потом пробежала по институтскому коридору, выско-чила на улицу и побежала к вокзалу. Это не очень далеко.
Весь городок наш знал, что если у нас и продаются какие-то предосудительные издания - то, конечно, толь-ко на лотках у вокзала. Это обычное место для такого рода изданий. Вот именно к вокзалу и побежала Лида.
Искомое издание она нашла довольно быстро. Протол-кавшись через толпу привокзальных онанистов - обыч-ных читателей подобного чтива, она схватила яркий жур-нальчик, и сразу же, на обложке, увидела себя...
Прибежав домой, Лида упала на диван и зарыдала. Правда, слезы, катившиеся из нее градом не могли поме-шать ей время от времени перелистывать журнал, находя в нем все новые и новые свои фотографии. Тут она была в нижнем белье и совершенно голая, выставившая бесстыд-но свои гениталии. Она была запечатлена одна и в компа-нии с Ренатом, который неутомимо имел ее во всех мыс-лимых позах...
Каждый раз, увидев новую фотографию, она содрогалась и начинала рыдать еще сильнее.
В нашем городке вообще все новости расходятся очень быстро, а уж такие... Никогда еще эротические издания не расходились с такой быстротой, как этот злополучный журнальчик. Казалось, весь город читает его. Уж весь институт - это точно. Рухнули последние надежды. На третий день меня пригласил к себе старенький ректор. Он долго смотрел на меня сочувственным взором, а потом смущенно сморкался в платок.
"Вы знаете, я уж прямо и не знаю, что вам сказать. Мне тут звонили... И не один человек. Да, знаете... Вы даете, конечно... Ваша супруга, да... того. Очень хороша, конеч-но"...
Одним словом, старенький ректор, в конце концов, набрался храбрости и сказал, что новые времена - новы-ми временами, а порядок есть порядок. И что никто не хочет приключений.
Смотреть все эти дни на Лиду было страшно. Она хо-дила, боясь поднять глаза от земли. И правильно делала, между прочим. Потому что желающих заглянуть ей в глаза и расхохотаться было предостаточно. То же самое можно сказать и о моем глупейшем положении. "Жад-ность фраера сгубила".
Оставаться в нашем городке после всего того, что слу-чилось, мы больше не могли. Купленное такой ценой зим-нее пальто все равно пришлось продать. Нам не хватало денег на переезд в другое место. Это всегда было накладно, а теперь и вовсе недешево. Так что нам пришлось все бросить и переехать в другой город, где никто нас не знает.
Нет, мы не расстались с Лидой. Это было бы глупо с ее стороны, да и с моей тоже. Когда она в первый же вечер, вернувшись растерзанная от Олега сказала, что это я во всем виноват, она была, конечно, отчасти права. Кто же, как не я, разрешил ей стать фотомоделью. А что же я думал при этом? Неужели мог рассчитывать на что-то иное?
Жалею ли я о том, что случилось? Не знаю. Во всяком случае, мне кажется, что приключившаяся история по-могла нам с Лидой лучше понять самих себя и друг друга. А что может быть дороже в семейной жизни, чем взаимо-понимание любящих супругов?

Малолетка приехал к нам с особого режима, брат бизнесмен дал взятку и его, не смотря на все его изоляторы и даже ПКТ(помещения камерного типа). В отличие от других родственников, брат никогда не отказывался от брата, не учил уму разуму, смирился и помогал брату чем только мог. Их комната сейчас напоминала продуктовый склад, все свободное пространство были завалены ящиками с,мивиной, сигаретами, чаем…

Все это Малолетка, едва зайдя на свой барак, наказывал раздать неимущим мужикам, тем, кому никто ничего никогда не привозил. Никогда не видел чтоб Малолетка с кем-то очень близко сходился, дружил, приятельствовал, он всегда был один, но ему рады были все. Он мог придти на любой барак и его там с удовольствием кормили, поили, да так, что он еле добирался домой.

После того как Людка затащила своего непутевого мужа в комнату и вытерла на коридоре огромную лужу крови, мы ушли на кухню. Здесь было что-то навроди общей комнаты, сюда ходили покурить те, кому жены не позволяли, те, кто наговорившись с родителями уходил поболтать со своими сокамерниками, посплетничать, посудачить о своей жизни. У окна стоял огромный стол, за таким собираются семьями, много стульев. Рядом была полка с чайником, чашками и даже упаковка чая, кто-то наверно оставил для неимущих. Времена были тяжелые и я видел женщин, которые привозили несколько картофелин, луковицу, несколько пачек сигарет без фильтра…

Курить будешь?-Малолетка спрашивал для приличия, мы несколько раз уже курили с ним,траву, когда он бывал в гостях на нашем бараке.-Брат привез хорошую,траву, где-то с югов.

Умело распотрошив сигарету, Малолетка забил папиросу, подкурил, сделал глубокую затяжку и передал мне. ,Трава, была и вправду убойной, но я поздно это почувствовал. Когда моя Нинка, так и не дождалась меня в комнате, пошла искать, я уже сидел и придурковато ей улыбался. Малолетка рассыпался в извинениях.

Девушка, вы простите меня, кажется я по глупости на пару часов забрал у Вас мужа…
Нинка все сразу поняла, но вместо того чтоб расстроиться, улыбнулась и прижавшись ко мне щекой, прошептала.
-И что мне теперь с таким дурачком делать? До комнаты хоть сможешь дойти,-и не дожидаясь ответа, попробовала меня поднять.
Вот так вдвоем с Малолеткой меня и перетащили подальше от глаз людских. Голова сейчас напоминала компьютер, в котором мысли неслись со скоростью электронных процессов, одна мысль сменяла другую, тут же ее заслоняла вторая, третья… И тут мне захотелось ее. Эта мысль стала ненавязчиво доминировать над другими, я начал представлять себе, что бы я сейчас мог с ней сделать, фантазии становились все ярче и откровенней…

Разденься..,-прошептал я Нинке, когда она улеглась на кровати.

Чего?-Нинка улыбнулась и почему-то сразу покраснела.

Удивительная женщина, мы прожили с ней больше года, сюда на свидание она уже приезжала несколько раз и она так и не разучилась краснеть когда речь заходила о сексе. Медленно расстегнув пояс на халате, Нинка подошла ко мне вплотную, как бы не желая чтоб я ее рассматривал на расстоянии.

Только теперь командуешь ты, я кажется не в состоянии к активным движениям.

Нинка улыбнулась и мягко толкнула меня на кровать. Я не возражал. Моя женщина делала все, что ей хотелось, а я только лежал и получал удовольствие. Под,травой, все иначе воспринимаешь, чувствуешь, все ярче, твое тело реагирует на каждое прикосновение совсем по другому, острее. Только через час моя любимая успокоилась и обессилено рухнула на кровать рядом со мной.
-Теперь я еще долго не захочу секса,-самоуверенно заявила Нинка и благодарно уткнулась в мою грудь.

Через секунду ее глазки закрылись и она засопела еще теснее прижавшись ко мне.

Добавлено: 05-10-2012
Оценка читателей: 5.67

За что она тебя так? - спросил я Славика, когда мы уже были в палате.
- Глубоко засунул.
- Что засунул? - недоуменно спросил я.
- Вот это, - он поднял руку и выразительно пошевелил указательным пальцем.
Наверное, вид у меня был самый дурацкий. Сидевший на соседней койке Сергей громко рассмеялся, затем задумчиво произнес:
- Да ты, вероятно, совсем не опасен для девочек.
- Почему это? - не понял я.
- Ну, у тебя еще нет того, отчего могут быть дети.
- Чего нет?
- Чего, чего. Спермы, чего же еще, - тихо сказал он.
- Есть, - ответил я, не задумываясь.
- А я думаю, нет.
- Почему ты так думаешь?
- Сер ты очень в этих вопросах.
- Это не связанные вещи.
- Еще как связанные. А чего ты волнуешься? Если есть - докажи.
- Докажу.
- Докажи.
Почему я завелся? Не знаю. Наверное, надо было промолчать, да и все. Но теперь отступать было некуда. Разговор слышали многие, если не все. Я должен был доказать. Но как?
В палате словно забыли наш спор. Славик неторопливо расстилал простынь, Сергей рассматривал в зеркальце свою физиономию. Чуть поодаль пацаны играли в шашки. До отбоя оставалось полчаса.
Я стал взбивать подушку. Разделся, лег мордой к стенке. Прикрыл глаза. Все события сегодняшнего дня пробежали передо мной. Собственно, сегодня ничего и не было, кроме тех неведомых прежде ласк, которые позволила мне Марина.
Я вспомнил все, что между нами было. Пережитое волнение вернулось. Я опустил руку, коснулся своего разгоряченного, восставшего петушка. "Давай помоем твой петушок", говорила мне в мама, когда я был совсем маленьким. Теперь он был большим и твердым. Как такое получается? Если его вставить в тело девочки, ей же будет страшно больно. Но пацаны говорят, что им, девушкам это очень приятно, не меньше, чем нам, парням. Так, как вот мне сейчас. Я делал свое дело тихо и незаметно. Вспомнилось все. И то, что было, и то, чего не было.
Вообще, я редко это делаю. Говорят, это вредно. Но иногда бывает такой нетерпеж, что это единственный способ сбросить напряжение.
Кульминация приближалась. Вот сейчас. Вот почти.
Я повернулся лицом к палате. Сергей все разглядывал себя, ненаглядного.
- Иди сюда, - сказал я и не узнал свой голос.
Он послушно встал и шагнул ко мне.
- Смотри.
Он, видимо, не понял и слегка наклонился надо мной.
- Смотри, - и я отбросил простынь.
Он успел откинуться вбок, иначе бы сильная, тугая струя, вылетевшая из моего петушка попала бы ему в лицо. Фонтан получился почти на метр вверх, не меньше.
- Ни хрена себе! - изумленно рявкнул Сергей.
В палате наступила гробовая тишина. Потом кто-то хихикнул. Я прикрылся. Теперь мне было все равно. Приятное расслабление охватило все тело.
- Как у племенного жеребца! - Сергей смотрел на меня ошарашенно.
Затем он строго посмотрел на остальных пацанов. Смешки прекратились.
- Вот это доказал, так доказал, - рассмеялся Сергей. Он уселся на кровать.
Я почувствовал, что взмыл вверх по иерархической лестнице этого курятника. Выше был только Сергей. Даже Славик с его мануальными талантами сполз вниз.
- Ночь, мальчики, ночь, - влетела медсестра и выключила свет.
- Вот лягу мимо кровати, будете отвечать, - закричал Сергей.
- На ощупь, мальчики, ложитесь на ощупь.
- Тебя бы сейчас на ощупь, - тихо пробурчал Сергей и улегся.
Он лег лицом ко мне. Луна светила в окно, и мы хорошо видели друг друга.
- Ну, как Маринка? - спросил Сергей шепотом.
- Нормально, - также тихо ответил я.
- Ты, главное, не робей. Ты с девочкой еще никогда?
- Что - "никогда"?
- Палочку еще никому не кидал?
Этот жаргон был мне известен. "Кинуть палочку" - значит овладеть девушкой. Высший шик - это "кинуть пару палочек". Еще лучше не "палочек", а "палок", так, вроде, солиднее. По-взрослому.
- Нет, не кидал, - ответил я честно.
- А я кидал, - сказал он.
- Много? - не удержался я.
- Нет, три раза. К нам приезжала девушка из Москвы. Так вот с ней.
- А здесь что же?
- Да вот, не дает пока. Стонет, скулит, дрожит, а не дает.
- Расскажи про ту, из Москвы.
- Она на год старше меня. Красивая. Ходили мы с ней недели две. Целовались, лапать давала везде. Стал ее уговаривать, давай, мол. Темнела лицом, не давала. А я все лезу со своим. Стали в лесок прогуливаться вечерами. Однажды почти раздел ее, но все равно не дала. Потом как-то шли с танцев, это довольно далековато. Обнял я ее, а она дрожит вся. Словно кто толкнул меня. Повел я ее в сторону от дорожки. Кустики небольшие, кинул пиджак на траву, обнял ее, целую, а она на ногах не стоит. Усадил я ее на пиджак, давай скоренько раздевать. А она, представляешь, дрожит вся, так, меленько. Стал снимать с нее трусики, а она не сопротивляется. Ночь светлая, как сегодня. Трусики на ней белые, в цветочек, как сейчас вижу. Навалился я на нее, стаскиваю с себя брюки, она молчит, ни слова. Развел ей ноги, тронул рукой ее там внизу, а она влажная вся, ты себе не представляешь. Тычусь, тычусь, попасть не могу. И вдруг она берет меня за это дело и сама в себя направляет. Я чуть не спустил от ее прикосновения. И так хорошо вошел. Ну, а потом уже сплошной кайф. Это не описать словами.
- Вы предохранялись?
- Нет. Первый, раз нет. И думать об этом не думал. Я представляешь, считал, что вся процедура проходит молча, но она через некоторое время стала так громко стонать и охать, что я даже испугался, не услышит ли кто-нибудь нас с дороги. Слава богу, никого не было. Потом вдруг как начала кусать меня в плечо, выгнулась вся дугой, трясет ее всю, стонет в голос, стучит по моей жопе пятками, какое там, предохранение, пришла моя минута, извергся я в нее со страшной силой, как ты сегодня, и мысли не было, что нужно прерваться или еще что. Это на следующий день, когда я снова стал ее заваливать, она говорит мне, вот, надень это, и достает из кармашка юбки пакетик. Честно, сказать, неудобное это дело. Без него лучше. И кайф сильнее. Но нельзя же думать только о себе. Стал надевать. Она лежит, ждет. Юбка задрана, ноги раздвинуты, живот голый. Одел, навалился на нее. Вошел, делаю свое дело, вроде все путем, а сам думаю, хоть бы не порвалась эта гадость. Но все равно, хорошо получилось.
- Она была девушкой?
- Ну, что ты говоришь! Потом она мне рассказывала, что у нее в Москве есть жених, но он ее, как она говорила, не удовлетворял, как мужчина. Она ска- зала, что, вот с тобой, Сережа, мне хорошо, женись на мне.
- Ну и?
- Что "и". Уехала через три дня. Еще разок побывали мы с ней на нашем месте.
- Письма писала?
- Нет. Да что я ей. Там, в Москве найдет себе сотню таких же или получше.
- Да, повезло тебе.
- Я говорю тебе, не дрейфь, они сами этого хотят.
- Но у тебя ведь здесь не получается?
- Ну, не всегда же так сразу. Потом, не исключено, что она целка. Тут будет посложнее.
- А Марина? С ней у меня может получиться, как ты думаешь?
- Не знаю. Понимаешь, они все здесь, как сказились. Жмемся с ними по вечерам до полуобморока, а как до этого дела, так ни-ни. Сожмет ноги и баста. Пацаны извелись все. Девки же сами придумали эти одеяла к телевизору. Но ничего, я ее так не оставлю.
- Кого?
- Ну, Ольгу, с которой я. Ты спишь, что ли?
- Почти.
- Ну, спи, спи.
- Если комары позволят.
Утро принесло тяжелую утрату.
Нет, никто не умер.
Просто Марину выписали.
Она зашла в нашу палату, одетая с иголочки, белая блузочка, короткая юбка. Принцесса, да и только. Она поцеловала каждого пацана в щеку, а меня еще и в губы. Потом уже на пороге помахала нам ручкой. Я чуть не разревелся. Я стоял у двери и смотрел, как она уходит по больничному двору, как ветер развевает ее волосы, как взметнулся низ ее короткой юбки, обнажив на мгновение стройные бедра, те самые, что я так страстно ласкал вчера вечером. Рядом с ней шла ее мама, совсем еще молодая женщина, и я подумал, что скоро Марина вырастет и станет такой же красивой и привлекательной дамой, что у нее будет муж, будут дети, будет своя жизнь. Вспомнит ли она меня хоть когда-нибудь?
Хоть когда-нибудь.
Мне казалось, что я ее никогда не забуду.
Вечером я не пошел в красный уголок. Это казалось мне предательством по отношению к Марине. Кино кончилось, пацаны вернулись, но не все. Сергея не было. На мой недоуменный взгляд Славик сделал баранку из указательного и большого пальцев левой руки. Затем он воткнул указательный палец правой руки внутрь баранки и совершил пару возвратно-поступательных движений.
Меня обдало жаром.
Это движение всем известно. Вероятно, оно интернационально.
По значению. По смыслу. По силе. По доходчивости.
Неужели?
Я не мог заснуть. Я так завидовал Сергею. Как легко он живет.
Неожиданно мне приспичило. Я встал и вышел из палаты. В коридоре было темно. Где-то посредине слабо горела небольшая лампочка. Я заскочил в туалет, отлил. Вышел в коридор и этот момент увидел их. Они вышли из какой-то комнаты в том конце коридора. Они шли, даже не держась за руки. Затем она резко пошла вперед, а он подотстал. Я юркнул в палату, улегся на свою кровать. Сергей зашел через минуту. Я притворился, что сплю. Сергей упал в кровать и сразу заснул. Я смотрел на его лицо, освещенное бледным лунным светом и думал, неужели ему сегодня удалось, а если удалось, то почему он так крепко спит.
Ведь надо петь и плясать. И благодарить судьбу за такую лафу.
Но он дрых, как сурок.
Утром я безошибочно подошел к той двери, из которой они вышли вчера ночью.
Это был небольшой чуланчик, где хранились матрацы. К нему вела дверь из коридора, это была, собственно, дверная коробка без дверей, маленьких тамбур и дверь в чулан, которая закрывалась изнутри на крючок.
Матрацы лежали в три ряда, штук по десять в стопке. Я смотрел на матрацы и думал, на котором из них это могло произойти, если это вообще произошло.
Никаких следов не было.
В течение дня я смотрел на Сергея и Олю и не заметил никаких признаков того, что их отношения вступили в новую фазу. Вечером я снова не пошел в красный уголок.
- Ты чокнулся что ли? Пошли, - звал меня Сергей.
- Нет, не сегодня, - отвечал я.
Снова, как вчера, пацаны веселой гурьбой вернулись из красного уголка.
И снова Сергея не было. Теперь я уже не спрашивал Славика ни о чем.
Медсестра сыграла отбой, выключили свет, но мне не спалось.
Мне трудно дать отчет в своих дальнейших действиях. Я встал и вышел в коридор. Осторожно, стараясь не топать, я пошел в сторону чуланчика. Тихо, как кошка, я вошел в тамбур чуланчика. Внутренняя дверь была закрыта. Естественно.
Я прислушался. Кто-то возился в чуланчике. И вдруг я ясно и отчетливо услышал фразу, которую никогда не забуду. Чтоб воспроизвести ее необходима небольшая преамбула.
Есть девушки, у которых рот бантиком. Их совсем мало. Еще меньше девушек, у которых ротик остается бантиком, даже тогда, когда они разговаривают.
Речь их при этом - голос, тембр, дикция становятся неподражаемо уникальными. Это легко воспроизвести. Попробуйте, сложите рот бантиком и скажите фразу. Главное, в продолжении всей фразы рот должен оставаться бантиком. Итак, например, фраза "Марья Ивановна, а Вовка списывает". Говорим. Рот бантиком.
Еще разок.
Получилось? Ну, а теперь то, что я услышал. Главное, ротик бантиком.
- Марья Ивановна... Тьфу, черт, далась мне эта Марья Ивановна.
Итак, то, что я услышал - еще разок, рот бантиком. На счет "три-четыре". Вот и кончилось лето. Приподнятое настроение первого учебного дня оказалось испорчено - нам дали нового физика. Какой он, новый, никто не знает, но вот прежнего мы все очень любили. Кроме физика, у нас новая немка. Тут нам не везет вообще хронически: за пять лет изучения - пять разных учителей. В том году была такая карикатура, что не описать словами, наша немка была картавая, мы и по-русски ее плохо понимали, что уж говорить о немецком.
Новый физик - серость, это стало ясно с первого дня. Он не нашел ничего лучше, как читать вслух учебник. С задних рядов стали подхихикивать. Игорь, язва, стал тоже читать учебник вслух, вторя физику, те же строки, только совсем тихо, получился смешной бубнеж, теперь рассмеялись почти все.
В результате физик разозлился и выгнал Игоря с урока.
Зато немка у нас - всем на загляденье. Совсем молоденькая, она только в прошлом году закончила школу (не нашу, правда), не прошла по конкурсу на иняз, и ее определили к нам в учителя. Она очень старается, но есть проблема, пацаны так жадно ее рассматривают, что она, в итоге, смущается, а они еще больше наглеют. Она, конечно, очень красивая, но, помимо этого, она еще и классно одевается. Все так продумано, так модно, но ее короткие юбки сильно смущают наших мальчиков.
Они, наши мальчики, за лето так выросли, особенно Игорь, Мишка, Лешка.
Даже Димочка подрос, но в строю, на физкультуре, он все равно последний. К нам пришла новенькая, и мымра посадила ее с Димкой. Он доволен, как слон.
Девочки тоже сильно изменились. Ленка стала вообще, как взрослая.
Лидка со мной не разговаривает. Ну и пусть. Я ничего ей не должна.
После того злополучного свидания, когда какой-то тип нас напугал, мы с Мишкой больше не встречались. Он уезжал к тетке и вернулся, едва не опоздав к первому сентября.
Первый учебный день очень важен. Определяется, кто с кем будет сидеть. Классуха пытается влиять на этот процесс, но это получается у нее жидковато. Димочку и новенькую она одолела. Остальные сели - кто как хотел. Мишка сел позади меня. Я села с Тоней. Димка с новенькой на последней парте. Игорь с Вовкой напротив меня, в другом ряду.
- Завтра нужно три человека в библиотеку для систематизации книг. Шишкина, Осипов, кто у нас еще красиво пишет, давай ты, Степко, пойдете туда после второго урока. Осипов, ты за старшего, вот тебе ключ.
Классуха любит командовать. Она никогда не спросит, а хочет ли Шишкина перебирать книги, хочет ли она это делать вместе с Осиповым. Чапай в юбке. Она не дает нам покоя со школьной формой. В других классах попроще. Мы же ходим в форменных платьях и фартуках, как дореволюционные гимназистки. Вот только с длиной юбок ей совладать не удается. Такие купили, отвечаем мы в ответ на все ее требования удлинить и расширить. Нечего удлинять, вот, смотрите, остался всего сантиметр, только на кромку и хватает.
Такой вот маразм. И он крепчает.
Хорошо хоть не проверяет, какого цвета у нас трусики.
- Ну что пойдем? - спросил Мишка.
- А куда деваться?
- Как ты живешь? - спросил он заботливо.
- Тихо и незаметно.
Он рассмеялся и отошел в сторону. Я почувствовала на себе чей-то взгляд, подняла голову - с другого конца класса на меня внимательно смотрела Лидка. Наши взгляды встретились. Секунду, другую в воздухе мелькало электричество ревности, потом мы почти одновременно отвели глаза в сторону.
- Оденься потеплее, ночью шел дождь, - сказала мама утром.
- Так тепло же еще.
- Нет, после дождя прохладно, одень чулки. Отцу скажу.
- Мамочка, не используй папочку в качестве пугала. Это нечестно.
- Не умничай. Одень, хотя бы тонкие.
- Мамуля, сжалься, на дворе пятое сентября, какие могут быть чулки.
- Заболеешь, будешь знать, - неохотно отступила мама.
- Буду знать, буду знать, - обрадовалась я.
Библиотека у нас в подвальчике. После второго урока Мишка, Катя Степко и я двинулись на дело. Систематизация - это расстановка книг по темам и по алфавиту. А еще их нужно протереть. Мы возились уже больше часа, но только-только подобрались к Пушкину. Катька работала, стоя на лестнице-стремянке, и это меня раздражало. Собственно, раздражало другое, вынув книжку, она требовала, чтоб Мишка принял ее у нее. И Мишка подходил, и я видела, что он смотрит ей под юбку. С неподдельным интересом.
- Братцы, - вдруг обратилась к нам Катька, - а можно я немного сачкану?
Я внимательно посмотрела на Мишку.
- Сачкани, отчего же не сачкануть, - сказал Мишка.
- Вот ладушки, вот ладушки, мне так домой надо, представить себе не можете!
- Можно подумать, нам не надо, - пробурчала я.
- Наташенька, в следующий раз ты сачканешь, ладушки, а?
- Катись ты, - я не любила ее слащавости.
Она стала спускаться. Придержи меня, капризно заскулила она. Мишка подскочил и придержал ее. Придержал так, что впору было давать по морде, но она только захихикала. Вот сучка! Да и он хорош, джигит.
Мишка взял ключ и повел Катьку к выходу. Через минуту он вернулся.
Мое сердце забилось в тревоге.
Словно заведенная, я продолжала полировать обложку со светлым образом классика. Мишка подошел и стал сзади. Стоит и молчит. И я молчу.
- Наташа.
- Что?
- Ничего. Просто - Наташа.
- Шестнадцатый год Наташа, что теперь?
- Теперь? Теперь вот еще и я.
Он положил ладонь мне на талию.
- Еще и ты? Зачем так много? Еще и Катя.
- Совсем немного. Можно, если немного?
Он стал притягивать меня к себе. Он прижал меня и уткнулся носом в мою шею.
- Наверно, нельзя, - ответила я, пытаясь оттолкнуть его руки.
- Это почему же?
- Потому что вы находитесь в среднем учебном заведении и не должны...
Его ладони легли на мои груди. Он слегка сжал их. Перестань, прошептала я, Не перестану, ответил он. Совершенно неожиданно его руки скользнули вниз, он погладил мой живот и вдруг стал поднимать кверху мое форменное платье. Боже, что ты делаешь, перестань! Но он уже не слушал, я тесно сжала ноги, его лапа уже была прямо на трусиках. У меня сперло дыхание. Я почувствовала, что его пальцы скользнули под резинку, нет, только не это, мы уже хорошо освоили эту ласку, я знаю, что перестаю контролировать себя. Я уперлась руками в стол, я уже его не отталкивала, почувствовала его палец, боже, хоть бы не упасть...
Я пыталась протестовать, когда он потянул книзу мои трусики, не надо, не надо. Сладкая любовная песня. И вдруг он отпустил меня, но лишь на минутку.
Нервно и лихорадочно он стал расстегивать брюки и через мгновение снова прижался сзади. Он даже не целует меня, подумала я. Горячим и твердым он пытался протолкнуться между моих бедер, раздвинь ножки, услышала я...
Но я услышала и другое. Кто-то колотил в дверь библиотеки. Стук, как спасение. Звук, как избавление. Я вырвалась из его объятий. Стучат, не слышишь, что ли?
Впервые я увидела его обнаженным. Большой, вертикально торчащий член, куст густых волос вокруг, все что я успела заметить. Ужасно. Неужели это можно принять в себя без боли и страданий? Да он разворотит там все.
Мишка поразительно быстро поддернул брюки и уже застегивал их. Одевайся, что же ты, прошептал он мне. Иди, открывай, ответила я. И он ушел. Я моментально привела в порядок свою одежду. Щеки мои пылали. Я подошла к книжной полке, схватила первую попавшуюся книжку и стала остервенело тереть ее тряпкой.
- Вы что, не слышите что ли? - завучка смотрела на меня строго и сердито.
- Совсем не слышно, Екатерина Федоровна, - пролепетала я.
- Звонок нужно поставить на дверь, - добавил Мишка.
- Хорошая идея, сходи к завхозу, скажи, что я велела поставить сюда звонок.
- Ладно, скажу.
- Сейчас иди и скажи.
Мишка ушел. Завучка уткнулась в какой-то талмуд, оказывается, она пришла с проверкой. Она долго хрюкала, выписывая себе в тетрадь какие-то бесценные цифры. Уже вернулся Мишка, пришел разбуженный им завхоз и с тихими матерками стал мостить на дверь замок, а она все бормотала и бормотала свои заклинания.
Мы с Мишкой перешли в дальний конец библиотеки, к ненавистной советской классике. Поняв, что завучка нас не может видеть, Мишка обнял меня, стал гладить, это были уже совсем другие ласки, я чуть не засмеялась, вспомнив, как в прошлом году одна моя одноклассница в ответ на предложение сходить в лес с мальчишками, сделала круглые глаза и зашипела, как можно идти в лес с мальчиками без педагога! Теперь педагог был с нами, в семи метрах от нас. Она наш ангел-хранитель, и все, что мы молча, стараясь не издавать ни звука, делаем под сенью этой благодати, все это словно одобрено ею, старой и строгой женщиной, нравы соблюдены, все пуговицы застегнуты, воротничок беленький, форма наглажена, в фартучке чистый платочек, он понадобится чуть позже, вот только платье немного смято спереди, вот только рука скользит по голым бедрам вверх-вниз, и касается так сладко и нежно, что впору застонать в голос, но мы молчим, и вот уже он находит мою ладонь и тянет к себе, и она послушно следует за его рукой, ах, вот оно что, под моими пальцами то чудо, что я уже видела сегодня, какое оно горячее и твердое, словно живое, ах, вот как надо, вверх, затем вниз, вот как, и я двигаю ладонь так, как он хочет, а он делает своими бесстыжими пальцами так, как я хочу, хочу, но боюсь признаться даже себе самой, меня словно лихорадит, словно электрический разряд, я сладко дрожу и продолжаю непроизвольно двигать своей ладонью так, как он показал и вдруг, о ужас, он дергается и моя ладонь наполняется густой, горячей жидкостью, боже, зачем так много, я раньше думала, что бывает совсем капелька, а тут столько, где мой платочек, теперь он нам нужен позарез, и мы возвращаемся в мир, который покинули, где наша надсмотрщица, где наш часовой, где наш глуховатый гений, она все также бубнит свои цифры, она так никогда и не узнает, что мы улетали от ее всевидящего ока, совсем не надолго, на короткую вечность, в далекую сказку, к Адаму и Еве, к ним, первым грешникам, к ним, нашим первым учителям, чтоб они благословили нас, их робких учеников. Конец сезона подошел незаметно. Закрытие лагеря было грустным. Как и в первые дни пошел дождь. Только теперь он был холодный и мелкий. Осень на носу. Пионеры, отягощенные сумками и рюкзаками с сувенирами в виде камней, ракушек, и несчастных высушенных крабов, весело галдя, расселись по автобусам и уехали.
Лагерь осиротел в один час.
После истории с Тамарой у меня не было ничего такого, что заслуживало бы внимания. Правда, еще дважды я пас Зину и физрука, но это такая темная часть моей жизни, что я лучше расскажу о своих опасениях в другой раз.
Денег за свою работу я получил совсем немного. Оказывается, много проел. Зина получила побольше и была очень довольна. Пиши мне, сказала она и дала свой адрес. Я дал ей свой. Не напишет же.
Домой я вернулся вечером и первой повстречал Наташку. Она так похорошела. Какое длинноногое создание! Кажется, что ее ноги растут откуда-то из плеч. Собственно, она всегда была красивой и нравилась мне, но теперь она стала какой-то более женственной, что ли. Во-первых, я не мог отвести глаз от ее груди. Такие классные пирамидки! Платье совсем короткое, а ножки такие стройные, что мой первичный половой признак пришел в движение, и я боялся, что она это заметит. Мы обменялись буквально парой фраз, и она, крутнувшись на каблуке, затопала по своим делам, а у меня перед глазами долго еще стояла картинка: ее короткая юбка, разлетевшаяся веером вокруг бедер, и, мелькнувшие на мгновение, маленькие, белые трусики.
Нам дали двух новых учителей. Физика и немку. Физик - дуб. А немка - во! В смысле внешних данных. Мишка сразу заволновался, ты видел, какие буфера? Что у меня глаз нет, что ли? Видел, конечно. А ножки! И ко всему этому у нее такие короткие юбки и платья, что закачаешься. Через неделю после начала занятий в классе возникла странная эпидемия. Пацаны не могли удержать в руках карандаши, резинки, ручки. Причем, только на немецком. Признаюсь, первым начал я. Немка, ее зовут Лариса Ивановна, она только на два года старше нас, так вот, немка любила гулять по классу. Туда-сюда вдоль ряда. И вот однажды, когда она стала ходить вдоль нашего ряда, нестерпимое волнение охватила меня, я ощущал запах ее духов, ее короткая, широкая юбка проплывала мимо моего носа, я вдыхал воздух, легкий ветерок, создаваемый движением ее тонкой юбки, и я не стерпел.
Я подстерег мгновение, когда она, продефилировав мимо меня в очередной раз, стала удаляться к доске, к своему месту. И тогда я, будто случайно, уронил на пол карандаш. И совершенно естественно стал поднимать его с пола. Но я стал делать это, не вставая с парты. Я просто вывалился из нее, так что головой я почти касался пола, при этом я все же сидел за партой. Цель моя была в другом. Карандаш я, конечно, схватил, но еще я успел на пару секунд взглянуть вслед удаляющимся ножкам немки и, благодаря кардинально изменившемуся углу обзора, я бессовестно заглянул ей под юбку. Красные, атласные трусики с черной, кружевной оборкой тесно облегали ее соблазнительную, округлую попку.
Наши девочки таких не носили.
Мишка первым заметил мою хитрость и тут же повторил ее, когда Лариса, так мы сразу стали называть между собой нашу новую немку, шла по его ряду.
Другие пацаны не заставили себя ждать. Эпидемия длилась две недели. На пол падало все, что могло упасть. Нам, сидевшим во внешних рядах, дико завидовали те, кто сидел во внутреннем ряду. По нему, в силу его узости, Лариса почти не ходила. Она засекла нас через две недели. Наш Валек, неуклюжий боров, не смог быстро подняться и, когда она повернулась назад, то он, упершись рукой в пол, все еще увлеченно рассматривал открывшиеся прелести. Он, козел, даже глаз не успел отвести. Лицо Ларисы вспыхнуло.
Она ничего не сказала, а лишь села за стол. Губы ее дрожали.
По рядам она больше не ходила. Только у доски. И нам стало стыдно.
С другой стороны, если вдуматься, в чем наше вина? Взять, к примеру, не наш конкретный случай, а так, в общем. Что мы видим? Мы видим перед собой особей женского пола, одевающихся так, что уже сама их одежда скроена и сшита таким образом, что уже априори предполагается, что в вырез блузки можно заглянуть, что короткую юбку может задрать ветер, он, кстати, при этом будет шалун, а не хулиган, как, к примеру, я, если вдруг совершу то же самое.
Итак, женская одежда специально сконструирована так, чтобы дать сигнал, намек, ку-ку, догадайтесь, что за этими складками, рюшами и тому подобное.
Задача создать тайну и побудить ее раскрыть - вот суть женской одежды.
Так в чем наша вина? В том, что грубо и неуклюже мы, по щенячьи, пытались решить для себя эту проблему? Нет тут нашей вины. Недостаток воспитания есть.
А вины нет.
Через три недели после начала занятий я, возвращаясь из кино, увидел Мишку и Наташку, идущих впереди меня по улице. В классе шептались о том, что Лидка получила от Мишки отлуп, и что он теперь охмуряет Наташу. Новость эта меня сильно огорчила, мне нравилась Наташа, не хотелось, чтобы она стала очередной жертвой Мишкиной охоты на девушек.
Не знаю, что меня толкнуло. Это было что-то из той же истории про Зину и физрука. Я действовал, как зверь на охоте. Я рванул в боковую улочку, затем дал бурный старт по параллельной, потом назад в боковую, только теперь уже впереди них. Еще немного вперед, и вот Наташин дом. Что-что, а бегал я лучше всех в школе. Я раздумывал лишь секунду. Затем заскочил в подъезд, где жила Наташа и спустился вниз по лестнице. Я оказался в темном полуподвале, слева и справа были какие-то двери, я потрогал их, они были заперты. Я посмотрел вверх, почти весь пролет, ведущий на второй этаж, был мне отлично виден.
Освещен он был плохо, но все равно - видно было все. Я же стоял в кромешной тьме полуподвала и не мог быть заметен сверху. И я затаился, как охотник, ожидающий добычу.
Первой прошла тетка с маленькой девочкой. Потом дед, который остановившись на лестнице, громко пукнул, попросил прощения у господа, затем продолжил восхождение. Парень провел собаку, та учуяла меня и стала лаять, но парень, видимо, трухнул идти вниз и быстро потащил псину вверх.
Неужели они куда-то повернули? Прошло уже почти полчаса.
Наконец, я услышал. Это были они.
Они зашли в подъезд и остановились. Мишка сразу обнял ее. Затем толкнул в более темную часть, туда, к почтовым ящикам. Он не мог, конечно, знать, что я это предусмотрел, я стоял так, что именно эта, наиболее темная часть подъезда, была видна мне лучше всего. Он прижал ее к стене и поцеловал, рукой он стал по-хозяйски гладить ее ноги, он сминал кверху ее черную юбку, я видел белые, стройные девичьи ноги, Мишка молча продолжал свою вахту, он задрал ее юбку так, что стали видны светлые трусики. Его руки не знали отдыха. Учись, шепнул я себе. Он же, продолжая целовать ее взасос, передвинул ладонь на внутреннюю сторону ее бедра, так, что его рука оказалась у нее между ног. Наташа охнула, согнулась, сопротивляясь его дерзкому движению, но он резко потянул ее на себя той рукой, которой обнимал за спину, и я увидел, как он нажал коленом и вставил свою ногу между ее ног и таким образом раздвинул их.
Наташа вяло отталкивала его, она попыталась упереться руками ему в грудь, и вдруг он, прервав поцелуй, сердито сказал: "Стой нормально".
Бог мой, если бы у меня была любимая девушка, я бы в жизни ей так не сказал.
"Стой нормально" - лошадь она, что ли?
- Кто-нибудь увидит, - прошептала она, жарко дыша.
- Никто не увидит, уже поздно, - ответил он и снова впился в ее губы.
Он согнул ногу в колене, так что она как бы сидела на его бедре, он снова полностью задрал ей юбку, и скользнул рукой туда вниз, она дернулась, но не смогла освободиться, и он стал двигать рукой.
Сердце мое словно остановилось. Так когда-то я ласкал Танечку.
Только, может, не так дерзко и грубо.
- Тебе хорошо? - услышал я его голос и словно очнулся.
Я посмотрел наверх. Он ритмично двигал рукой. Его ладонь была в ее трусиках. Второй рукой он держал девушку сзади, пониже спины и двигал ее тело вперед- назад по своему бедру. Самое жуткое для меня прозвучало через секунду.
- Хорошо, - еле слышно простонала она.
И вдруг они разжали объятие, и она стала судорожно поправлять одежду.
Он прикрывал ее своим телом. Я понял, что кто-то идет. И действительно, в подъезд зашел человек. Это был не кто-то. Это был Наташин отец. Он был одет по форме, мы все его побаивались, он работал в милиции и был какой-то шишкой.
Он замер, он понял, кто это жмется у почтовых ящиков.
- Сейчас же домой, - тихо сказал он и быстро поднялся вверх по лестнице.
- Дурак, я же говорила тебе, - она чуть не плакала.
- Да что тут такого, - пробубнил Мишка.
- Он меня теперь никуда не отпустит, - она приводила в порядок свою юбку.
- Ты же говорила, что он у тебя хороший.
- Хороший, но не настолько, - голос ее дрожал, - все я побежала.
- Пока, ну, постой секунду, - он чмокнул ее в щеку.
- Все, все, - она вырвала свою руку и застучала каблучками по ступенькам.
Мишка постоял минуту, затем достал пачку и закурил. Странно, прежде он не курил, подумал я. Затем он быстро вышел из подъезда. Подождав для гарантии минут пять, я вылез из своего убежища и направился домой. Что я видел? Конечно, это был детский лепет, по сравнению с Зиной и физруком, но это были мои одноклассники, эта девочка мне нравилась, я был в нее почти влюблен, и в этом свете увиденное приобретало особую горечь и остроту.
Как-то так получилось, что на следующий день после уроков мы с Мишкой пошли домой вместе. Говорили про новых учителей, про новую девочку, которая села за одну парту с Димкой.
- А как прошло твое лагерное лето? - спросил он.
- Да вот, чуть не расколол одну великовозрастную пионерку, - ответил я.
- Ну, расскажи, не жадничай.
- Да только погулял по бережку, нырнуть духу не хватило. Вот смешной случай - был. Рассказать?
- Валяй!
- Пошел я к зубнику поставить пломбу. Пришел. Сижу в очереди. А напротив меня сидит девушка. Лет пятнадцать. Незнакомая. Красивая. Ресницы во! И глазки полуприкрыты. Но главное не в этом. Платье на ней такое короткое, что видно все. Она ножки стиснула, а все равно видно. Фигурка - класс. Я сижу и смотрю на нее. Но ее ножки. Вижу место, где они срастаются. Думаю, почему я должен отводить взгляд? Она, когда одевала это платье, знала, что оно у нее такое короткое? Знала. Знала, что на нее будут смотреть? Знала. Так вот, я и буду смотреть! Сижу и смотрю. Вижу все. И цвет ее основного вымпела, и холмик, и щелку угадываю. И одно дикое желание распирает меня. Подойти, взять ее под коленки и аккуратно раздвинуть ей ноги. И ничего больше. Раздвинуть и все! И еще. Смотрю на ее полуприкрытые глазки, на длинные ресницы и думаю: телка. Вот, телка, и все. В лучшем смысле этого слова. И что ты думаешь? Открывается дверь, выходит медсестра, держит в руке карточку и говорит: "Коровка, заходите". Девушка встает и заходит в кабинет. Оказывается, Коровка - это ее фамилия.
- Ха-ха-ха! Ты думал, что она телка, а она - коровка! Ха-ха-ха!
- Да! Ты представляешь?
- Нарочно не придумаешь! Ну и что дальше?
- Ничего. Разошлись, как в море корабли. Ты-то как?
- Я? Лидочку в начале лета обслуживал, потом появилась новая весна, основное внимание ей.
- А как же Лидка?
- Перевел в запас. Слушай, а у меня была история. Ездил я на неделю к тетке. В Одессу. Так вот, еду я в автобусе с одесского толчка домой, к тетке. Автобус забит. Яблоку некуда падать. А мне удалось захватить сидячее место. Ближе к проходу. Еду, никому место не уступаю. Качает нас, как на море, и тут я понимаю, что своим локтем давлю в бедро девушки, которая стоит рядом. Давлю и давлю. И вдруг она слегка меняет положение, и теперь я давлю ей уже не в бедро, а, извините, прямо в интимное место. Ладно, едем дальше, дорога дальняя. Я локоток-то не убираю, зачем, она, как я полагал, могла бы сама отодвинуться. Для контроля я беру и немного отодвигаю локоть к себе, я мог бы совсем его убрать, но я отодвигаю немного, вроде случайно. И что ты думаешь? Она тут же придвигается ближе и прижимается к моему локтю тем же местом. Ну, уж тут я иду навстречу и выдвигаю локоток настолько, насколько позволяет приличие, так, чтобы при случае никто не сказал, эй, молодой человек, у вас рука торчит в сторону, как сломанная, может вам нужен гипс? Теперь я начинаю соображать, что, увы, ничего другого, кроме локтя я предложить ей не могу. Не полезу же ей под юбку при всем честном народе. А локоть, это слабо, конечно, но, может и сойдет, тем более, что ей это, похоже, нравится. Как я жалел, что я не осьминог, у них, я читал, половой орган самца отделяется от его тела и сам плывет за самкой. Представляешь, какой был бы кайф, если и бы мы могли так? Идешь по улице, навстречу классная деваха, а ты ей - раз и послал привет по юбку. А то - локоть. Это даже не палец.
- А если деваха не хочет?
- Ха! Что значит "не хочет"? Посмотри, как разумно устроена природа, в ней все подчинено инстинкту продолжения рода. Вот говорят, что мужик и баба равны, да? Ничего подобного. Смотри, предположим, девка хочет от парня ребенка, а он не хочет. У него на нее не стоит. Он - Железный Феликс.
- Как может не стоять у Железного Феликса?
- Не перебивай, ты думаешь, что он Железный, потому что у него стоит день и ночь? Нет, он принципиален и тверд, а потому Железный. Словом, он ее не хочет. Может она поиметь от него ребенка? Ни за что. А если он хочет ее, а она его - нет, то что? Природа на его стороне. Он элементарно ее отоварит.
- Изнасилует, что ли?
- Я не о том. У него есть возможность, а у нее нет. Природа на стороне мужика.
- Зато женщину она наделила красотой, умением обольщать, так что если она, как ты говоришь, "захочет", то запросто вскружит мужчине голову.
- Это совсем другое, если она его обольстит, то они уже оба, как говорится, хотят, это не одно и тоже. Как ты меня не поймешь. Если у него не стоит на нее, то у нее шансов нет, если наоборот, то шансы есть. Вот я о чем.
- Мы тебе в комсомольской характеристике так и запишем "склонен к демагогии". Кстати, ты отвлекся, что там дальше с твоим локтем?
- Игорь, ты не философ! Про локоть? Ну, осваиваю я свой новый, упрощенный половой орган. Тихонько так, к ней, от нее, к ней, от нее, вверх-вниз, вверх-вниз. Все мои инстинкты сосредоточились в этом, казалось бы, мало- чувствительном участке тела. Решаюсь, наконец, бросить страстный взгляд на мою автобусную подружку. Поднимаю морду, чтобы вроде понять, где это мы едем и вижу русую девушку, лет шестнадцать, не больше, мордочка смазливая, только полненькая чуть-чуть. Ой, как хорошо! С новыми силами осваиваю эту незнакомую мне любовную игру. Явственно чувствую ее крутой лобок, понимаешь, я так остро постиг ее ощущения, я сопереживал ей, я боялся только одного, что она начнет кончать прямо в автобусе. И вдруг остановка, масса народу вываливается, становится посвободнее, и какая-то женщина впереди говорит: "Вероника, иди сюда, здесь есть место". И что ты думаешь? "Мне здесь хорошо, мамочка", отвечает моя Вероника. Ты слышишь, ей хорошо! Большими буквами "хорошо". Ей хорошо от того, что я ей делаю! Она даже к маме идти не хочет. Нет, ты понял?
- Ну и чем же у вас все закончилось?
- Ничем! Они вышли на своей остановке, а я поехал дальше. Но как она на меня взглянула на прощанье, я чуть не выскочил в окно и не побежал следом.
- Ну и побежал бы. Может, судьба твоя.
- Похоть в чистом виде. Скорее всего ее держат в черном теле, никуда не пускают, ни в кино, ни на танцы, тело же просит своего, она тоскует и готова бросится на кого попало, только чтобы снять напряжение.
- Ну ты бы и снял. Записал бы себе еще одну девственницу.
- Не скажи. Раскалывать ее, наверняка, пришлось бы долго. Хотя, кто знает?
- Ну, а кто у тебя сейчас?
- Ты не сердись, не скажу. Уж больно результат близок, а я слегка суеверен.
- Дело твое, но она хоть красивая?
- Да, конфетка.
- И насколько близок итоговый заезд?
- Я действую по принципу "что посмеешь, то и пожмешь", так что день салюта точно определить невозможно.
- А я ее знаю?
- Не дави на меня. Вот вскроем раковинку, тогда и поговорим.
- Что-то ты все на целках специализируешься.
- Кто-то же должен и целину пахать, - он рассмеялся.
Как мне хотелось дать ему по морде. Кто бы знал. Так, по-дружески.
Дать и все.
А там хоть не рассветай.
Но я не дал. Я промолчал. Я козел.
Как слышится, так и пишется.

Остальные рассказы Олега Болтогаева Вы можете найти здесь.