Борис васильев в списках не значился жанр. В списках не значился читать онлайн

В списках не значился

Борис Львович Васильев

День Победы. Классика военной литературы

Борис Васильев (1924–2013) ушел на фронт в 17 лет, как и тысячи других юношей и девушек, обивавших в тот год пороги военкоматов. И Борис Львович написал именно о них, тех, кто сражался с ним плечом к плечу, таких же юных, как он сам. Главный герой романа Николай Плужников, как и автор, совсем молод в начале войны. Как и автор, он стремительно взрослеет – теряя товарищей, поливая кровью родную землю. И по воле автора уходит в бессмертие. Читатели подтвердили – Николай Плужников шагнул в бессмертие. Величественный и драматический, роман стал классикой отечественной литературы.

Борис Васильев

В списках не значился

© Васильев Б. Л., наследники, 2015

Часть первая

За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказа о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.

После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерка из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.

Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый «ТТ». Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот – самый прекрасный из всех вечеров – начался и закончился торжественно и красиво.

Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».

Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…» – но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:

– Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант.

На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.

– Я хрущу, – не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.

Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.

– Хрусти себе на здоровье, – сказал друг. – Только, знаешь, не перед Зойкой: она – дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.

Но Коля слушал вполуха, потому что изучал хруст. И хруст этот очень ему нравился.

На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.

А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:

– Лейтенанта Плужникова к комиссару!..

Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.

– Я не курю, – сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.

– Молодец, – сказал комиссар. – А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.

И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь:

– Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. – Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. – Все это мы знаем и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это – не приказ, это – просьба, учтите, Плужников. Приказывать вам мы уже права не имеем…

– Я слушаю, товарищ полковой комиссар. – Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведке, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!»

– Наше училище расширяется, – сказал комиссар. – Обстановка сложная, в Европе – война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…

И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.

Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.

В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.

Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:

– Командир…

И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…

– Здравствуйте, товарищ

Страница 2 из 15

лейтенант.

Это было на третий вечер: носом к носу – Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.

– Что-то вас нигде не видно, товарищ лейтенант. И в библиотеку вы больше не приходите…

– Работа.

– Вы при училище оставлены?

– У меня особое задание, – туманно сказал Коля.

Они почему-то уже шли рядом и совсем не в ту сторону.

Зоя говорила и говорила, беспрерывно смеясь; он не улавливал смысла, удивляясь, что так покорно идет не в ту сторону. Потом он с беспокойством подумал, не утратило ли его обмундирование романтичного похрустывания, повел плечом, и портупея тотчас же ответила тугим благородным скрипом…

– …Жутко смешно! Мы так смеялись, так смеялись. Да вы не слушаете, товарищ лейтенант.

– Нет, я слушаю. Вы смеялись.

Она остановилась: в темноте вновь блеснули ее зубы. И он уже не видел ничего, кроме этой улыбки.

– Я ведь нравилась вам, да? Ну, скажите, Коля, нравилась?..

– Нет, – шепотом ответил он. – Просто… Не знаю. Вы ведь замужем.

– Замужем?.. – Она шумно засмеялась. – Замужем, да? Вам сказали? Ну и что же, что замужем? Я случайно вышла за него, это была ошибка…

Каким-то образом он взял ее за плечи. А может быть, и не брал, а она сама так ловко повела ими, что его руки оказались вдруг на ее плечах.

– Между прочим, он уехал, – деловито сказала она. – Если пройти по этой аллейке до забора, а потом вдоль забора до нашего дома, так никто и не заметит. Вы хотите чаю, Коля, правда?

Он уже хотел чаю, но тут темное пятно двинулось на них из аллейного сумрака, наплыло и сказало:

– Извините.

– Товарищ полковой комиссар! – отчаянно крикнул Коля, бросившись за шагнувшей в сторону фигурой. – Товарищ полковой комиссар, я…

– Товарищ Плужников? Что же это вы девушку оставили? Ай, ай.

– Да, да, конечно. – Коля метнулся назад, сказал торопливо: – Зоя, извините. Дела. Служебные дела.

Что Коля бормотал комиссару, выбираясь из сиреневой аллеи на спокойный простор училищного плаца, он намертво забыл уже через час. Что-то насчет портяночного полотна нестандартной ширины или, кажется, стандартной ширины, но зато не совсем полотна… Комиссар слушал, слушал, а потом спросил:

– Это что же, подруга ваша была?

– Нет, нет, что вы! – испугался Коля. – Что вы, товарищ полковой комиссар, это же Зоя, из библиотеки. Я ей книгу не сдал, вот и…

И замолчал, чувствуя, что краснеет: он очень уважал добродушного пожилого комиссара и врать стеснялся. Впрочем, комиссар заговорил о другом, и Коля кое-как пришел в себя.

– Это хорошо, что документацию вы не запускаете: мелочи в нашей военной жизни играют огромную дисциплинирующую роль. Вот, скажем, гражданский человек иногда может себе кое-что позволить, а мы, кадровые командиры Красной армии, не можем. Не можем, допустим, пройтись с замужней женщиной, потому что мы на виду, мы обязаны всегда, каждую минуту быть для подчиненных образцом дисциплины. И очень хорошо, что вы это понимаете… Завтра, товарищ Плужников, в одиннадцать тридцать прошу прибыть ко мне. Поговорим о вашей дальнейшей службе, может быть, пройдем к генералу.

– Ну, значит, до завтра. – Комиссар подал руку, задержал, сказал тихо: – А книжку в библиотеку придется вернуть, Коля. Придется!..

Очень, конечно, получилось нехорошо, что пришлось обмануть товарища полкового комиссара, но Коля почему-то не слишком огорчился. В перспективе ожидалось возможное свидание с начальником училища, и вчерашний курсант ждал этого свидания с нетерпением, страхом и трепетом, словно девушка – встречи с первой любовью. Он встал задолго до подъема, надраил до самостоятельного свечения хрустящие сапоги, подшил свежий подворотничок и начистил все пуговицы. В комсоставской столовой – Коля чудовищно гордился, что кормится в этой столовой и лично расплачивается за еду, – он ничего не мог есть, а только выпил три порции компота из сухофруктов. И ровно в одиннадцать прибыл к комиссару.

– А, Плужников, здорово! – Перед дверью комиссарского кабинета сидел лейтенант Горобцов – бывший командир Колиного учебного взвода, – тоже начищенный, выутюженный и затянутый. – Как делишки? Закругляешься с портянками?

Плужников был человеком обстоятельным и поэтому поведал о своих делах все, втайне удивляясь, почему лейтенант Горобцов не интересуется, что он, Коля, тут делает. И закончил с намеком:

– Вчера товарищ полковой комиссар меня тоже о делах расспрашивал. И велел…

Лейтенант Величко тоже был командиром учебного взвода, но второго, и вечно спорил с лейтенантом Горобцовым по всем поводам. Коля ничего не понял из того, что сообщил ему Горобцов, но вежливо покивал. А когда раскрыл рот, чтобы попросить разъяснений, распахнулась дверь комиссарского кабинета и вышел сияющий и тоже очень парадный лейтенант Величко.

– Роту дали, – сказал он Горобцову. – Желаю того же!

Горобцов вскочил, привычно одернул гимнастерку, согнав одним движением все складки назад, и вошел в кабинет.

– Привет, Плужников, – сказал Величко и сел рядом. – Ну, как дела, в общем и целом? Все сдал и все принял?

– В общем, да. – Коля вновь обстоятельно рассказал о своих делах. Только ничего не успел намекнуть насчет комиссара, потому что нетерпеливый Величко перебил раньше:

– Коля, будут предлагать – просись ко мне. Я там несколько слов сказал, но ты, в общем и целом, просись.

– Куда проситься?

Тут в коридор вышли полковой комиссар и лейтенант Горобцов, и Величко с Колей вскочили. Коля начал было «по вашему приказанию…», но комиссар не дослушал:

– Идем, товарищ Плужников, генерал ждет. Вы свободны, товарищи командиры.

К начальнику училища они прошли не через приемную, где сидел дежурный, а через пустую комнату. В глубине этой комнаты была дверь, в которую комиссар вышел, оставив озабоченного Колю одного.

До сих пор Коля встречался с генералом, когда генерал вручал ему удостоверение и личное оружие, которое так приятно оттягивало бок. Была, правда, еще одна встреча, но Коля о ней вспоминать стеснялся, а генерал навсегда забыл.

Встреча эта состоялась два года назад, когда Коля – еще гражданский, но уже стриженный под машинку – вместе с другими стрижеными только-только прибыл с вокзала в училище. Прямо на плацу они сгрузили чемоданы, и усатый старшина (тот самый, которого они порывались отлупить после банкета) приказал всем идти в баню. Все и пошли – еще без строя, гуртом, громко разговаривая и смеясь, – а Коля замешкался, потому что натер ногу и сидел босиком. Пока он напяливал ботинки, все уже скрылись за углом. Коля вскочил, хотел было кинуться следом, но тут его вдруг окликнули:

– Куда же вы, молодой человек?

Сухонький, небольшого роста генерал сердито смотрел на него.

– Здесь армия, и приказы в ней исполняются беспрекословно. Вам приказано охранять имущество, вот и охраняйте, пока не придет смена или не отменят

Страница 3 из 15

Приказа Коле никто не давал, но Коля уже не сомневался, что приказ этот как бы существовал сам собой. И поэтому, неумело вытянувшись и сдавленно крикнув: «Есть, товарищ генерал!» – остался при чемоданах.

А ребята, как на грех, куда-то провалились. Потом выяснилось, что после бани они получили курсантское обмундирование, и старшина повел их в портняжную мастерскую, чтобы каждый подогнал одежду по фигуре. Все это заняло уйму времени, а Коля покорно стоял возле никому не нужных вещей. Стоял и чрезвычайно гордился этим, словно охранял склад с боеприпасами. И никто на него не обращал внимания, пока за вещами не пришли двое хмурых курсантов, получивших внеочередные наряды за вчерашнюю самоволку.

– Не пущу! – закричал Коля. – Не смейте приближаться!..

– Чего? – довольно грубо поинтересовался один из штрафников. – Вот сейчас дам по шее…

– Назад! – воодушевленно заорал Плужников. – Я – часовой! Я приказываю!..

Оружия у него, естественно, не было, но он так вопил, что курсанты на всякий случай решили не связываться. Пошли за старшим по наряду, но Коля и ему не подчинился и потребовал либо смены, либо отмены. А поскольку никакой смены не было и быть не могло, то стали выяснять, кто назначил его на этот пост. Однако Коля в разговоры вступать отказался и шумел до тех пор, пока не явился дежурный по училищу. Красная повязка подействовала, но, сдав пост, Коля не знал, куда идти и что делать. И дежурный тоже не знал, а когда разобрались, баня уже закрылась, и Коле пришлось еще сутки прожить штатским человеком, но зато навлечь на себя мстительный гнев старшины…

И вот сегодня предстояло в третий раз встретиться с генералом. Коля желал этого и отчаянно трусил, потому что верил в таинственные слухи об участии генерала в испанских событиях. А поверив, не мог не бояться глаз, совсем еще недавно видевших настоящих фашистов и настоящие бои.

Наконец-то приоткрылась дверь, и комиссар поманил его пальцем. Коля поспешно одернул гимнастерку, облизнул пересохшие вдруг губы и шагнул за глухие портьеры.

Вход был напротив официального, и Коля оказался за сутулой генеральской спиной. Это несколько смутило его, и доклад он прокричал не столь отчетливо, как надеялся. Генерал выслушал и указал на стул перед столом. Коля сел, положив руки на колени и неестественно выпрямившись. Генерал внимательно поглядел на него, надел очки (Коля чрезвычайно расстроился, увидев эти очки…) и стал читать какие-то листки, подшитые в красную папку: Коля еще не знал, что именно так выглядит его, лейтенанта Плужникова, личное дело.

– Все пятерки – и одна тройка? – удивился генерал. – Отчего же тройка?

– Тройка по матобеспечению, – сказал Коля, густо, как девушка, покраснев. – Я пересдам, товарищ генерал.

– Нет, товарищ лейтенант, поздно уже, – усмехнулся генерал.

– Отличные характеристики со стороны комсомола и со стороны товарищей, – негромко сказал комиссар.

– Угу, – подтвердил генерал, снова погружаясь в чтение.

Комиссар отошел к открытому окну, закурил и улыбнулся Коле, как старому знакомому. Коля в ответ вежливо шевельнул губами и вновь напряженно уставился в генеральскую переносицу.

– А вы, оказывается, отлично стреляете? – спросил генерал. – Призовой, можно сказать, стрелок.

– Честь училища защищал, – подтвердил комиссар.

– Прекрасно! – Генерал закрыл красную папку, отодвинул ее и снял очки. – У нас есть к вам предложение, товарищ лейтенант.

Коля с готовностью подался вперед, не проронив ни слова. После должности уполномоченного по портянкам он уже не надеялся на разведку.

– Мы предлагаем вам остаться при училище командиром учебного взвода, – сказал генерал. – Должность ответственная. Вы какого года?

– Я родился двенадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать второго года! – отбарабанил Коля.

Он сказал машинально, потому что лихорадочно соображал, как поступить. Конечно, предлагаемая должность была для вчерашнего выпускника чрезвычайно почетной, но Коля не мог вот так, вдруг, вскочить и заорать: «С удовольствием, товарищ генерал!» Не мог потому, что командир – он был твердо убежден в этом – становится настоящим командиром, только послужив в войсках, похлебав с бойцами из одного котелка, научившись командовать ими. А он хотел стать таким командиром и поэтому пошел в общевойсковое училище, когда все бредили авиацией или на крайний случай танками.

– Через три года вы будете иметь право поступать в академию, – продолжал генерал. – А судя по всему, вам следует учиться дальше.

– Мы даже предоставим вам право выбора, – улыбнулся комиссар. – Ну, в чью роту хочешь: к Горобцову или к Величко?

– Горобцов ему, наверно, надоел, – усмехнулся генерал.

Коля хотел сказать, что Горобцов совсем ему не надоел, что он отличный командир, но все это ни к чему, потому что он, Николай Плужников, оставаться в училище не собирается. Ему нужна часть, бойцы, потная лямка взводного – все то, что называется коротким словом «служба». Так он хотел сказать, но слова запутались в голове, и Коля вдруг опять начал краснеть.

– Можете закурить, товарищ лейтенант, – сказал генерал, пряча улыбку. – Покурите, обдумайте предложение…

– Не выйдет, – вздохнул полковой комиссар. – Не курит он, вот незадача.

– Не курю, – подтвердил Коля и осторожно прокашлялся. – Товарищ генерал, разрешите?

– Слушаю, слушаю.

– Товарищ генерал, я благодарю вас, конечно, и большое спасибо за доверие. Я понимаю, что это – большая честь для меня, но все-таки разрешите отказаться, товарищ генерал.

– Почему? – Полковой комиссар нахмурился, шагнул от окна. – Что за новости, Плужников?

Генерал молча смотрел на него. Смотрел с явным интересом, и Коля приободрился:

– Я считаю, что каждый командир должен сначала послужить в войсках, товарищ генерал. Так нам говорили в училище, и сам товарищ полковой комиссар на торжественном вечере тоже говорил, что только в войсковой части можно стать настоящим командиром.

Комиссар растерянно кашлянул и вернулся к окну. Генерал по-прежнему смотрел на Колю.

– И поэтому большое вам, конечно, спасибо, товарищ генерал, – поэтому я очень вас прошу: пожалуйста, направьте меня в часть. В любую часть и на любую должность.

Коля замолчал, и в кабинете возникла пауза. Однако ни генерал, ни комиссар не замечали ее, но Коля чувствовал, как она тянется, и очень смущался.

– Я, конечно, понимаю, товарищ генерал, что…

– А ведь он молодчага, комиссар, – вдруг весело сказал начальник. – Молодчага ты, лейтенант, ей-богу, молодчага!

А комиссар неожиданно рассмеялся и крепко хлопнул Колю по плечу:

– Спасибо за память, Плужников!

И все трое заулыбались так, будто нашли выход из не очень удобного положения.

– Значит, в часть?

– В часть, товарищ генерал.

– Не передумаешь? – Начальник вдруг перешел на «ты» и обращения этого уже не менял.

– И все равно, куда пошлют? – спросил комиссар. – А как же мать, сестренка?.. Отца у него нет, товарищ генерал.

– Знаю. – Генерал спрятал улыбку, смотрел серьезно, барабанил пальцами по красной папке. – Особый Западный устроит, лейтенант?

Страница 4 из 15

зарозовел: о службе в Особых округах мечтали как о немыслимой удаче.

– Командиром взвода согласен?

– Товарищ генерал!.. – Коля вскочил и сразу сел, вспомнив о дисциплине. – Большое, большое спасибо, товарищ генерал!..

– Но с одним условием, – очень серьезно сказал генерал. – Даю тебе, лейтенант, год войсковой практики. А ровно через год я тебя назад затребую, в училище, на должность командира учебного взвода. Согласен?

– Согласен, товарищ генерал. Если прикажете…

– Прикажем, прикажем! – засмеялся комиссар. – Нам такие некурящие страсть как нужны.

– Только есть тут одна неприятность, лейтенант: отпуска у тебя не получается. Максимум в воскресенье ты должен быть в части.

– Да, не придется тебе у мамы в Москве погостить, – улыбнулся комиссар. – Она где там живет?

– На Остоженке… То есть теперь это называется Метростроевская.

– На Остоженке… – вздохнул генерал и, встав, протянул Коле руку: – Ну, счастливо служить, лейтенант. Через год жду, запомни!

– Спасибо, товарищ генерал. До свидания! – прокричал Коля и строевым шагом вышел из кабинета.

В те времена с билетами на поезда было сложно, но комиссар, провожая Колю через таинственную комнату, пообещал билет этот раздобыть. Весь день Коля сдавал дела, бегал с обходным листком, получал в строевом отделении документы. Там его ждала еще одна приятная неожиданность: начальник училища приказом объявлял ему благодарность за выполнение особого задания. А вечером дежурный вручил билет, и Коля Плужников, аккуратно распрощавшись со всеми, отбыл к месту новой службы через город Москву, имея в запасе три дня: до воскресенья…

В Москву поезд прибывал утром. До Кропоткинской Коля доехал на метро – самом красивом метро в мире; он всегда помнил об этом и испытывал невероятное чувство гордости, спускаясь под землю. На станции «Дворец Советов» он вышел; напротив поднимался глухой забор, за которым что-то стучало, шипело и грохало. И на этот забор Коля тоже смотрел с огромной гордостью, потому что за ним закладывался фундамент самого высокого здания в мире: Дворца Советов с гигантской статуей Ленина наверху.

Возле дома, откуда он два года назад ушел в училище, Коля остановился. Дом этот – самый обыкновенный многоквартирный московский дом со сводчатыми воротами, глухим двором и множеством кошек, – дом этот был совсем по-особому дорог ему. Здесь он знал каждую лестницу, каждый угол и каждый кирпич в каждом углу. Это был его дом, и если понятие «Родина» ощущалось как нечто грандиозное, то дом был попросту самым родным местом на всей земле.

Коля стоял возле дома, улыбался и думал, что там, во дворе, на солнечной стороне, наверняка сидит Матвеевна, вяжет бесконечный чулок и заговаривает со всеми, кто проходит мимо. Он представил, как она остановит его и спросит, куда он идет, чей он и откуда. Он почему-то был уверен, что Матвеевна ни за что его не узнает, и заранее радовался.

И тут из ворот вышли две девушки. На той, которая была чуть повыше, платье было с короткими рукавчиками, но вся разница между девушками на этом и кончалась: они носили одинаковые прически, одинаковые белые носочки и белые прорезиненные туфли. Маленькая мельком глянула на затянутого до невозможности лейтенанта с чемоданом, свернула вслед за подругой, но вдруг замедлила шаг и еще раз оглянулась.

– Вера? – шепотом спросил Коля. – Верка, чертенок, это ты?..

Визг был слышен у Манежа. Сестра с разбегу бросилась на шею, как в детстве, подогнув колени, и он едва устоял: она стала довольно-таки тяжеленькой, эта его сестренка…

– Коля! Колечка! Колька!..

– Какая же ты большая стала, Вера.

– Шестнадцать лет! – с гордостью сказала она. – А ты думал, ты один растешь, да? Ой, да ты уже лейтенант! Валюшка, поздравь товарища лейтенанта.

Высокая, улыбаясь, шагнула навстречу:

– Здравствуй, Коля.

Он уткнулся взглядом в обтянутую ситцем грудь. Он отлично помнил двух худющих девчонок, голенастых, как кузнечики. И поспешно отвел глаза:

– Ну, девочки, вас не узнать…

– Ой, нам в школу! – вздохнула Вера. – Сегодня последнее комсомольское, и не пойти просто невозможно.

– Вечером встретимся, – сказала Валя.

Она беззастенчиво разглядывала его удивительно спокойными глазами. От этого Коля смущался и сердился, потому что был старше и по всем законам смущаться должны были девчонки.

– Вечером я уезжаю.

– Куда? – удивилась Вера.

– К новому месту службы, – не без важности сказал он. – Я тут проездом.

– Значит, в обед. – Валя опять поймала его взгляд и улыбнулась. – Я патефон принесу.

– Знаешь, какие у Валюшки пластиночки? Польские, закачаешься!.. Вшистко мни едно, вшистко мни едно… – пропела Вера. – Ну, мы побежали.

– Мама дома?

Они действительно побежали – налево, к школе: он сам бегал этим путем десять лет. Коля глядел вслед, смотрел, как взлетают волосы, как бьются платья и загорелые икры, и хотел, чтобы девочки оглянулись. И подумал: «Если оглянутся, то…» Он не успел загадать, что тогда будет: высокая вдруг повернулась к нему. Он махнул в ответ и сразу же нагнулся за чемоданом, почувствовав, что начинает краснеть.

«Вот ужас-то, – подумал он с удовольствием. – Ну, чего, спрашивается, мне краснеть?..»

Он прошел темный коридор ворот и посмотрел налево, на солнечную сторону двора, но Матвеевны там не было. Это неприятно удивило его, но тут Коля оказался перед собственным подъездом и на одном дыхании влетел на пятый этаж.

Мама совсем не изменилась, и даже халат на ней был тот же, в горошек. Увидев его, она вдруг заплакала:

– Боже, как ты похож на отца!..

Отца Коля помнил смутно: в двадцать шестом тот уехал в Среднюю Азию и – не вернулся. Маму вызывали в Главное политуправление и там рассказали, что комиссар Плужников был убит в схватке с басмачами у кишлака Коз-Кудук.

Мама кормила его завтраком и беспрерывно говорила. Коля поддакивал, но слушал рассеянно: он все время думал об этой вдруг выросшей Вальке из сорок девятой квартиры и очень хотел, чтобы мама заговорила о ней. Но маму интересовали другие вопросы:

– …А я им говорю: «Боже мой, боже мой, неужели дети должны целый день слушать это громкое радио? У них ведь маленькие уши, и вообще это непедагогично». Мне, конечно, отказали, потому что наряд уже был подписан, и поставили громкоговоритель. Но я пошла в райком и все объяснила…

Мама заведовала детским садом и постоянно пребывала в каких-то странных хлопотах. За два года Коля порядком отвык от всего и теперь бы слушал с удовольствием, но в голове все время вертелась эта Валя-Валентина…

– Да, мама, я Верочку у ворот встретил, – невпопад сказал он, прерывая мать на самом волнующем месте. – Она с этой была… Ну, как ее?.. С Валей…

– Да, они в школу пошли. Хочешь еще кофе?

– Нет, мам, спасибо. – Коля прошелся по комнате, поскрипел в свое удовольствие…

Мама опять начала вспоминать что-то детсадовское, но он перебил:

– А что, Валя эта все еще учится, да?

– Да ты что, Колюша, Вали не помнишь? Она же не вылезала от нас. – Мама вдруг рассмеялась. – Верочка говорила, что Валюша была в тебя влюблена.

– Глупости это! – сердито закричал Коля. –

Страница 5 из 15

Глупости!..

– Конечно, глупости, – неожиданно легко согласилась мама. – Тогда она еще девчонкой была, а теперь – настоящая красавица. Наша Верочка тоже хороша, но Валя – просто красавица.

– Ну уж и красавица, – ворчливо сказал он, с трудом скрывая вдруг охватившую его радость. – Обыкновенная девчонка, каких тысячи в нашей стране… Лучше скажи, как Матвеевна себя чувствует? Я вхожу во двор…

– Умерла наша Матвеевна, – вздохнула мама.

– Как так умерла? – не понял он.

– Люди умирают, Коля, – опять вздохнула мама. – Ты счастливый, ты можешь еще не думать об этом.

И Коля подумал, что он и вправду счастливый, раз встретил возле ворот такую удивительную девушку, а из разговора выяснил, что девушка эта была в него влюблена…

После завтрака Коля отправился на Белорусский вокзал. Нужный ему поезд отходил в семь вечера, что было совершенно невозможно. Коля походил по вокзалу, повздыхал и не очень решительно постучался к дежурному помощнику военного коменданта.

– Попозже? – Дежурный помощник тоже был молод и несолидно подмигивал: – Что, лейтенант, сердечные дела?

– Нет, – опустив голову, сказал Коля. – Мама у меня больна, оказывается. Очень… – Тут он испугался, что может накликать действительно болезнь, и поспешно поправился: – Нет, не очень, не очень…

– Понятно, – опять подмигнул дежурный. – Сейчас поглядим насчет мамы.

Он полистал книгу, потом стал звонить по телефонам, разговаривая вроде бы по другим поводам. Коля терпеливо ждал, рассматривая плакаты о перевозках. Наконец дежурный положил последнюю трубку:

– С пересадкой согласен? Отправление в три минуты первого, поезд Москва – Минск. В Минске – пересадка.

– Согласен, – сказал Коля. – Большое вам спасибо, товарищ старший лейтенант.

Получив билет, он тут же на улице Горького зашел в гастроном и, хмурясь, долго разглядывал вина. Наконец купил шампанского, потому что пил его на выпускном банкете, вишневой наливки, потому что такую наливку делала мама, и мадеру, потому что читал о ней в романе про аристократов.

– Ты сошел с ума! – сердито сказала мама. – Это что же: на каждого по бутылке?

– А!.. – Коля беспечно махнул рукой. – Гулять так гулять!

Встреча удалась на славу. Началась она с торжественного обеда, ради которого мама одолжила у соседей еще одну керосинку. Вера вертелась на кухне, но часто врывалась с очередным вопросом:

– А из пулемета ты стрелял?

– Стрелял.

– Из «максима»?

– Из «максима». И из других систем тоже.

– Вот здорово!.. – восхищенно ахала Вера.

Коля озабоченно ходил по комнате. Он подшил свежий подворотничок, надраил сапоги и теперь хрустел всеми ремнями. От волнения он совсем не хотел есть, а Валя все не шла и не шла.

– А комнату тебе дадут?

– Дадут, дадут.

– Отдельную?

– Конечно. – Он смотрел на Верочку снисходительно. – Я ведь строевой командир.

– Мы к тебе приедем, – таинственно зашептала она. – Маму отправим с детским садом на дачу и приедем к тебе…

– Кто это «мы»?

Он все понял, и сердце словно колыхнулось.

– Так кто же такие – «мы»?

– Неужели не понимаешь? Ну «мы» – это мы: я и Валюшка.

Коля покашлял, чтобы спрятать некстати выползшую улыбку, и солидно сказал:

– Пропуск, вероятно, потребуется. Заранее напиши, чтобы с командованием договориться…

– Ой, у меня картошка переварилась!..

Крутнулась на каблуке, раздула куполом платье, хлопнула дверью. Коля только покровительственно усмехнулся. А когда закрылась дверь, совершил вдруг немыслимый прыжок и в полном восторге захрустел ремнями: значит, они сегодня говорили о поездке, значит, уже планировали ее, значит, хотели встретиться с ним, значит… Но что должно было следовать за этим последним «значит», Коля не произносил даже про себя.

А потом пришла Валя. К несчастью, мама и Вера все еще возились с обедом, разговор начать было некому, и Коля холодел при мысли, что Валя имеет все основания немедленно отказаться от летней поездки.

– Ты никак не можешь задержаться в Москве?

Коля отрицательно покачал головой.

– Неужели так срочно?

Коля пожал плечами.

Коля осторожно кивнул, сначала, правда, подумав насчет секретности.

– Папа говорит, что Гитлер стягивает вокруг нас кольцо.

– У нас с Германией договор о ненападении, – хрипло сказал Коля, потому что кивать головой или пожимать плечами было уже невозможно. – Слухи о концентрации немецких войск у наших границ ни на чем не основаны и являются результатом происков англо-французских империалистов.

– Я читала газеты, – с легким неудовольствием сказала Валя. – А папа говорит, что положение очень серьезное.

Валин папа был ответработником, но Коля подозревал, что в душе он немножко паникер. И сказал:

– Надо опасаться провокаций.

– Но ведь фашизм – это же ужасно! Ты видел фильм «Профессор Мамлок»?

– Видел, там Олег Жаков играет. Фашизм – это, конечно, ужасно, а империализм, по-твоему, лучше?

– Как ты думаешь, будет война?

– Конечно, – уверенно сказал он. – Зря, что ли, открыли столько училищ с ускоренной программой? Но это будет быстрая война.

– Ты в этом уверен?

– Уверен. Во-первых, надо учесть пролетариат порабощенных фашизмом и империализмом стран. Во-вторых, пролетариат самой Германии, задавленный Гитлером. В-третьих, международную солидарность трудящихся всего мира. Но самое главное – это решающая мощь нашей Красной армии. На вражеской территории мы нанесем врагу сокрушительный удар.

– А Финляндия? – вдруг тихо спросила она.

– А что Финляндия? – Он с трудом скрыл неудовольствие: это все паникер папочка ее настраивает. – В Финляндии была глубоко эшелонированная линия обороны, которую наши войска взломали быстро и решительно. Не понимаю, какие тут могут быть сомнения.

– Если ты считаешь, что сомнений не может быть, значит, их просто нет, – улыбнулась Валя. – Хочешь посмотреть, какие пластинки мне привез папа из Белостока?

Пластинки у Вали были замечательные: польские фокстроты, «Черные глаза» и «Очи черные» и даже танго из «Петера» в исполнении самой Франчески Гааль.

– Говорят, она ослепла! – широко распахнув круглые глаза, говорила Верочка. – Вышла сниматься, посмотрела случайно в самый главный прожектор и сразу ослепла.

Валя скептически улыбнулась. Коля тоже сомневался в достоверности этой истории, но в нее почему-то очень хотелось верить.

К этому времени они уже выпили шампанское и наливку, а мадеру попробовали и забраковали: она оказалась несладкой, и было непонятно, как мог завтракать виконт де Пресси, макая в нее бисквиты.

– Киноартистом быть очень опасно, очень! – продолжала Вера. – Мало того, что они скачут на бешеных лошадях и прыгают с поездов, на них очень вредно действует свет. Исключительно вредно!

Верочка собирала фотографии артистов кино. А Коля опять сомневался и опять хотел во все верить. Голова у него слегка кружилась, рядом сидела Валя, и он никак не мог смахнуть с лица улыбку, хоть и подозревал, что она глуповата.

Валя тоже улыбалась: снисходительно, как взрослая. Она была всего на полгода старше Веры, но уже успела перешагнуть через ту

Страница 6 из 15

черту, за которой вчерашние девчонки превращаются в загадочно молчаливых девушек.

– Верочка хочет быть киноактрисой, – сказала мама.

– Ну и что? – с вызовом выкрикнула Вера и даже осторожно стукнула пухлым кулачком по столу. – Это запрещено, да? Наоборот, это прекрасно, и возле сельскохозяйственной выставки есть такой специальный институт…

– Ну хорошо, хорошо, – миролюбиво соглашалась мама. – Закончишь десятый класс на пятерки – иди куда хочешь. Было бы желание.

– И талант, – сказала Валя. – Знаешь, какие там экзамены? Выберут какого-нибудь поступающего десятиклассника и заставят тебя с ним целоваться.

– Ну и пусть! Пусть! – весело кричала красная от вина и споров Верочка. – Пусть заставляют! А я так им сыграю, так сыграю, что они все поверят, будто я влюблена. Вот!

– А я бы ни за что не стала целоваться без любви. – Валя всегда говорила негромко, но так, что ее слушали. – По-моему, это унизительно: целоваться без любви.

– У Чернышевского в «Что делать?»… – начал было Коля.

– Надо же различать! – закричала вдруг Верочка. – Надо же различать, где жизнь, а где – искусство.

– Я не про искусство, я про экзамены. Какое же там искусство?

– А смелость? – задиристо наступала Верочка. – Смелость разве не нужна артисту?

– Господи, какая уж тут смелость, – вздохнула мама и начала убирать со стола. – Девочки, помогите мне, а потом будем танцевать.

Все стали убирать, суетиться, и Коля остался один. Он отошел к окну и сел на диван: тот самый скрипучий диван, на котором спал всю школьную жизнь. Ему очень хотелось вместе со всеми убирать со стола: толкаться, хохотать, хвататься за одну и ту же вилку, но он подавил это желание, ибо куда важнее было невозмутимо сидеть на диване. К тому же из угла можно было незаметно наблюдать за Валей, ловить ее улыбки, взмахи ресниц, редкие взгляды. И он ловил их, а сердце стучало, как паровой молот возле станции метро «Дворец Советов».

В девятнадцать лет Коля ни разу не целовался. Он регулярно ходил в увольнения, смотрел кино, бывал в театре и ел мороженое, если оставались деньги. А вот танцевал плохо, танцплощадки не посещал и поэтому за два года учебы так ни с кем и не познакомился. Кроме библиотекарши Зои.

Но сегодня Коля был рад, что ни с кем не знакомился. То, что было причиной тайных мучений, обернулось вдруг иной стороной, и сейчас, сидя на диване, он уже точно знал, что не знакомился только потому, что на свете существовала Валя. Ради такой девушки стоило страдать, и страдания эти давали ему право гордо и прямо встречать ее осторожный взгляд. И Коля был очень доволен собой.

Потом они опять завели патефон, но уже не для того, чтобы слушать, а чтобы танцевать. И Коля, краснея и сбиваясь, танцевал с Валей, с Верочкой и опять с Валей.

– Вшистко мни едно, вшистко мни едно… – напевала Верочка, покорно танцуя со стулом.

Коля танцевал молча, потому что никак не мог найти подходящей темы для разговора. А Вале никакой разговор и не требовался, но Коля этого не понимал и чуточку мучился.

– Вообще-то мне должны дать комнату, – покашляв для уверенности, сказал он. – Но если не дадут, я у кого-нибудь сниму.

– А пропуск я закажу. Только заранее напишите.

И опять Валя промолчала, но Коля совсем не расстроился. Он знал, что она все слышит и все понимает, и был счастлив, что она молчит.

Теперь Коля знал точно, что это – любовь. Та самая, о которой он столько читал и с которой до сих пор так и не встретился. Зоя… Тут он вспомнил о Зое, вспомнил почти с ужасом, потому что Валя, которая так понимала его, могла каким-то чудом тоже вспомнить про Зою, и тогда Коле осталось бы только застрелиться. И он стал решительно гнать прочь всякие мысли о Зое, а Зоя, нагло потрясая оборками, никак не желала исчезать, и Коля испытывал незнакомое доселе чувство бессильного стыда. А Валя улыбалась и смотрела мимо него, точно видела там что-то невидимое для всех. И от восхищения Коля делался еще более неуклюжим.

Потом они долго стояли у окна: и мама, и Верочка вдруг куда-то исчезли. На самом-то деле они просто мыли на кухне посуду, но сейчас это было все равно что перебраться на другую планету.

– Папа говорил, что там много аистов. Ты видел когда-нибудь аистов?

– Там они живут прямо на крышах домов. Как ласточки. И никто их не обижает, потому что они приносят счастье. Белые, белые аисты… Ты обязательно должен их увидеть.

– Я увижу, – пообещал он.

– Напиши, какие они? Хорошо?

– Напишу.

– Белые, белые аисты…

Он взял ее за руку, испугался этой дерзости, хотел тотчас же отпустить и – не смог. И боялся, что она отдернет ее или что-нибудь скажет. Но Валя молчала. А когда сказала, не отдернула руки:

– Если бы ты ехал на юг, на север или даже на восток…

– Я счастливый. Мне достался Особый округ. Знаешь, какая это удача?

Она ничего не ответила. Только вздохнула.

– Я буду ждать, – тихо сказал он. – Я очень, очень буду ждать.

Он осторожно погладил ее руку, а потом вдруг быстро прижал к щеке. Ладонь показалась ему прохладной. Очень хотелось спросить, будет ли Валя тосковать, но спросить Коля так и не решился. А потом влетела Верочка, затарахтела с порога что-то про Зою Федорову, и Коля незаметно отпустил Валину руку.

В одиннадцать мама решительно выгнала его на вокзал. Коля наскоро и как-то несерьезно простился с нею, потому что девочки уже потащили его чемодан вниз. И мама почему-то вдруг заплакала – тихо, улыбаясь, – а он не замечал ее слез и все рвался поскорее уйти.

– Пиши, сынок. Пожалуйста, пиши аккуратно.

– Ладно, мам. Как приеду, сразу же напишу.

– Не забывай…

Коля в последний раз прикоснулся губами к уже поседевшему виску, скользнул за дверь и через три ступеньки понесся вниз.

Поезд отошел только в половине первого. Коля боялся, что девочки опоздают на метро, но еще больше боялся, что они уйдут, и поэтому все время говорил одно и то же:

– Ну, идите же. Опоздаете.

А они ни за что не хотели уходить. А когда засвистел кондуктор и поезд тронулся, Валя вдруг первая шагнула к нему. Но он так ждал этого и так рванулся навстречу, что они стукнулись носами и смущенно отпрянули друг от друга. А Верочка кричала: «Колька, опоздаешь!..» – и совала ему сверток с мамиными пирожками. Он наскоро чмокнул сестру в щеку, схватил сверток и вскочил на подножку. И все время смотрел, как медленно отплывают назад две девичьи фигурки в легких светлых платьях…

Коля впервые ехал в дальние страны. До сих пор путешествия ограничивались городом, где находилось училище, но даже двенадцать часов езды не шли ни в какое сравнение с маршрутом, которым двигался он в ту знойную июньскую субботу. И это было так интересно и так важно, что Коля не отходил от окна, а когда уж совсем обессилел и присел на полку, кто-то крикнул:

– Аисты! Смотрите, аисты!..

Все бросились к окнам, но Коля замешкался и аистов не увидел. Впрочем, он не огорчался, потому что если

Страница 7 из 15

аисты появились, значит, рано или поздно, а он их обязательно увидит. И напишет в Москву, какие они, эти белые, белые аисты…

Это было уже за Негорелым – за старой границей: теперь они ехали по Западной Белоруссии. Поезд часто останавливался на маленьких станциях, где всегда было много людей. Белые рубахи мешались с черными лапсердаками, соломенные брыли – с касторовыми котелками, темные хустки – с светлыми платьями. Коля выходил на остановках, но от вагона не отрывался, оглушенный звонкой смесью белорусского, еврейского, русского, польского, литовского, украинского и еще бог весть каких языков и наречий.

– Ну, кагал! – удивлялся смешливый старший лейтенант, ехавший на соседней полке. – Тут, Коля, часы надо покупать. Ребята говорили, что часов здесь – вагон и все дешевые.

Но и старший лейтенант тоже далеко не отлучался: нырял в толпу, что-то выяснял, размахивая руками, и тут же возвращался:

– Тут, брат, такая Европа, что враз ухайдакают.

– Агентура, – соглашался Коля.

– А хрен их знает, – аполитично говорил старший лейтенант и, передохнув, снова кидался в гущу. – Часы! Тик-так! Мозер!..

Мамины пирожки были съедены со старшим лейтенантом; в ответ он до отвала накормил Колю украинской домашней колбасой. Но разговор у них не клеился, потому что старший лейтенант склонен был обсуждать только одну тему:

– А талия у нее, Коля, ну рюмочка!..

Коля начинал ерзать. Старший лейтенант, закатывая глаза, упивался воспоминаниями. К счастью, в Барановичах он сошел, прокричав на прощание:

– Насчет часов не теряйся, лейтенант! Часы – это вещь!..

Вместе со старшим лейтенантом исчезла и домашняя колбаса, а мамины пирожки уже были уничтожены. Поезд, как на грех, долго стоял в Барановичах, и Коля вместо аистов стал подумывать о хорошем обеде. Наконец мимо тяжело прогрохотал бесконечный товарный состав.

– В Германию, – сказал пожилой капитан. – Немцам день и ночь хлебушек гоним и гоним. Это как понимать прикажете?

– Не знаю, – растерялся Коля. – У нас ведь договор с Германией.

– Совершенно верно, – тотчас же согласился капитан. – Вы абсолютно правильно размышляете, товарищ лейтенант.

Вокзал в Бресте оказался деревянным, а народу в нем толпилось столько, что Коля растерялся. Проще всего было, конечно, спросить, как найти нужную ему часть, но из соображений секретности Коля доверял только лицам официальным и поэтому битый час простоял в очереди к дежурному помощнику коменданта.

– В крепость, – сказал помощник, глянув на командировочное предписание. – По Каштановой прямо и упрешься.

Коля вылез из очереди и ощутил вдруг такой яростный голод, что вместо Каштановой улицы стал разыскивать столовую. Но столовых не было, и он, потоптавшись, пошел к вокзальному ресторану. И только хотел войти, как дверь распахнулась и вышел коренастый лейтенант.

– Черт жирный, жандармская морда, весь стол один занял. И не попросишь ведь: иностранец!

– Жандарм немецкий, кто же еще! Тут женщины с ребятишками на полу сидят, а он один за столиком пиво жрет. Персона!

– Настоящий жандарм? – поразился Коля. – А можно посмотреть?

Лейтенант неуверенно пожал плечами:

– Попробуй. Стой, куда же ты с чемоданом?

Коля оставил чемодан, одернул гимнастерку, как перед входом в генеральский кабинет, и с замиранием сердца скользнул за тяжелую дверь.

И сразу увидел немца. Настоящего, живого немца в мундире с бляхой, в непривычно высоких, точно из жести сапогах. Он сидел, развалясь на стуле, и самодовольно постукивал ногой. Столик был уставлен пивными бутылками, но жандарм пил не из стакана, а из пол-литровой кружки, выливая в нее сразу всю бутылку. На красной роже топорщились жесткие усики, смоченные пивной пеной.

Изо всех сил кося глаза, Коля четыре раза продефилировал мимо немца. Это было совершенно необыкновенное, из ряда вон выходящее событие: в шаге от него сидел человек из того мира, из порабощенной Гитлером Германии. Коле очень хотелось знать, о чем он думает, попав из фашистской империи в страну социализма, но на лице представителя угнетенного человечества не читалось ничего, кроме тупого самодовольства.

– Насмотрелся? – спросил лейтенант, охранявший Колин чемодан.

– Ногой постукивает, – почему-то шепотом сказал Коля. – А на груди – бляха.

– Фашист, – сказал лейтенант. – Слушай, друг, ты есть хочешь? Ребята сказали, тут недалеко ресторан «Беларусь», может, поужинаем по-людски? Тебя как зовут-то?

– Тезки, значит. Ну, сдавай чемодан и айда разлагаться. Там, говорят, скрипач мировой: «Черные глаза» играет как бог…

В камере хранения тоже оказалась очередь, и Коля поволок чемодан с собой, решив прямо оттуда пройти в крепость. Лейтенант Николай о крепости ничего не знал, так как в Бресте у него была пересадка, но утешил:

– В ресторане наверняка кого-нибудь из наших встретим. Сегодня суббота.

По узкому пешеходному мостику они пересекли многочисленные железнодорожные пути, занятые составами, и сразу оказались в городе. Три улицы расходились от ступенек мостика, и лейтенанты неуверенно затоптались.

– Ресторан «Беларусь» не знаю, – с сильным акцентом и весьма раздраженно сказал прохожий.

Коля спрашивать не решался, и переговоры вел лейтенант Николай.

– Должны знать: там какой-то скрипач знаменитый.

– Так то же пан Свицкий! – заулыбался прохожий. – О, Рувим Свицкий – великий скрипач. Вы можете иметь свое мнение, но оно неверное. Это так. А ресторан – прямо. Улица Стыцкевича.

Улица Стыцкевича оказалась Комсомольской. В густой зелени прятались маленькие домишки.

– А я Сумское зенитно-артиллерийское закончил, – сказал Николай, когда Коля поведал ему свою историю. – Вот как смешно получается: оба только что кончили, оба – Николаи…

Он вдруг замолчал: в тишине послышались далекие звуки скрипки. Лейтенанты остановились.

– Мирово дает! Топаем точно, Коля!

Скрипка слышалась из открытых окон двухэтажного здания с вывеской: «Ресторан «Беларусь». Они поднялись на второй этаж, сдали в крохотной раздевалке головные уборы и чемодан и вошли в небольшой зальчик. Против входа помещалась буфетная стойка, а в левом углу – небольшой оркестр. Скрипач – длиннорукий, странно подмаргивающий – только кончил играть, и переполненный зал шумно аплодировал ему.

– А наших-то тут маловато, – негромко сказал Николай.

Они задержались в дверях, оглушенные аплодисментами и возгласами. Из глубины зала к ним поспешно пробирался полный гражданин в черном лоснящемся пиджаке:

– Прошу панов офицеров пожаловать. Сюда прошу, сюда.

Он ловко провел их мимо скученных столов и разгоряченных посетителей. За кафельной печкой оказался свободный столик, и лейтенанты сели, с молодым любопытством оглядывая чуждую им обстановку.

– Почему он нас офицерами называет? – с неудовольствием шипел Коля. – Офицер, да еще – пан! Буржуйство какое-то…

– Пусть хоть горшком зовет, лишь бы в печь

Страница 8 из 15

не совал, – усмехнулся лейтенант Николай. – Здесь, Коля, люди еще темные.

– Я извиняюсь, я очень извиняюсь, но я не могу себе представить, чтобы такие штаны ходили по улицам.

– Вот он выполняет на сто пятьдесят процентов таких штанов и получил за это Почетное знамя.

Коля обернулся: за соседним столиком сидели трое пожилых мужчин. Один из них перехватил Колин взгляд и улыбнулся:

– Здравствуйте, товарищ командир. Мы обсуждаем производственный план.

– Здравствуйте, – смутившись, сказал Коля.

– Вы из России? – спросил приветливый сосед и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Ну, я понимаю: мода. Мода – это бедствие, это – кошмар, это – землетрясение, но это естественно, правда? Но шить сто пар плохих штанов вместо полсотни хороших и за это получать Почетное знамя – я извиняюсь. Я очень извиняюсь. Вы согласны, молодой товарищ командир?

– Да, – сказал Коля. – То есть, конечно, только…

– А скажите, пожалуйста, – спросил второй, – что у вас говорят про германцев?

– Про германцев? Ничего. То есть у нас с Германией мир…

– Да, – вздохнули за соседним столом. – То, что германцы придут в Варшаву, было ясно каждому еврею, если он не круглый идиот. Но они не придут в Москву.

– Что вы, что вы!..

За соседним столом все враз заговорили на непонятном языке. Коля вежливо послушал, ничего не понял и отвернулся.

– По-русски понимают, – шепотом сообщил он.

– Я тут водочки сообразил, – сказал лейтенант Николай. – Выпьем, Коля, за встречу?

Коля хотел сказать, что не пьет, но как-то так получилось, что вспомнил он о другой встрече. И рассказал лейтенанту Николаю про Валю и Верочку, но больше, конечно, про Валю.

– А что ты думаешь, может, и приедет, – сказал Николай. – Только сюда пропуск нужен.

– Я попрошу.

– Разрешите присоединиться?

Возле стола оказался рослый лейтенант-танкист. Пожал руки, представился:

– Андрей. В военкомат прибыл за приписниками, да в пути застрял. Придется до понедельника ждать…

Он говорил что-то еще, но длиннорукий поднял скрипку, и маленький зальчик замер.

Коля не знал, что исполнял нескладный, длиннорукий, странно подмаргивающий человек. Он не думал, хорошо это или плохо, а просто слушал, чувствуя, как подкатывает к горлу комок. Он бы не стеснялся сейчас слез, но скрипач останавливался как раз там, где вот-вот должны были хлынуть эти слезы, и Коля только осторожно вздыхал и улыбался.

– Вам нравится? – тихо спросил пожилой с соседнего столика.

– Это наш Рувимчик. Рувим Свицкий – лучшего скрипача нет и никогда не было в городе Бресте. Если Рувим играет на свадьбе, то невеста обязательно будет счастливой. А если он играет на похоронах…

Коля так и не узнал, что происходит, когда Свицкий играет на похоронах, потому что на них зашикали. Пожилой покивал, послушал, а потом зашептал Коле в самое ухо:

– Пожалуйста, запомните это имя: Рувим Свицкий. Самоучка Рувим Свицкий с золотыми пальцами, золотыми ушами и золотым сердцем…

Коля долго хлопал. Принесли закуску, лейтенант Николай наполнил рюмки, сказал, понизив голос:

– Музыка – это хорошо. Но ты сюда послушай.

Коля вопросительно посмотрел на подсевшего к ним танкиста.

– Вчера летчикам отпуска отменили, – тихо сказал Андрей. – А пограничники говорят, что каждую ночь за Бугом моторы ревут. Танки, тягачи.

– Веселый разговор. – Николай поднял рюмку. – За встречу.

Они выпили. Коля поспешно начал закусывать, спросил с набитым ртом:

– Возможны провокации?

– Месяц назад с той стороны архиепископ перешел, – тихо продолжал Андрей. – Говорит, немцы готовят войну.

– Но ведь ТАСС официально заявил…

– Тихо, Коля, тихо, – улыбнулся Николай. – ТАСС – в Москве. А здесь – Брест.

Подали ужин, и они накинулись на него, позабыв про немцев и ТАСС, про границу и архиепископа, которому Коля никак не мог верить, потому что архиепископ был все-таки служителем культа.

Потом опять играл скрипач. Коля переставал жевать, слушал, неистово хлопал в ладоши. Соседи слушали тоже, но больше шепотом толковали о слухах, о странных шумах по ночам, о частых нарушениях границы немецкими летчиками.

– А сбивать нельзя: приказ. Вот и вертимся…

– Как играет!.. – восторгался Коля.

– Да, играет классно. Что-то зреет, ребята? А что? Вопрос.

– Ничего, ответ тоже будет, – улыбнулся Николай и поднял рюмку: – За ответ на любой вопрос, товарищи лейтенанты!..

Стемнело, в зале зажгли свет. Накал был неровным, лампочки слабо мигали, и по стенам метались тени. Лейтенанты съели все, что было заказано, и теперь Николай расплачивался с гражданином в черном.

– Сегодня, ребята, угощаю я.

– Ты в крепость нацелился? – спросил Андрей. – Не советую, Коля: темно и далеко. Пошли лучше за мной в военкомат: там переночуешь.

– Зачем же в военкомат? – сказал лейтенант Николай. – Топаем на вокзал, Коля.

– Нет, нет. Я сегодняшним числом в часть должен прибыть.

– Зря, лейтенант, – вздохнул Андрей. – С чемоданом, ночью, через весь город…

– У меня – оружие, – сказал Коля.

Вероятно, они уговорили бы его: Коля уже и сам начал колебаться, несмотря на оружие. Вероятно, уговорили бы, и тогда Коля ночевал бы либо на вокзале, либо в военкомате, но тут пожилой с соседнего столика подошел к ним:

– Множество извинений, товарищи красные командиры, множество извинений. Этому молодому человеку очень понравился наш Рувим Свицкий. Рувим сейчас ужинает, но я имел с ним разговор, и он сказал, что хочет сыграть специально для вас, товарищ молодой командир…

И Коля никуда не пошел. Коля остался ждать, когда скрипач сыграет что-то специально для него. А лейтенанты ушли, потому что им еще надо было устроиться с ночлегом. Они крепко пожали ему руку, улыбнулись на прощание и шагнули в ночь: Андрей – в военкомат на улицу Дзержинского, а лейтенант Николай – на переполненный Брестский вокзал. Шагнули в самую короткую ночь, как в вечность.

Народу в ресторане становилось все меньше, в распахнутые окна вплывал густой, безветренный вечер: одноэтажный Брест отходил ко сну. Обезлюдели под линейку застроенные улицы, гасли огни в затененных сиренью и жасмином окнах, и только редкие дрожкачи погромыхивали колясками по гулким мостовым. Тихий город медленно погружался в тихую ночь – самую тихую и самую короткую ночь в году…

У Коли немного кружилась голова, и все вокруг казалось прекрасным: и затухающий ресторанный шум, и теплый сумрак, вползавший в окна, и таинственный город за этими окнами, и ожидание нескладного скрипача, который собирался играть специально для него, лейтенанта Плужникова. Было, правда, одно обстоятельство, несколько осложнявшее ожидание: Коля никак не мог понять, должен ли он платить деньги за то, что музыкант будет играть, но, поразмыслив, решил, что за добрые дела денег не платят.

– Здравствуйте, товарищ

Страница 9 из 15

командир.

Скрипач подошел бесшумно, и Коля вскочил, смутившись и забормотав что-то необязательное.

– Исаак сказал, что вы из России и что вам понравилась моя скрипка.

Длиннорукий держал в руке смычок и скрипку и странно подмаргивал. Вглядевшись, Коля понял причину: левый глаз Свицкого был подернут белесой пленкой.

– Я знаю, что нравится русским командирам. – Скрипач цепко зажал инструмент острым подбородком и поднял смычок.

И скрипка запела, затосковала, и зал снова замер, боясь неосторожным звуком оскорбить нескладного музыканта с бельмом на глазу. А Коля стоял рядом, смотрел, как дрожат на грифе тонкие пальцы, и опять хотел плакать, и опять не мог, потому что Свицкий не позволял появляться этим слезам. И Коля только осторожно вздыхал и улыбался.

Свицкий сыграл «Черные глаза», и «Очи черные», и еще две мелодии, которые Коля слышал впервые. Последняя была особенно грозной и торжественной.

– Мендельсон, – сказал Свицкий. – Вы хорошо слушаете. Спасибо.

– У меня нет слов…

– Коли ласка. Вы не в крепость?

– Да, – запнувшись, признался Коля. – Каштановая улица…

– Надо брать дрожкача. – Свицкий улыбнулся: – По-вашему, извозчик. Если хотите, могу проводить: моя племянница тоже едет в крепость.

Свицкий уложил скрипку, а Коля взял чемодан в пустом гардеробе, и они вышли. На улицах никого не было.

– Прошу налево, – сказал Свицкий, когда они дошли до угла. – Миррочка – это моя племянница – уже год работает поваром в столовой для командиров. У нее – талант, настоящий талант. Она будет изумительной хозяйкой, наша Миррочка…

Внезапно погас свет: редкие фонари, окна в домах, отсветы железнодорожной станции. Весь город погрузился во мрак.

– Очень странно, – сказал Свицкий. – Что мы имеем? Кажется, двенадцать?

– Может быть, авария?

– Очень странно, – повторил Свицкий. – Знаете, я вам скажу прямо: как пришли восточники… То есть советские, ваши. Да, с той поры как вы пришли, мы отвыкли от темноты. Мы отвыкли от темноты и от безработицы тоже. Это удивительно, что в нашем городе нет больше безработных, а ведь их нет! И люди стали праздновать свадьбы, и всем вдруг понадобился Рувим Свицкий!.. – Он тихо посмеялся. – Это прекрасно, когда у музыкантов много работы, если, конечно, они играют не на похоронах. А музыкантов теперь у нас будет достаточно, потому что в Бресте открыли и музыкальную школу, и музыкальное училище. И это очень и очень правильно. Говорят, что мы, евреи, музыкальный народ. Да, мы – такой народ; станешь музыкальным, если сотни лет прислушиваешься, по какой улице топают солдатские сапоги и не ваша ли дочь зовет на помощь в соседнем переулке. Нет, нет, я не хочу гневить бога: кажется, нам повезло. Кажется, дождички действительно пошли по четвергам, и евреи вдруг почувствовали себя людьми. Ах, как это прекрасно: чувствовать себя людьми! А еврейские спины никак не хотят разгибаться, а еврейские глаза никак не хотят хохотать – ужасно! Ужасно, когда маленькие дети рождаются с печальными глазами. Помните, я играл вам Мендельсона? Он говорит как раз об этом: о детских глазах, в которых всегда печаль. Это нельзя объяснить словами, это можно рассказать только скрипкой…

Вспыхнули уличные фонари, отсветы станции, редкие окна в домах.

– Наверно, была авария, – сказал Коля. – А сейчас починили.

– А вот и пан Глузняк. Добрый вечер, пан Глузняк! Как заработок?

– Какой заработок в городе Бресте, пан Свицкий? В этом городе все берегут свое здоровье и ходят только пешком…

Мужчины заговорили на неизвестном языке, а Коля оказался возле извозчичьей пролетки. В пролетке кто-то сидел, но свет далекого фонаря сглаживал очертания, и Коля не мог понять, кто же это сидит.

– Миррочка, деточка, познакомься с товарищем командиром.

Смутная фигура в пролетке неуклюже шевельнулась. Коля поспешно закивал, представился:

– Лейтенант Плужников. Николай.

– Товарищ командир впервые в нашем городе. Будь доброй хозяйкой, девочка, и покажи что-нибудь гостю.

– Покажем, – сказал извозчик. – Ночь сегодня добрая, и спешить нам некуда. Счастливых снов, пан Свицкий.

– Веселых поездок, пан Глузняк. – Свицкий протянул Коле цепкую длиннопалую руку: – До свидания, товарищ командир. Мы обязательно увидимся еще с вами, правда?

– Обязательно, товарищ Свицкий. Спасибо вам.

– Коли ласка. Миррочка, деточка, загляни завтра к нам.

Дрожкач поставил чемодан в пролетку, полез на козлы. Коля еще раз кивнул Свицкому, встал на ступеньку: девичья фигура окончательно вжалась в угол. Он сел, утонув в пружинах, и пролетка тронулась, покачиваясь на брусчатой мостовой. Коля хотел помахать скрипачу, но сиденье было низким, борта высокими, горизонт перекрыт широкой спиной извозчика.

– Куда же мы? – тихо спросила вдруг девушка из угла.

– Тебя просили что-нибудь показать гостю? – не оборачиваясь, спросил дрожкач. – Ну, а что можно показать гостю в нашем, я извиняюсь, городе Брест-Литовске? Крепость? Таки он в нее едет. Канал? Таки он его увидит завтра при свете. А что еще есть в городе Брест-Литовске?

– Он, наверно, старинный? – как можно увесистее спросил Коля.

– Ну, если судить по количеству евреев, то он ровесник Иерусалима (в углу робко пискнули от смеха). Вот Миррочке весело, и она смеется. А когда мне весело, я почему-то просто перестаю плакать. Так, может быть, люди делятся не на русских, евреев, поляков, германцев, а на тех, кому очень весело, просто весело и не очень весело, а? Что вы скажете на эту мысль, пан офицер?

Коля хотел сказать, что он, во-первых, никакой не пан, а во-вторых, не офицер, а командир Красной армии, но не успел, так как пролетка внезапно остановилась.

– Когда в городе нечего показывать, что показывают тогда? – спросил дрожкач, слезая с козел. – Тогда гостю показывают какой-нибудь столб и говорят, что он знаменитый. Вот и покажи столб гостю, Миррочка.

– Ой, – чуть слышно вздохнули в углу. – Я?.. А может быть, вы, дядя Михась?

– У меня другая забота. – Извозчик прошел к лошади. – Ну, старушка, побегаем с тобой эту ночку, а уж завтра отдохнем…

Девушка встала, неуклюже шагнула к ступеньке: пролетка заколыхалась, но Коля успел схватить Мирру за руку и поддержать.

– Спасибо. – Мирра еще ниже опустила голову. – Идемте.

Ничего не понимая, он вылез следом. Перекресток был пустынен. Коля на всякий случай погладил кобуру и оглянулся на девушку: заметно прихрамывая, она шла к ограде, что тянулась вдоль тротуара.

– Вот, – сказала она.

Коля подошел: возле ограды стоял приземистый каменный столб.

– Что это?

– Не знаю. – Она говорила с акцентом и стеснялась. – Тут написано про границу крепости. Но сейчас темно.

– Да, сейчас темно.

От смущения они чрезвычайно внимательно осматривали ничем не примечательный камень. Коля ощупал его, сказал с уважением:

– Старинный.

Они опять замолчали. И дружно с облегчением вздохнули, когда дрожкач окликнул:

– Пан офицер, прошу!

Прихрамывая, девушка пошла к коляске. Коля держался позади, но возле ступеньки догадался подать руку. Извозчик уже сидел на козлах.

– Теперь в крепость, пан

Страница 10 из 15

– Никакой я не пан! – сердито сказал Коля, плюхнувшись в продавленные пружины. – Я – товарищ, понимаете? Товарищ лейтенант, а совсем не пан. Вот.

– Не пан? – Дрожкач дернул вожжи, причмокнул, и лошадка неспешно затрусила по брусчатке. – Коли вы сидите сзади и каждую секунду можете меня стукнуть по спине, то, конечно же, вы – пан. Вот я сижу сзади лошади, и я для нее – тоже пан, потому что я могу стукнуть ее по спине. И так устроен весь мир: пан сидит за паном.

Теперь они ехали по крупному булыжнику, коляску раскачивало, и спорить было невозможно. Коля болтался на продавленном сиденье, придерживая ногой чемодан и всеми силами стараясь удержаться в своем углу.

– Каштановая, – сказала девушка. Ее тоже трясло, но она легче справлялась с этим. – Уже близко.

За железнодорожным переездом улица расползлась вширь, дома стали редкими, а фонарей здесь не было вовсе. Правда, ночь стояла светлая, и лошадка легко трусила по знакомой дороге.

Коля с нетерпением ожидал увидеть нечто вроде кремля. Но впереди зачернело что-то бесформенное, и дрожкач остановил лошадь.

– Приехали, пан офицер.

Пока девушка вылезала из пролетки, Коля судорожно сунул извозчику пятерку.

– Вы очень богаты, пан офицер? Может быть, у вас имение или вы печатаете деньги на кухне?

– Днем я беру сорок копеек в этот конец. Но ночью, да еще с вас, я возьму целый рубль. Так дайте его мне и будьте себе здоровы.

Миррочка, отойдя, ждала, когда он расплатится. Коля, смущаясь, запихал пятерку в карман, долго искал рубль, бормоча:

– Конечно, конечно. Да. Извините, сейчас.

Наконец рубль был найден. Коля еще раз поблагодарил дрожкача, взял чемодан и подошел к девушке:

– Куда тут?

– Здесь КПП. – Она указала на будку у дороги. – Надо показать документы.

– А разве это уже крепость?

– Да. Перейдем мост через обводной канал, и будут Северные ворота.

– Крепость! – Коля тихо рассмеялся. – Я ведь думал – стены да башни. А она, оказывается, вон какая, эта самая Брестская крепость…

На контрольно-пропускном пункте Колю задержали: постовой не хотел пропускать по командировочному предписанию. А девушку пропустили, и поэтому Коля был особенно настойчив:

– Зовите дежурного.

– Так спит он, товарищ лейтенант.

– Я сказал, зовите дежурного!

Наконец явился заспанный сержант. Долго читал Колины документы, зевал, свихивая челюсти:

– Припозднились вы, товарищ лейтенант.

– Дела, – туманно пояснил Коля.

– Вам ведь на остров надо…

– Я проведу, – тихо сказала девушка.

– А кто это я? – Сержант посветил фонариком: так, для шика. – Это ты, Миррочка? Дежурить заступаешь?

– Ну, ты – человек нашенский. Веди прямо в казармы 333?го полка: там есть комнаты для командировочных.

– Мне в свой полк надо, – солидно сказал Коля.

– Утром разберетесь, – зевнул сержант. – Утро вечера мудренее…

Миновав длинные и низкие сводчатые ворота, они попали в крепость, за ее первый, внешний обвод, ограниченный каналами и крутыми валами, уже буйно заросшими кустарником. Было тихо, только где-то словно из-под земли глухо бубнил заспанный басок да мирно всхрапывали кони. В полумраке виднелись повозки, палатки, машины, тюки прессованного сена. Справа туманно вырисовывалась батарея полковых минометов.

– Тихо, – шепотом сказал Коля. – И нет никого.

– Так ночь. – Она, вероятно, улыбнулась. – И потом, почти все уже переехали в лагеря. Видите огоньки? Это дома комсостава. Мне там комнату обещали, а то очень далеко из города ходить.

Она приволакивала ногу, но старалась идти легко и не отставать. Занятый осмотром спящей крепости, Коля часто убегал вперед, и она, догоняя, мучительно задыхалась. Теперь он резко сбавил прыть и, чтобы сменить неприятную тему, солидно поинтересовался:

– Как тут вообще с жильем? Командиров обеспечивают, не знаете?

– Многие снимают.

– Это трудно?

– Нет. – Она сбоку посмотрела на него. – У вас семья?

– Нет, нет. – Коля помолчал. – Просто для работы, знаете…

– В городе я могу найти вам комнату.

– Спасибо. Время, конечно, терпит…

Она вдруг остановилась, нагнула куст:

– Сирень. Уже отцвела, а все еще пахнет.

Коля поставил чемодан, честно сунул лицо в запыленную листву. Но листва ничем хорошим не пахла, и он сказал дипломатично:

– Много здесь зелени.

– Очень. Сирень, жасмин, акация…

Она явно не торопилась, и Коля сообразил, что идти ей трудно, что она устала и сейчас отдыхает. Было очень тихо и очень тепло, и чуть кружилась голова, и он с удовольствием подумал, что и ему пока некуда спешить, потому что в списках он еще не значится.

– А что в Москве о войне слышно? – понизив голос, спросила она.

– О войне? О какой войне?

– У нас все говорят, что скоро начнется война. Вот-вот, – очень серьезно продолжала девушка. – Люди покупают соль, и спички, и вообще всякие товары, и в лавках почти пусто. А западники… Ну, те, которые к нам с Запада пришли, от немцев бежали… Они говорят, что и в тридцать девятом тоже так было.

– Как так – тоже?

– Пропали соль и спички.

– Чепуха какая-то! – с неудовольствием сказал Коля. – Ну, при чем здесь соль, скажите, пожалуйста? Ну, при чем?

– Не знаю. Только без соли вы супа не сварите.

– Суп! – презрительно сказал он. – Это пусть немцы запасаются солью для своих супов. А мы… Мы будем бить врага на его территории.

– А враги об этом знают?

– Узнают! – Коле не понравилась ее ирония: люди здесь казались ему подозрительными. – Сказать вам, как это называется? Провокационные разговоры, вот как.

– Господи… – Она вздохнула. – Пусть они как угодно называются, лишь бы войны не было.

– Не бойтесь. Во-первых, у нас с Германией заключен Пакт о ненападении. А во-вторых, вы явно недооцениваете нашу мощь. Знаете, какая у нас техника? Я, конечно, не могу выдавать военных тайн, но вы, кажется, допущены к секретной работе…

– Я к супам допущена.

– Это не важно, – веско сказал он. – Важно, что вы допущены в расположение воинских частей. И вы, наверно, сами видели наши танки…

– А здесь нет никаких танков. Есть несколько броневичков, и все.

– Ну зачем же вы мне это говорите? – Коля поморщился. – Вы же меня не знаете и все-таки сообщаете совершенно секретные сведения о наличии…

– Да про это наличие весь город знает.

– И очень жаль!

– И немцы тоже.

– А почему вы думаете, что они знают?

– А потому что!.. – Она махнула рукой. – Вам приятно считать других дураками? Ну, считайте себе. Но если вы хоть раз подумаете, что за кордоном не такие уж дураки, так лучше сразу бегите в лавочку и покупайте спички на всю зарплату.

– Ну, знаете…

Коле не хотелось продолжать этот опасный разговор. Он рассеянно оглянулся, постарался зевнуть, спросил равнодушно:

– Это что за домик?

– Санчасть. Если вы отдохнули…

– Я?! – От возмущения его кинуло в жар.

– Я же видела, что вы еле тащите свои вещи.

– Ну, знаете, – еще раз с чувством сказал Коля и поднял чемодан. – Куда идти?

– Приготовьте документы: перед мостом еще один КПП.

Они молча пошли вперед. Кусты стали гуще: выкрашенная в белую краску кайма кирпичного тротуара ярко светилась в темноте. Повеяло свежестью.

Страница 11 из 15

Коля понял, что они подходят к реке, но подумал об этом как-то вскользь, потому что целиком был занят другими мыслями.

Ему очень не нравилась осведомленность этой хромоножки. Она была наблюдательна, не глупа, остра на язык: с этим он готов был смириться. Но ее осведомленность о наличии в крепости бронетанковых сил, о передислокации частей лагеря, даже о спичках и соли не могла быть случайной. Чем больше Коля думал об этом, тем все более убеждался, что и встреча с нею, и путешествие по городу, и длинные отвлекающие разговоры – все не случайно. Он припомнил свое появление в ресторане, странную беседу о штанах за соседним столом, Свицкого, играющего лично для него, и с ужасом понял, что за ним следили, что его специально выделили из их лейтенантской троицы. Выделили, заговорили, усыпили бдительность скрипкой, подсунули какую-то девчонку, и теперь… Теперь он идет за нею неизвестно куда, как баран. А кругом – тьма, и тишина, и кусты, и, может быть, это вообще не Брестская крепость, тем более что никаких стен и башен он так и не заметил.

Докопавшись до этого открытия, Коля судорожно передернул плечами, и портупея тотчас же приветливо скрипнула в ответ. И этот тихий скрип, который мог слышать только сам Коля, несколько успокоил его. Но все же на всякий случай он перекинул чемодан в левую руку, а правой осторожно расстегнул клапан кобуры.

«Что ж, пусть ведут, – с горькой гордостью подумал он. – Придется подороже продать свою жизнь, и только…»

– Стой! Пропуск!

«Вот оно…» – подумал Коля, с тяжким грохотом роняя чемодан.

– Добрый вечер, это я, Мирра. А лейтенант со мной. Он приезжий: вам не звонили с того КПП?

– Документы, товарищ лейтенант.

Слабый луч света упал на Колю. Коля прикрыл левой рукой глаза, пригнулся, и правая рука сама собой скользнула к кобуре…

– Ложись! – заорали от КПП. – Ложись, стреляю! Дежурный, ко мне! Сержант! Тревога!..

Постовой у контрольно-пропускного пункта орал, свистел, щелкал затвором. Кто-то уже шумно бежал по мосту, и Коля на всякий случай лег носом в пыль, как полагалось.

– Да свой он! Свой! – кричала Миррочка.

– Он «наган» цапает, товарищ сержант! Я его окликнул, а он – цапает!

– Посвети-ка. – Луч скользнул по лежавшему на животе Коле, и другой – сержантский – голос скомандовал: – Встать! Сдать оружие!..

– Свой я! – крикнул Коля, поднимаясь. – Лейтенант я, понятно? Прибыл к месту службы. Вот документы, вот командировка.

– А чего ж за «наган» цапался, если свой?

– Да почесался я! – кричал Коля. – Почесался, и все! А он кричит «ложись!».

– Он правильно действовал, товарищ лейтенант, – сказал сержант, разглядывая Колины документы. – Неделю назад часового у кладбища зарезали: вот какие тут дела.

– Да знаю я! – сердито сказал Коля. – Только зачем же сразу? Что, почесаться нельзя, что ли?..

Миррочка не выдержала первой. Она приседала, всплескивала руками, попискивала, вытирала слезы. За нею басом захохотал сержант, завсхлипывал постовой, и Коля засмеялся тоже, потому что все получилось очень глупо и очень смешно.

– Я же почесался! Почесался только!..

Надраенные сапоги, до предела подтянутые брюки, выутюженная гимнастерка – все было в мельчайшей дорожной пыли. Пыль оказалась даже на носу и на круглых Колиных щеках, потому что он прижимался ими к земле поочередно.

– Не отряхивайтесь! – крикнула девушка, когда Коля, отсмеявшись, попытался было очистить гимнастерку. – Пыль только вобьете. Надо щеткой.

– А где я ее ночью возьму?

– Найдем! – весело сказала Миррочка. – Ну, можно нам идти?

– Идите, – сказал сержант. – Ты правда почисти его, Миррочка, а то ребята в казарме от смеха попадают.

– Почищу, – сказала она. – А какие кинокартины показывали?

– У пограничников – «Последнюю ночь», а в полку – «Валерия Чкалова».

– Мировой фильм!.. – сказал постовой. – Там Чкалов под мостом на самолете – вжиг, и все!..

– Жалко, я не видела. Ну, счастливо вам додежурить.

Коля поднял чемодан, кивнул веселым постовым и вслед за девушкой взошел на мост.

– Это что, Буг?

– Нет, это Мухавец.

Они прошли мост, миновали трехарочные ворота и свернули направо, вдоль приземистого двухэтажного здания.

– Кольцевая казарма, – сказала Мирра.

Сквозь распахнутые настежь окна доносилось сонное дыхание сотен людей. В казармах за толстыми кирпичными стенами горело дежурное освещение, и Коля видел двухъярусные койки, спящих бойцов, аккуратно сложенную одежду и грубые ботинки, выстроенные строго по линейке.

«Вот и мой взвод где-то здесь спит, – думал он. – И скоро я буду приходить по ночам и проверять…»

Кое-где лампочки освещали склоненные над книгами стриженые головы дневальных, пирамиды с оружием или безусого лейтенанта, засидевшегося до рассвета над мудреной четвертой главой Краткого курса истории ВКП(б).

«Вот и я так же буду сидеть, – думал Коля. – Готовиться к занятиям, писать письма…»

– Это какой полк? – спросил он.

– Господи, куда же это я вас веду? – вдруг тихо засмеялась девушка. – Кругом! За мной шагом марш, товарищ лейтенант.

Коля затоптался, не очень поняв, шутит она или командует им всерьез.

– Вас сначала вычистить надо, выбить и выколотить.

После истории у предмостного контрольно-пропускного пункта она окончательно перестала стесняться и уже покрикивала. Впрочем, Коля не обижался, считая, что когда смешно, то надо обязательно смеяться.

– А где вы меня собираетесь выколачивать?

– Следуйте за мной, товарищ лейтенант.

Они свернули с тропинки, идущей вдоль кольцевой казармы. Справа виднелась церковь, за нею еще какие-то здания; где-то негромко переговаривались бойцы, где-то совсем рядом фыркали и вздыхали лошади. Резко запахло бензином, сеном, конским потом, и Коля приободрился, почувствовав наконец настоящие воинские запахи.

– В столовую идем, что ли? – как можно независимее спросил он, припомнив, что девушка специализируется на супах.

– Разве такого грязнулю в столовую пустят? – весело спросила она. – Нет, мы сначала в склад зайдем, и тетя Христя из вас пыль выбьет. Ну а потом, может быть, и чайком угостит.

– Нет уж, спасибо, – солидно сказал Коля. – Мне к дежурному по полку надо: я обязательно должен прибыть сегодняшним числом.

– Так сегодняшним и прибудете: суббота уже два часа как кончилась.

– Не важно. Важно до утра, понимаете? Всякий день с утра начинается.

– А вот у меня не всякий. Осторожно, ступеньки. И пригнитесь, пожалуйста.

Вслед за девушкой он стал спускаться куда-то под землю по крутой и узкой лестнице. За массивной дверью, которую открыла Мирра, лестница освещалась слабой лампочкой, и Коля с удивлением оглядывал низкий сводчатый потолок, кирпичные стены и тяжелые каменные ступени.

– Подземный ход?

– Склад. – Мирра распахнула еще одну дверь, крикнула: – Здравствуйте, тетя Христя! Я гостя веду!..

И отступила, пропуская Колю вперед. Но Коля затоптался, спросил нерешительно:

– Сюда, значит?

– Сюда, сюда. Да не бойтесь же вы!

– Я не боюсь, – серьезно сказал Коля.

Он вошел в обширное, плохо освещенное помещение, придавленное тяжелым сводчатым потолком. Три слабенькие

Страница 12 из 15

лампочки с трудом рассеивали подвальный сумрак, и Коля видел только ближайшую стену с узкими, как бойницы, отдушинами под самым потолком. В склепе этом было прохладно, но сухо: кирпичный пол кое-где покрывал мелкий речной песок.

– Вот и мы, тетя Христя! – громко сказала Мирра, закрывая дверь. – Здравствуйте, Анна Петровна! Здравствуйте, Степан Матвеич! Здравствуйте, люди!

– Здравствуйте, – сказал Коля.

Глаза немного привыкли к полумраку, и он различил двух женщин – толстую и не очень толстую – и усатого старшину, присевшего на корточки перед железной печуркой.

– А, щебетуха пришла, – усмехнулся усатый.

Женщины сидели за большим столом, заваленным мешками, пакетами, консервными банками, пачками чая. Они что-то сверяли по бумажкам и никак не отреагировали на их появление. И старшина не вытянулся, как полагалось при появлении старшего по званию, а спокойно ковырялся с печкой, заталкивая в нее обломки ящиков. На печурке стоял огромный жестяной чайник.

– Здравствуйте, здравствуйте! – Мирра обняла женщин и по очереди поцеловала. – Уже все получили?

– Я тебе когда велела приходить? – строго спросила толстая. – Я тебе к восьми велела приходить, а ты к рассвету являешься и совсем не спишь.

– Ай, тетя Христя, не ругайтесь. Я еще отосплюсь.

– Командира где-то подцепила, – не без удовольствия отметила та, что была помоложе, Анна Петровна. – Какого полка, товарищ лейтенант?

– Я в списках еще не значусь, – солидно сказал Коля. – Только что прибыл…

– И уже испачкался, – весело перебила девушка. – Упал на ровном месте.

– Бывает, – благодушно сказал старшина.

Он чиркнул спичкой, и в печурке загудело пламя.

– Щеточку бы, – вздохнул Коля.

– Здорово извалялся, – сердито проворчала тетя Христя. – А пыль наша въедлива особо.

– Выручай его, Миррочка, – улыбнулась Анна Петровна. – Из-за тебя, видно, он на ровном месте падал.

Люди здесь были своими и поэтому разговаривали легко, не боясь задеть собеседника. Коля почувствовал это сразу, но пока еще стеснялся и отмалчивался. Тем временем Мирра разыскала щетку, вымыла ее под висевшим в углу рукомойником и совсем по-взрослому сказала:

– Пойдем уж чиститься, горе… чье-то.

– Я сам! – поспешно сказал он. – Сам, слышите?

Но девушка, припадая на левую ногу, невозмутимо шла к дверям, и Коля, недовольно вздохнув, поплелся следом.

– Во, обратала! – с удовольствием отметил старшина Степан Матвеевич. – Правильно, щебетуха: с нашим братом только так и надо.

Несмотря на протесты, Мирра энергично вычистила его, сухо командуя: «Руки!», «Повернитесь!», «Не вертитесь!» Коля сначала спорил, а потом примолк, поняв, что сопротивление бессмысленно. Покорно поднимал руки, вертелся или, наоборот, не вертелся, сердито скрывая раздражение. Нет, он не обижался на эту девчонку за то, что она в данный момент не без удовольствия вертела им, как хотела. Но прорывавшиеся в ее тоне нотки, явно покровительственные, выводили его из равновесия. Мало того, что он был минимум на три года старше ее, – он был командиром, полновластным распорядителем судеб целого взвода, а девчонка вела себя так, будто не он, а она была этим командиром, и Коля очень обижался.

– И не вздыхайте! Я же из вас пыль выколачиваю, а вы вздыхаете. А это вредно.

– Вредно, – не без значения подтвердил он. – Ох и вредно!

Светало, когда они той же крутой лестницей спустились в склад. На столе остался только хлеб, сахар да кружки, и все сидели вокруг и неторопливо разговаривали, ожидая, когда же наконец закипит огромный жестяной чайник. Кроме женщин и усатого старшины, здесь оказались еще двое: хмурый старший сержант и молоденький, смешно остриженный под машинку красноармеец. Красноармеец все время отчаянно зевал, а старший сержант сердито рассказывал:

– Ребята в кино пошли, а меня начбой хватает. «Стой, говорит, Федорчук, дело, говорит, до тебя». Что, думаю, за дело? А дело вон какое. «Разряди, говорит, Федорчук, все диски, выбей, говорит, из лент все патроны, перетри, говорит, их начисто, наложи смазку и снова набей». Во! Тут на целую роту три дня без перекура занятий. А я – один: две руки, одна башка. «Помощь, говорю, мне». И дают мне в помощь вот этого петуха, Васю Волкова, первогодка стриженого. А что он умеет? Он спать умеет, пальцы себе киянкой отшибать умеет, а больше ничего он пока не умеет. Верно говорю, Волков?

В ответ боец Вася Волков со вкусом зевнул, почмокал толстыми губами и неожиданно улыбнулся:

– Спать охота.

– Спать! – с неудовольствием сказал Федорчук. – Спать у маменьки будешь. А у меня ты, Васятка, будешь патроны из пулеметных лент выколачивать аж до подъема. Понял? Вот чайку сейчас попьем и обратно заступим в наряд. Христина Яновна, ты нам сегодня заварочки не пожалей.

– Деготь налью, – сказала тетя Христя, высыпая в кипящий чайник целый кубик заварки. – Сейчас настоится, и перекусим. Куда это вы, товарищ лейтенант?

– Спасибо, – сказал Коля. – Мне в полк надо, к дежурному.

– Успеется, – сказала Анна Петровна. – Служба от вас не убежит.

– Нет, нет. – Коля упрямо помотал головой. – Я и так опоздал: в субботу должен был прибыть, а сейчас уже воскресенье.

– Сейчас и не суббота, и не воскресенье, а тихая ночь, – сказал Степан Матвеевич. – А ночью и дежурным подремать положено.

– Садитесь лучше к столу, товарищ лейтенант, – улыбнулась Анна Петровна. – Чайку попьем, познакомимся. Откуда будете-то?

– Из Москвы. – Коля немного помялся и сел к столу.

– Из Москвы, – с уважением протянул Федорчук. – Ну, как там?

– Ну, вообще.

– Хорошеет, – серьезно сказал Коля.

– А как с промтоварами? – поинтересовалась Анна Петровна. – Здесь с промтоварами очень просто. Вы это учтите, товарищ лейтенант.

– А ему-то зачем промтовары? – улыбнулась Мирра, садясь за стол. – Ему наши промтовары ни к чему.

– Ну, как сказать, – покачал головой Степан Матвеевич. – Костюм бостоновый справить – большое дело. Серьезное дело.

– Гражданского не люблю, – сказал Коля. – И потом, меня государство обеспечивает полностью.

– Обеспечивает, – неизвестно почему вздохнула тетя Христя. – Ремнями оно вас обеспечивает: все в сбруе ходите.

Сонный красноармеец Вася перебрался от печурки к столу. Сел напротив, глядел в упор, часто моргая. Коля все время встречал его взгляд и, хмурясь, отводил глаза. А молоденький боец ничего не стеснялся и разглядывал лейтенанта серьезно и досконально, как ребенок.

Неторопливый рассвет нехотя вползал в подземелье сквозь узкие отдушины. Накапливаясь под сводчатым потолком, медленно раздвигал тьму, но она не рассеивалась, а тяжело оседала в углах. Желтые лампочки совсем затерялись в белесом полумраке. Старшина выключил их, но темнота была еще густой и недоброй, и женщины запротестовали:

– Экономить надо энергию, – проворчал Степан Матвеевич, вновь зажигая свет.

– Сегодня свет в городе погас, – сказал Коля. – Наверно, авария.

– Возможное дело, – лениво согласился старшина. – У нас своя подстанция.

– А я люблю, когда темно, – призналась Мирра. –

Страница 13 из 15

Когда темно – не страшно.

– Наоборот! – сказал Коля, но тут же спохватился: – То есть, конечно, я не о страхе. Это всякие мистические представления насчет темноты.

Вася Волков снова очень громко и очень сладко зевнул, а Федорчук сказал с той же недовольной гримасой:

– Темнота – ворам удобство. Воровать да грабить – для того и ночь.

– И еще кой для чего, – улыбнулась Анна Петровна.

– Ха! – Федорчук зажал смешок, покосился на Мирру. – Точно, Анна Петровна. И это, стало быть, воруем, так понимать надо?

– Не воруем, – солидно сказал старшина. – Прячем.

– Доброе дело не прячут, – непримиримо проворчал Федорчук.

– От сглазу, – веско сказала тетя Христя, заглядывая в чайник. – От сглазу и доброе дело подальше прячут. И правильно делают. Готов наш чайник, берите сахар.

Анна Петровна раздала по куску колючего синеватого сахара, который Коля положил в кружку, а остальные стали дробить на более мелкие части. Степан Матвеевич принес чайник, разлил кипяток.

– Берите хлебушко, – сказала тетя Христя. – Выпечка сегодня удалась, не переквасили.

– Чур, мне горбушку! – быстро сказала Мирра.

Завладев горбушкой, она победоносно посмотрела на Колю. Но Коля был выше этих детских забав и поэтому лишь покровительственно улыбнулся. Анна Петровна покосилась на них и тоже улыбнулась, но как бы про себя, и Коле это не понравилось.

«Будто я за ней бегаю, – обиженно подумал он про Мирру. – И чего все выдумывают?..»

– А маргаринчику нет у тебя, хозяюшка? – спросил Федорчук. – Одним хлебушком сил не напасешь…

– Поглядим. Может, и есть.

Тетя Христя прошла в серую глубину подвала; все ждали ее и к чаю не притрагивались. Боец Вася Волков, получив кружку в руки, зевнул в последний раз и окончательно проснулся.

– Да вы пейте, пейте, – сказала из глубины тетя Христя. – Пока тут найдешь…

За узкими щелями отдушины холодно полоснуло голубоватое пламя. Колыхнулись лампочки под потолком.

– Гроза, что ли? – удивилась Анна Петровна. Тяжкий грохот обрушился на землю. Вмиг погас свет, но сквозь отдушины в подвал то и дело врывались ослепительные вспышки. Вздрогнули стены каземата, с потолка сыпалась штукатурка, и сквозь оглушительный вой и рев все яснее и яснее прорывались раскатистые взрывы тяжелых снарядов.

А они молчали. Молчали, сидя на своих местах, машинально стряхивая с волос сыпавшуюся с потолка пыль. В зеленом свете, врывавшемся в подвал, лица казались бледными и напряженными, словно все старательно прислушивались к чему-то, уже навеки заглушенному тугим ревом артиллерийской канонады.

– Склад! – вдруг закричал Федорчук, вскакивая. – Склад боепитания взорвался! Точно говорю! Лампу я там оставил! Лампу!..

Рвануло где-то совсем рядом. Затрещала массивная дверь, сам собой сдвинулся стол, рухнула штукатурка с потолка. Желтый удушливый дым пополз в отдушины.

– Война! – крикнул Степан Матвеевич. – Война это, товарищи, война!

Коля вскочил, опрокинув кружку. Чай пролился на так старательно вычищенные брюки, но он не заметил.

– Стой, лейтенант! – Старшина на ходу схватил его. – Куда?

– Пустите! – кричал Коля, вырываясь. – Пустите меня! Пустите! Я в полк должен! В полк! Я же в списках еще не значусь! В списках не значусь, понимаете?!

Оттолкнув старшину, он рванул засыпанную обломками кирпича дверь, боком протиснулся на лестницу и побежал наверх по неудобным стертым ступенькам. Под ногами громко хрустнула штукатурка.

Наружную дверь смело взрывной волной, и Коля видел оранжевые сполохи пожаров. Узкий коридор уже заволакивало дымом, пылью и тошнотворным запахом взрывчатки. Тяжко вздрагивал каземат, все вокруг выло и стонало, и было 22 июня 1941 года, четыре часа пятнадцать минут по московскому времени…

Часть вторая

Когда Плужников выбежал наверх – в самый центр незнакомой, полыхающей крепости, – артиллерийский обстрел продолжался, но в ритме его наступило какое-то замедление: немцы начали переносить огневой вал на внешние обводы. Снаряды еще продолжали падать, но падали уже не бессистемно, а по строго запланированным квадратам, и поэтому Плужников успел оглядеться.

Кругом все горело. Горела кольцевая казарма, дома возле церкви, гаражи на берегу Муховца. Горели машины на стоянках, будки и временные строения, магазины, склады, овощехранилища – горело все, что могло гореть, а что не могло – горело тоже, и в реве пламени, в грохоте взрывов и скрежете горящего железа метались полуголые люди.

И еще кричали лошади. Кричали где-то совсем рядом, у коновязи, за спиной Плужникова, и этот необычный, неживотный крик заглушал сейчас все остальное, даже то жуткое, нечеловеческое, что изредка доносилось из горящих гаражей. Там, в промасленных и пробензиненных помещениях с крепкими решетками на окнах, в этот час заживо сгорали люди.

Плужников не знал крепости. Они с девушкой шли в темноте, а теперь эта крепость предстала перед ним в снарядных всплесках, дыму и пламени. Вглядевшись, он с трудом определил трехарочные ворота и решил бежать к ним, потому что дежурный по КПП должен был обязательно запомнить его и объяснить, куда теперь являться. А явиться куда-то, кому-то доложить было просто необходимо.

И Плужников побежал к воротам, прыгая через воронки и завалы земли и кирпича и прикрывая затылок обеими руками. Именно затылок: было невыносимо представить себе, что в его аккуратно подстриженный и такой беззащитный затылок каждое мгновение может вонзиться иззубренный и раскаленный осколок снаряда. И поэтому он бежал неуклюже, балансируя телом, странно сцепив руки на затылке и спотыкаясь.

Он не расслышал тугого снарядного рева: рев этот пришел позже. Он всей спиной почувствовал приближение чего-то беспощадного и, не снимая рук с затылка, лицом вниз упал в ближайшую воронку. В считаные мгновения до взрыва он руками, ногами, всем телом, как краб, зарывался в сухой неподатливый песок. А потом опять не расслышал разрыва, а почувствовал, что его вдруг со страшной силой вдавило в песок, вдавило настолько, что он не мог вздохнуть, а лишь корчился под этим гнетом, задыхаясь, хватая воздух и не находя его во вдруг наступившей тьме. А затем что-то грузное, но вполне реальное навалилось на спину, окончательно пригасив и попытки глотнуть воздуха, и остатки в клочья разорванного сознания.

Но очнулся он быстро: он был здоров и яростно хотел жить. Очнулся с тягучей головной болью, горечью в груди и почти в полной тишине. Вначале он – еще смутно, еще приходя в себя – подумал, что обстрел кончился, но потом сообразил, что просто ничего не слышит. И это совсем не испугало его; он вылез из-под завалившего его песка и сел, все время сплевывая кровь и противно хрустевший на зубах песок.

«Взрыв, – старательно подумал он, с трудом разыскивая слова. – Должно быть, тот склад завалило. И старшину, и девчонку ту с хромой ногой…»

Думал он об этом тяжело и равнодушно, как о чем-то очень далеком и во времени и в пространстве, пытался вспомнить, куда и зачем он бежал, но голова еще не слушалась. И он просто сидел на дне воронки, однообразно раскачиваясь, сплевывал окровавленный песок и никак не мог понять,

Страница 14 из 15

зачем и почему он тут сидит.

В воронке ядовито воняло взрывчаткой. Плужников лениво подумал, что надо бы вылезти наверх, что там он скорее отдышится и придет в себя, но двигаться мучительно не хотелось. И он, хрипя натруженной грудью, глотал эту тошнотную вонь, при каждом вздохе ощущая неприятную горечь. И опять не услышал, а почувствовал, как кто-то скатился на дно за его спиной. Шея не ворочалась, и повернуться пришлось всем телом.

На откосе сидел парнишка в синей майке, черных трусах и пилотке. По щеке у него текла кровь; он все время вытирал ее, удивленно глядел на ладонь и вытирал снова.

– Немцы в клубе, – сказал он.

Плужников половину понял по губам, половину расслышал.

– Точно. – Боец говорил спокойно: его занимала только кровь, что медленно сползала по щеке. – По мне жахнули. С автомата.

– Много их?

– А кто считал? По мне один жахнул, и то я щеку побил.

– Не. Упал я.

Они разговаривали спокойно, будто все то была игра и мальчишка с соседнего двора ловко выстрелил из рогатки. Плужников пытался осознать себя, почувствовать свои собственные руки и ноги, спрашивал, думая о другом, и лишь ответы ловил напряженно, потому что никак не мог понять, слышит он или просто догадывается, о чем говорит тот парнишка с расцарапанной щекой.

– Кондакова убило. Он слева бежал и упал сразу. Задергался и ногами забил, как припадочный. И киргиза того, что дневалил вчера, тоже убили. Того раньше.

Боец говорил что-то еще, но Плужников вдруг перестал его слушать. Нет, теперь он слышал почти все – и ржание покалеченных лошадей у коновязи, и взрывы, и рев пожаров, и далекую стрельбу, – он все слышал и поэтому успокоился и перестал слушать. Он переварил в себе и понял самое главное из того, что успел наговорить ему тот красноармеец: немцы ворвались в крепость, и это означало, что война действительно началась.

– …А из него кишки торчат. И вроде – дышат. Сами собой дышат, ей-богу!..

Голос разговорчивого паренька ворвался на мгновение, и Плужников – теперь он уже контролировал себя – тут же выключил это бормотание. Представился, назвал полк, куда был направлен, спросил, как до него добраться.

– Подстрелят, – сказал боец. – Раз они в клубе – в церкви бывшей, значит, – так обязательно жахнут. Из автоматов. Оттуда им все – как на ладошке.

– А вы куда бежали?

– За боеприпасом. Нас с Кондаковым в склад боепитания послали, а его убило.

– Кто послал?

– Командир какой-то. Все перепуталось, не поймешь, где твой командир, где чужой. Бегали мы сперва много.

– Куда приказано было доставить боеприпасы?

– Так ведь в клубе немцы. В клубе, – неторопливо и доброжелательно, точно ребенку, объяснил боец. – Куда ни приказывали, а не пробежать. Как жахнут…

Он любил это слово и произносил его особенно впечатляюще: в слове слышалось жужжание. Но Плужникова больше всего интересовал сейчас склад боепитания, где он надеялся раздобыть автомат, самозарядку или, на худой конец, обычную трехлинейку с достаточным количеством патронов. Оружие давало не только возможность действовать, не только стрелять по врагу, засевшему в самом центре крепости, – оружие обеспечивало личную свободу, и он хотел заполучить его как можно скорее.

– Где склад боепитания?

– Кондаков знал, – нехотя сказал боец.

Кровь по щеке больше не текла – видно, засохла, – но он все время бережно ощупывал грязными пальцами глубокую ссадину.

– Черт! – рассердился Плужников. – Ну, где он может быть, этот склад? Слева от нас или справа? Где? Ведь если немцы проникли в крепость, они же на нас могут наткнуться, это вы соображаете? Из пистолета не отстреляешься.

Последний довод заметно озадачил парнишку: он перестал ковырять коросту на щеке, тревожно и осмысленно глянул на лейтенанта.

– Вроде слева. Как бежали, так он справа был. Или – нет: Кондаков-то слева бежал. Погодите, гляну, где он лежит.

Повернувшись на живот, он ловко пополз наверх. На краю воронки оглянулся, став вдруг очень серьезным, и, сняв пилотку, осторожно высунул наружу стриженную под машинку голову.

– Вон Кондаков, – не оглядываясь, приглушенно сообщил он. – Не дергается больше, все. А до склада мы чуток только не добежали: вижу его. И вроде он не разбомбленный.

Оступаясь – ему очень не хотелось ползти при этом молоденьком красноармейце, – Плужников поднялся на откос, лег рядом с бойцом и выглянул: неподалеку действительно лежал убитый в гимнастерке и галифе, но без сапог и пилотки. Темная голова отчетливо виднелась на белом песке. Это был первый убитый, которого видел Плужников, и жуткое любопытство невольно притягивало к нему. И поэтому молчал он долго.

– Вот тебе и Кондаков, – вздохнул боец. – Конфеты любил, ириски. А жаден был – хлебца не выпросишь.

– Так. Где склад? – спросил Плужников, с усилием отрываясь от убитого Кондакова, который был когда-то жадным и очень любил ириски.

– А вон бугорок вроде. Видите? Только вход где в него, это не знаю.

Недалеко от склада, за изрытой снарядами, изломанной зеленью, виднелось массивное здание, и Плужников понял, что это и есть клуб, в котором, по словам бойца, уже засели немцы. Оттуда слышались короткие автоматные очереди, но куда они били, Плужников понять не мог.

– По Белому дворцу салют, – сказал боец. – Левей гляньте. Инженерное управление.

Плужников глянул: за низкой оградой, окружавшей двухэтажное, уже меченное снарядами здание, лежали люди. Он отчетливо видел огоньки их частых беспорядочных выстрелов.

– По моей команде бежим до… – Он запнулся, но продолжал: – До Кондакова. Там падаем, даже если немцы не откроют огня. Поняли? Внимание. Приготовились. Вперед!

Он бежал в рост, не пригибаясь, не столько потому, что голова его еще кружилась, а чтобы не выглядеть трусом в глазах этого перепуганного парнишки в синей майке. На одном дыхании он домчался до убитого, но не остановился, как сам же приказывал, а побежал дальше, к оружейному складу. И только добежав до него, вдруг испугался, что вот сейчас-то его и убьют. Но тут, громко дыша, притопал боец, и Плужников поспешно отогнал от себя страх и даже улыбнулся этому смешному стриженому красноармейцу:

– Чего пыхтишь?

Боец ничего не ответил, но тоже улыбнулся, и обе эти улыбки были похожи друг на друга как две капли воды.

Они трижды обошли земляной бугор, но нигде не нашли ничего похожего на вход. Все вокруг было уже взрыто и вздыблено, и то ли вход завалило при обстреле, то ли боец что-то напутал, то ли мертвый Кондаков бежал совсем не в ту сторону, а только Плужников понял, что вновь остался с одним пистолетом, променяв удобную дальнюю воронку на почти оголенное место рядом с церковью. Он с тоской оглянулся на низкую ограду Белого дворца, на беспорядочные огоньки выстрелов: там были свои, и Плужникову нестерпимо захотелось к ним.

– К нашим бежим, – не глядя сказал он. – Как скажу «три». Готов?

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/boris-vasilev/v-spiskah-ne-znachilsya/?lfrom=279785000) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard,

Страница 15 из 15

Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя). Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.

Молоденький лейтенант попадает в Брестскую крепость в первый день войны. Десять месяцев он упорно сопротивляется фашистам и умирает несломленным.

Часть первая

Девятнадцатилетний Коля Плужников заканчивает военное училище в звании младшего лейтенанта. Вместо отпуска комиссар просит его помочь разобраться с имуществом училища, которое расширяется в связи с осложнившейся обстановкой в Европе.

Две недели Плужников разбирает и учитывает военное имущество. Затем его вызывает генерал и предлагает остаться в родном училище командиром учебного взвода с перспективой продолжить учёбу в Военной Академии. Коля отказывается - он хочет служить в армии.

Командир... становится настоящим командиром, только послужив в войсках, похлебав с бойцами из одного котелка, научившись командовать ими.

Колю назначают командиром взвода и направляют в Особый Западный округ с условием, что через год он вернётся в училище.

На место службы Коля отправляется через Москву. Он выкраивает несколько часов, чтобы повидаться с матерью и младшей сестрой - отец Коли погиб в Средней Азии от рук басмачей. Дома Коля знакомится с подругой сестры. Девушка давно влюблена в него. Она обещает ждать Колю и собирается навестить его на новом месте службы. Девушка считает, что скоро начнётся война, но Коля убеждён - это пустые слухи, а Красная Армия сильна и не пустит врага на нашу территорию.

В Брест Коля приезжает вечером. Не найдя столовой, он вместе со случайными попутчиками отправляется в ресторан, где играет скрипач-самоучка. В Бресте неспокойно, каждую ночь за Бугом слышится рёв моторов, танков и тягачей.

Поужинав, Коля расстаётся с попутчиками. Они зовут его с собой, но Плужников остаётся в ресторане. Скрипач играет для лейтенанта, а племянница музыканта Мирра провожает Колю в Брестскую крепость.

На контрольно-пропускном пункте Колю направляют в казарму для командировочных. Миррочка берётся его проводить.

Было очень тихо и очень тепло, и чуть кружилась голова, и он с удовольствием подумал, что и ему пока некуда спешить, потому что в списках он ещё не значится.

Мирра, хромая еврейская девушка, работающая в крепости, осведомлена обо всём, что происходит и в городе, и в гарнизоне. Это кажется Коле подозрительным. Перед очередным КПП он пытается открыть кобуру табельного оружия и через миг уже лежит в пыли под прицелом дежурного.

Уладив недоразумение, Мирра берётся очистить Колю от пыли и ведёт его на склад в большом подвале. Там лейтенант встречает двух немолодых женщин, усатого старшину, хмурого сержанта и вечно сонного молодого бойца. Пока Коля чистится, начинает светать, кончается ночь на 22 июня 1941 года. Колю усаживают пить чай, и тут слышится грохот взрывов. Старшина уверен, что началась война. Коля бросается наверх, чтобы успеть в свой полк, ведь в списках он не значится.

Часть вторая

Плужников попадает в центр незнакомой крепости. Кругом всё пылает, в гараже заживо горят люди. По дороге на КПК Коля прячется в воронке вместе с незнакомым бойцом, который сообщает: немцы уже в крепости. Плужников понимает, что война действительно началась.

Следуя за бойцом по фамилии Сальников, Коля прибивается к своим и под командованием замполитрука отбивает занятый немцами клуб - бывший костёл. Удержать костёл поручают Коле. Весь оставшийся день крепость бомбят. Коля и десяток бойцов отбивают атаки фашистов трофейным оружием. Вся вода уходит на охлаждение пулемётов, берег реки уже занят фашистами, и бойцов мучает жажда.

Он уже не чувствовал ни страха, ни времени: звенело в заложенных ушах, муторно першило в пересохшем горле и с непривычки сводило руки от бьющегося немецкого автомата.

Между атаками Плужников и Сальников обследуют обширный подвал костёла - прячущиеся там женщины вроде бы видели немцев - но никого не находит. Вечером вёрткий Сальников приносит воды. Коля начинает понимать, что Красная Армия им не поможет.

Под утро немцы прорываются через подвал. Коля и Сальников под обстрелом перебегают в другой подвал, где засел небольшой отряд солдат во главе со старшим лейтенантом. Тот считает, что костёл пришлось оставить из-за Плужникова. Коля тоже чувствует свою вину - недоглядел - и берётся искупить её.

Он сидел на полу, не шевелясь, угрюмо думая, что совершил самое страшное: предал товарищей. Он не искал себе оправданий, не жалел себя: он стремился понять, почему это произошло.

Коля получает приказ исправить ошибку и отбить костёл. Его отбивают, и повторяется вчерашний день - бомбёжки, атаки. Коля лежит за пулемётом и стреляет, обжигаясь о раскалённый корпус.

Утром их сменяют. Коля, Сальников и высокий пограничник отходят, попадают под обстрел и прорываются в подвальный отсек, из которого нет выхода. Только ночью они прорываются к кольцевым казармам, под которыми тоже проходит сеть подвалов. Враг тем временем меняет тактику. Теперь немецкие сапёры методично взрывают развалины, уничтожая места, где можно спрятаться.

В подвалах Коля встречает раненого политрука и узнаёт от него, что немцы обещают райскую жизнь сдавшимся «доблестным защитникам крепости». Политрук же считает, что немцев надо бить, чтобы они боялись каждого камня, дерева и дыры в земле. Коля понимает - политрук прав.

На следующий день Коля попадает в общие подвалы.

Дни и ночи сливались в единую цепь вылазок и бомбёжек, ...схваток с врагом и коротких, похожих на обмороки минут забытья. И постоянного, изнуряющего, не проходящего даже во сне желания пить.

Политрук погибает, забрав с собой нескольких фашистов, высокого пограничника смертельно ранит во время штурма моста, затем командиры отправляют в немецкий плен женщин и детей, чтобы они не умерли от жажды в подвалах.

Коля добывает воду для раненых. Пограничник просит отвести его к выходу из подвала - он хочет умереть под открытым небом. Помогая другу, Коля рассказывает, что всем вышел приказ «разбегаться кто куда». Но патронов нет, а прорываться без боеприпасов - бессмысленное самоубийство.

Оставив пограничника умирать, Коля и Сальников отправляются искать склад боеприпасов. Немцы уже заняли крепость. Днём они уничтожают развалины, а ночью эти развалины оживают.

Израненные, опалённые, измотанные жаждой и боями скелеты в лохмотьях поднимались из-под кирпичей, выползали из подземелий и... уничтожали тех, кто рисковал оставаться на ночь. И немцы боялись ночей.

Друзья пробираются к складу днём, прячась в воронках. В одной из воронок их обнаруживает немец. Сальникова начинают избивать, а Плужникова гоняют по кругу, «подбадривая» автоматными очередями, пока тот не ныряет в незаметную дыру в земле.

Коля попадает в изолированный бункер, где встречает Мирру и её спутников - старшего сержанта Федорчука, старшину, красноармейца Васю Волкова. У них есть запас еды, воду они добыли, проломив пол и вырыв колодец. Придя в себя, Коля чувствует, что оказался дома.

Часть третья

Вся война для них, заживо замурованных в глухом каземате, шла теперь наверху.

Пока Коля воевал, они пробрались по подвалам в этот изолированный бункер с двумя выходами - на поверхность и в оружейный склад.

Плужнников решает пробраться к засевшим в дальних подвалах остаткам гарнизона, но опаздывает: на его глазах немцы взрывают укрытие и уничтожают последних защитников крепости. Теперь в развалинах остаются только разрозненные одиночки.

Плужников возвращается в подвал и долго лежит на скамье, вспоминая тех, с кем воевал все эти дни.

С удивительной ясностью он видел сейчас их всех. Всех, кто, прикрывая его, бросался вперёд, бросался не колеблясь, не раздумывая, движимый чем-то непонятным, непостижимым для него.

Коля выносит себе смертный приговор и решает застрелиться. Его останавливает Мирра. На следующее утро Плужников окончательно приходит в себя, вооружает оказавшихся в его подчинении мужчин и устраивает вылазки на поверхность, надеясь найти хоть кого-то из своих. Коля верит, что Сальников ещё жив, и постоянно ищет его.

Во время одной из вылазок начинается перестрелка и старшину ранят в ногу. На следующий день пропадает Федорчук. Коля вместе с Васей Волковым отправляется его искать и видит, как тот добровольно сдаётся немцам в плен. Плужников убивает предателя выстрелом в спину.

Он не чувствовал угрызений совести, застрелив человека, с которым не один раз сидел за общим столом. Наоборот, он ощущал злое, радостное возбуждение.

Вася начинает бояться своего командира. Тем временем в крепость заходят немцы и начинают зачищать развалины. Коля и Волков отступают и натыкаются на пленных, среди которых Плужников видит знакомого красноармейца. Тот сообщает Коле, что Сальников жив и находится в немецком лазарете. Пленный пытается выдать его. Коле приходится убегать, и он теряет Волкова.

Плужников замечает, что в крепость пришли немцы другого рода - не такие хваткие и быстрые. Одного он берёт в плен и выясняет, что это - мобилизованный немецкий рабочий из караульной команды. Коля понимает, что должен убить пленного, но не может этого сделать и отпускает его.

Рана старшины загнивает, он чувствует, что протянет недолго, и решает дорого продать свою жизнь. Старшина взрывает ворота, через которые враг попадает в крепость, вместе с собой и большой группой немцев.

Часть четвёртая

По совету старшины, Коля хочет отправить Мирру к немцам в плен, надеясь, что она сможет выжить. Девушка же думает, что Коля хочет избавиться от неё как от обузы. Она понимает, что её, калеку и еврейку, немцы убьют.

Плужников обследует лабиринт подвалов и натыкается на двух выживших - сержанта и ефрейтора. Они собираются уходить из крепости и зовут Колю с собой. Мирру новые знакомые брать с собой не хотят. Они считают, что Красная Армия разбита, и хотят поскорее сбежать. Коля отказывается бросать девушку одну и заставляет сержанта и ефрейтора уйти, снабдив их патронами.

Мирра влюблена в Колю, а он разделяет её чувства. Они становятся мужем и женой.

И снова не было ни тьмы, ни подвала, ни крыс, что пищали в углах. И снова не было войны, а было двое. Двое на Земле. Мужчина и Женщина.

Проходит время. Плужников каждый день патрулирует крепость. В одну из таких вылазок он встречает Васю Волкова. Тот сошёл с ума, но Плужникова всё ещё боится. Увидев Колю, Волков убегает, натыкается на немцев и погибает.

Наступает осень. Мирра признаётся Коле, что ждёт ребёнка и должна уйти. Коля уже видел в крепости отряд пленных женщин, которые разбирали завалы. Он отводит Мирру к ним, она пытается смешаться с пленными, но лишнюю женщину замечают. Её узнаёт немец, которого когда-то пощадил Коля. Мирра пытается отойти подальше, чтобы Плужников, который следит за всем из подвальной дыры, ничего не понял и не вмешался. Девушку жестоко избивают и протыкают штыком.

Яркий свет полыхнул перед её крепко зажмуренными глазами, и в этом беспощадном свете она увидела вдруг, что у неё уже никогда не будет ни маленького, ни мужа, ни самой жизни.

Полуживую девушку заваливают кирпичами в небольшой воронке.

Часть пятая

Коля заболевает и теряет счёт дням. Когда Плужников выздоравливает и выбирается наружу, в крепости уже лежит снег. Он снова начинает охотиться за немецкими патрулями.

Он был жив и по-прежнему ощущал себя хозяином притихшей под снегом Брестской крепости.

Плужников уверен, что Мирра вернулась к семье, и старается не думать о ней.

Коля попадает в костёл, вспоминает, как сражался за него, и понимает: смерти и одиночества нет, «потому что есть оно, это прошлое». Немцы пытаются поймать его, тихонько оцепив костёл, но Плужников сбегает. Вечером Коля возвращается в свой обжитый уголок и обнаруживает, что он взорван - Плужникова выдали следы на свежевыпавшем снегу.

Коля отправляется в необследованные подвалы и встречает там выжившего старшину Семишного. Он ранен в позвоночник и уже не может ходить - его постепенно парализует. Но дух старшины не сломлен, он уверен, что врагу сопротивляется каждый метр родной земли. Он заставляет Колю каждый день выходить из подвала и убивать захватчиков.

Чтоб знали: крепость жива. Чтоб и мёртвых боялись. Чтобы детям, внукам и правнукам своим заказали в Россию соваться!

Коля постепенно начинает терять зрение, но упорно идёт «на охоту». Старшине тоже становится всё хуже, он с трудом сидит, но не сдаётся, «с боем отдавая смерти каждый миллиметр своего тела».

В первый день 1942 года Семишный умирает. Перед смертью он передаёт Коле полковое знамя, которое всё это время носил под одеждой.

Двенадцатого апреля немцы находят Плужников. В качестве переводчика они привозят скрипача-самоучку, который когда-то играл для Коли. От него Плужников узнаёт, что немцы разбиты под Москвой. Коля чувствует, что выполнил свой долг, и выходит к врагам. Он болен, почти слеп, но держится прямо. Он идёт к санитарной машине сквозь строй немецких солдат, и те по команде офицера подносят руки к фуражкам.

Но он не видел этих почестей, а если бы и видел, ему было бы уже всё равно. Он был выше всех мыслимых почестей, выше славы, выше жизни и выше смерти.

Возле машины он падает «свободным и после жизни, смертию смерть поправ».

Эпилог

Посетителям, пришедшим в музей Брестской крепости, обязательно расскажут легенду о человеке, который не значился в списках, но защищал крепость десять месяцев, покажут единственное сохранившееся полковое знамя и «маленький деревянный протез с остатком женской туфельки», найденный в воронке под кирпичами.

За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказ о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.
После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерки из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.
Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый ТТ. Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот - самый прекрасный из всех вечеров - начался и закончился торжественно и красиво.
Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».
Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…», но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:
- Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант. На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.
- Я хрущу, - не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.
Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.
- Хрусти себе на здоровье, - сказал друг. - Только, знаешь, не перед Зойкой: она - дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.
Но Колька слушал вполуха, потому что изучал хруст. И хруст этот очень ему нравился.
На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать, и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.
А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:
- Лейтенанта Плужникова к комиссару!..
Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.
- Я не курю, - сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.
- Молодец, - сказал комиссар. - А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.
И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь.
- Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. - Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. - Все это мы знаем, и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это - не приказ, это - просьба, учтите, Плужников. Приказывать мы вам уже права не имеем…
- Я слушаю, товарищ полковой комиссар. - Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведку, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!..»
- Наше училище расширяется, - сказал комиссар. - Обстановка сложная, в Европе - война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…
И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.
Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.
В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.
Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:
- Командир…
И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…
- Здравствуйте, товарищ лейтенант.
Это было на третий вечер: носом к носу - Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.
- Что-то вас нигде не видно, товарищ лейтенант. И в библиотеку вы больше не приходите…
- Работа.
- Вы при училище оставлены?
- У меня особое задание, - туманно сказал Коля.
Они почему-то уже шли рядом и совсем не в ту сторону. Зоя говорила и говорила, беспрерывно смеясь; он не улавливал смысла, удивляясь, что так покорно идет не в ту сторону. Потом он с беспокойством подумал, не утратило ли его обмундирование романтичного похрустывания, повел плечом, и портупея тотчас же ответила тугим благородным скрипом…
- …жутко смешно! Мы так смеялись, так смеялись… Да вы не слушаете, товарищ лейтенант.
- Нет, я слушаю. Вы смеялись.
Она остановилась: в темноте вновь блеснули ее зубы. И он уже не видел ничего, кроме этой улыбки.
- Я ведь нравилась вам, да? Ну, скажите, Коля, нравилась?..
- Нет, - шепотом ответил он. - Просто… Не знаю. Вы ведь замужем.
- Замужем?.. - Она шумно засмеялась: - Замужем, да? Вам сказали? Ну, и что же, что замужем? Я случайно вышла за него, это была ошибка…
Каким-то образом он взял ее за плечи. А может быть, и не брал, а она сама так ловко повела ими, что его руки оказались на ее плечах.
- Между прочим, он уехал, - деловито сказала она. - Если пройти по этой аллейке до забора, а потом вдоль забора до нашего дома, так никто и не заметит. Вы хотите чаю, Коля, правда?..
Он уже хотел чаю, но тут темное пятно двинулось на них из аллейного сумрака, наплыло и сказало:
- Извините.
- Товарищ полковой комиссар! - отчаянно крикнул Коля, бросившись за шагнувшей в сторону фигурой. - Товарищ полковой комиссар, я…
- Товарищ Плужников? Что же это вы девушку оставили? Ай, ай.
- Да, да, конечно, - Коля метнулся назад, сказал торопливо: - Зоя, извините. Дела. Служебные дела.
Что Коля бормотал комиссару, выбираясь из сиреневой аллеи на спокойный простор училищного плаца, он намертво забыл уже через час. Что-то насчет портяночного полотна нестандартной ширины или, кажется, стандартной ширины, но зато не совсем полотна… Комиссар слушал-слушал, а потом спросил:
- Это что же, подруга ваша была?
- Нет, нет, что вы! - испугался Коля. - Что вы, товарищ полковой комиссар, это же Зоя, из библиотеки. Я ей книгу не сдал, вот и…
И замолчал, чувствуя, что краснеет: он очень уважал добродушного пожилого комиссара и врать стеснялся. Впрочем, комиссар заговорил о другом, и Коля кое-как пришел в себя.
- Это хорошо, что документацию вы не запускаете: мелочи в нашей военной жизни играют огромную дисциплинирующую роль. Вот, скажем, гражданский человек иногда может себе кое-что позволить, а мы, кадровые командиры Красной Армии, не можем. Не можем, допустим, пройтись с замужней женщиной, потому что мы на виду. мы обязаны всегда, каждую минуту быть для подчиненных образцом дисциплины. И очень хорошо, что вы это понимаете… Завтра, товарищ Плужников, в одиннадцать тридцать прошу прибыть ко мне. Поговорим о вашей дальнейшей службе, может быть, пройдем к генералу.
- Есть…
- Ну, значит, до завтра. - Комиссар подал руку, задержал, тихо сказал: - А книжку в библиотеку придется вернуть, Коля! Придется!..
Очень, конечно, получилось нехорошо, что пришлось обмануть товарища полкового комиссара, но Коля почему-то не слишком огорчился. В перспективе ожидалось возможное свидание с начальником училища, и вчерашний курсант ждал этого свидания с нетерпением, страхом и трепетом, словно девушка - встречи с первой любовью. Он встал задолго до подъема, надраил до самостоятельного свечения хрустящие сапоги, подшил свежий подворотничок и начистил все пуговицы. В комсоставской столовой - Коля чудовищно гордился, что кормится в этой столовой и лично расплачивается за еду, - он ничего не мог есть, а только выпил три порции компота из сухофруктов. И ровно в одиннадцать прибыл к комиссару.
- А, Плужников, здорово! - Перед дверью комиссарского кабинета сидел лейтенант Горобцов - бывший командир Колиного учебного взвода, - тоже начищенный, выутюженный и затянутый. - Как делишки? Закругляешься с портяночками?
Плужников был человеком обстоятельным и поэтому поведал о своих делах все, втайне удивляясь, почему лейтенант Горобцов не интересуется, что он, Коля, тут делает. И закончил с намеком:
- Вчера товарищ полковой комиссар расспрашивал. И велел…
- Слушай, Плужников, - понизив голос, вдруг перебил Горобцов. - Если тебя к Величко будут сватать, ты не ходи. Ты ко мне просись, ладно? Мол, давно вместе служишь, сработались…
Лейтенант Величко тоже был командиром учебного взвода, но - второго, и вечно спорил с лейтенантом Горобцовым по всем поводам. Коля ничего не понял из того, что сообщил ему Горобцов, но вежливо покивал. А когда раскрыл рот, чтобы попросить разъяснений, распахнулась дверь комиссарского кабинета и вышел сияющий и тоже очень парадный лейтенант Величко.
- Роту дали, - сказал он Горобцову, - Желаю того же!
Горобцов вскочил, привычно одернул гимнастерку, согнав одним движением все складки назад, и вошел в кабинет.
- Привет, Плужников, - сказал Величко и сел рядом. - Ну, как дела в общем и целом? Все сдал и все принял?
- В общем, да. - Коля вновь обстоятельно рассказал о своих делах. Только ничего не успел намекнуть насчет комиссара, потому что нетерпеливый Величко перебил раньше:
- Коля, будут предлагать - просись ко мне. Я там несколько слов сказал, но ты, в общем и целом, просись.
- Куда проситься?
Тут в коридор вышли полковой комиссар и лейтенант Горобцов, и Величко с Колей вскочили. Коля начал было «по вашему приказанию…», но комиссар не дослушал:
- Идем, товарищ Плужников, генерал ждет. Вы свободны, товарищи командиры.
К начальнику училища они прошли не через приемную, где сидел дежурный, а через пустую комнату. В глубине этой комнаты была дверь, в которую комиссар вышел, оставив озадаченного Колю одного.
До сих пор Коля встречался с генералом, когда генерал вручал ему удостоверение и личное оружие, которое так приятно оттягивало бок. Была, правда, еще одна встреча, но Коля о ней вспоминать стеснялся, а генерал навсегда забыл.
Встреча эта состоялась два года назад, когда Коля - еще гражданский, но уже стриженный под машинку - вместе с другими стрижеными только-только прибыл с вокзала в училище. Прямо на плацу они сгрузили чемоданы, и усатый старшина (тот самый, которого они порывались отлупить после банкета) приказал всем идти в баню. Все и пошли - еще без строя, гуртом, громко разговаривая и смеясь, - а Коля замешкался, потому что натер ногу и сидел босиком. Пока он напяливал ботинки, все уже скрылись за углом; Коля вскочил, хотел было кинуться следом, но тут его вдруг окликнули:
- Куда же вы, молодой человек?
Сухонький, небольшого роста генерал сердито смотрел на него. - Здесь армия, и приказы в ней исполняются беспрекословно. Вам приказано охранять имущество, вот и охраняйте, пока не придет смена или не отменят приказ.
Приказа Коле никто не давал, но Коля уже не сомневался, что приказ этот как бы существовал сам собой. И поэтому, неумело вытянувшись и сдавленно крикнув: «Есть, товарищ генерал!», остался при чемоданах.
А ребята, как на грех, куда-то провалились. Потом выяснилось, что после бани они получили курсантское обмундирование, и старшина повел их в портняжную мастерскую, чтобы каждый подогнал одежду по фигуре. Все это заняло уйму времени, а Коля покорно стоял возле никому не нужных вещей. Стоял и чрезвычайно гордился этим, словно охранял склад с боеприпасами. И никто на него не обращал внимания, пока за вещами не пришли двое хмурых курсантов, получивших внеочередные наряды за вчерашнюю самоволку.
- Не пущу! - закричал Коля. - Не смейте приближаться!..
- Чего? - довольно грубо поинтересовался один из штрафников. - Вот сейчас дам по шее…
- Назад! - воодушевленно заорал Плужников, - Я - часовой! Я приказываю!..
Оружия у него, естественно, не было, но он так вопил, что курсанты на всякий случай решили не связываться. Пошли за старшим по наряду, но Коля и ему не подчинился и потребовал либо смены, либо отмены. А поскольку никакой смены не было и быть не могло, то стали выяснять, кто назначил его на этот пост. Однако Коля в разговоры вступать отказался и шумел до тех пор, пока не явился дежурный по училищу. Красная повязка подействовала, но, сдав пост, Коля не знал, куда идти и что делать. И дежурный тоже не знал, а когда разобрались, баня уже закрылась, и Коле пришлось еще сутки прожить штатским человеком, но зато навлечь на себя мстительный гнев старшины…
И вот сегодня предстояло в третий раз встретиться с генералом. Коля желал этого и отчаянно трусил, потому что верил в таинственные слухи об участии генерала в испанских событиях. А поверив, не мог не бояться глаз, совсем еще недавно видевших настоящих фашистов и настоящие бои.
Наконец-то приоткрылась дверь, и комиссар поманил его пальцем. Коля поспешно одернул гимнастерку, облизнул пересохшие вдруг губы и шагнул за глухие портьеры.
Вход был напротив официального, и Коля оказался за сутулой генеральской спиной. Это несколько смутило его, и доклад он прокричал не столь отчетливо, как надеялся. Генерал выслушал и указал на стул перед столом. Коля сел, положив руки на колени и неестественно выпрямившись. Генерал внимательно поглядел на него, надел очки (Коля чрезвычайно расстроился, увидев эти очки!..) и стал читать какие-то листки, подшитые в красную папку: Коля еще не знал, что именно так выглядит его, лейтенанта Плужникова, «Личное дело».
- Все пятерки - и одна тройка? - удивился генерал. - Отчего же тройка?
- Тройка по матобеспечению, - сказал Коля, густо, как девушка, покраснев. - Я пересдам, товарищ генерал.
- Нет, товарищ лейтенант, поздно уже, - усмехнулся генерал.
- Отличные характеристики со стороны комсомола и со стороны товарищей, - негромко сказал комиссар.
- Угу, - подтвердил генерал, снова погружаясь в чтение.
Комиссар отошел к открытому окну, закурил и улыбнулся Коле, как старому знакомому. Коля в ответ вежливо шевельнул губами и вновь напряженно уставился в генеральскую переносицу.
- А вы, оказывается, отлично стреляете? - спросил генерал. - Призовой, можно сказать, стрелок.
- Честь училища защищал, - подтвердил комиссар.
- Прекрасно. - Генерал закрыл красную папку, отодвинул ее и снял очки. - У нас есть к вам предложение, товарищ лейтенант.
Коля с готовностью подался вперед, не проронив ни слова. После должности уполномоченного по портянкам он уже не надеялся на разведку.
- Мы предлагаем вам остаться при училище командиром учебного взвода, - сказал генерал. - Должность ответственная. Вы какого года?
- Я родился двенадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать второго года! - отбарабанил Коля.
Он сказал машинально, потому что лихорадочно соображал, как поступить. Конечно, предлагаемая должность была для вчерашнего выпускника чрезвычайно почетной, но Коля не мог вот так вдруг вскочить и заорать: «С удовольствием, товарищ генерал!» Не мог, потому что командир - он был твердо убежден в этом - становится настоящим командиром, только послужив в войсках, похлебав с бойцами из одного котелка, научившись командовать ими. А он хотел стать таким командиром и поэтому пошел в общевойсковое училище, когда все бредили авиацией или, на крайний случай, танками.
- Через три года вы будете иметь право поступать в академию, - продолжал генерал. - А судя по всему, вам следует учиться дальше.
- Мы даже предоставим вам право выбора, - улыбнулся комиссар. - Ну, в чью роту хочешь: к Горобцову или к Величко?
- Горобцов ему, наверно, надоел, - усмехнулся генерал.
Коля хотел сказать, что Горобцов ему совсем не надоел, что он отличный командир, но все это ни к чему, потому что он, Николай Плужников, оставаться в училище не собирается. Ему нужны часть, бойцы, потная лямка взводного - все то, что называется коротким словом «служба». Так он хотел сказать, но слова запутались в голове, и Коля вдруг опять начал краснеть.
- Можете закурить, товарищ лейтенант, - сказал генерал, пряча улыбку. - Покурите, обдумайте предложение…
- Не выйдет, - вздохнул полковой комиссар. - Не курит он, вот незадача.
- Не курю, - подтвердил Коля и осторожно прокашлялся. - Товарищ генерал, разрешите?
- Слушаю, слушаю.
- Товарищ генерал, я благодарю вас, конечно, и большое спасибо за доверие. Я понимаю, что это - большая честь для меня, но все-таки разрешите отказаться, товарищ генерал.
- Почему? - полковой комиссар нахмурился, шагнул от окна. - Что за новости, Плужников?
Генерал молча смотрел на него. Смотрел с явным интересом, и Коля приободрился:
- Я считаю, что каждый командир должен сначала послужить в войсках, товарищ генерал. Так нам говорили в училище, и сам товарищ полковой комиссар на торжественном вечере тоже говорил, что только в войсковой части можно стать настоящим командиром.
Комиссар растерянно кашлянул и вернулся к окну. Генерал по-прежнему смотрел на Колю.
- И поэтому - большое вам, конечно, спасибо, товарищ генерал, - поэтому я очень вас прошу: пожалуйста, направьте меня в часть. В любую часть и на любую должность.
Коля замолчал, и в кабинете возникла пауза. Однако ни генерал, ни комиссар не замечали ее, но Коля чувствовал, как она тянется, и очень смущался.
- - Я, конечно, понимаю, товарищ генерал, что…
- А ведь он молодчага, комиссар, - вдруг весело сказал начальник. - Молодчага ты, лейтенант, ей-богу, молодчага!
А комиссар неожиданно рассмеялся и крепко хлопнул Колю по плечу:
- Спасибо за память, Плужников!
И все трое заулыбались так, будто нашли выход из не очень удобного положения.
- Значит, в часть?
- В часть, товарищ генерал.
- Не передумаешь? - Начальник вдруг перешел на «ты» и обращения этого уже не менял.
- Нет.
- И все равно, куда пошлют? - спросил комиссар. - А как же мать, сестренка?.. Отца у него нет, товарищ генерал.
- Знаю. - Генерал спрятал улыбку, смотрел серьезно, барабанил пальцами по красной папке. - Особый Западный устроит, лейтенант?
Коля зарозовел: о службе в особых округах мечтали, как о немыслимой удаче.
- Командиром взвода согласен?
- Товарищ генерал!.. - Коля вскочил и сразу сел, вспомнив о дисциплине. - Большое, большое спасибо, товарищ генерал!..
- Но с одним условием, - очень серьезно сказал генерал. - Даю тебе, лейтенант, год войсковой практики. А ровно через год я тебя назад затребую, в училище, на должность командира учебного взвода. Согласен?
- Согласен, товарищ генерал. Если прикажете…
- Прикажем, прикажем! - засмеялся комиссар. - Нам такие некурящие страсть как нужны.
- Только есть тут одна неприятность, лейтенант: отпуска у тебя не получается. Максимум в воскресенье ты должен быть в части.
- Да, не придется тебе у мамы в Москве погостить, - улыбнулся комиссар. - Она где там живет?
- На Остоженке… То есть теперь это называется Метростроевская.
- На Остоженке… - вздохнул генерал и, встав, протянул Коле руку: - Ну, счастливо служить, лейтенант. Через год жду, запомни!
- Спасибо, товарищ генерал. До свидания! - прокричал Коля и строевым шагом вышел из кабинета.
В те времена с билетами на поезда было сложно, но комиссар, провожая Колю через таинственную комнату, пообещал билет этот раздобыть. Весь день Коля сдавал дела, бегал с обходным листком, получал в строевом отделе документы. Там его ждала еще одна приятная неожиданность: начальник училища приказом объявлял ему благодарность за выполнение особого задания. А вечером дежурный вручил билет, и Коля Плужников, аккуратно распрощавшись со всеми, отбыл к месту новой службы через город Москву, имея в запасе три дня: до воскресенья…

2

В Москву поезд прибывал утром. До Кропоткинской Коля доехал на метро - самом красивом метро в мире; он всегда помнил об этом и испытывал невероятное чувство гордости, спускаясь под землю. На станции «Дворец Советов» он вышел; напротив поднимался глухой забор, за которым что-то стучало, шипело и грохало. И на этот забор Коля тоже смотрел с огромной гордостью, потому что за ним закладывался фундамент самого высокого здания в мире: Дворца Советов с гигантской статуей Ленина наверху.
Возле дома, откуда он два года назад ушел в училище, Коля остановился. Дом этот - самый обыкновенный многоквартирный московский дом со сводчатыми воротами, глухим двором и множеством кошек, - дом этот был совсем по-особому дорог ему. Здесь он знал каждую лестницу, каждый угол и каждый кирпич в каждом углу. Это был его дом, и если понятие «родина» ощущалось как нечто грандиозное, то дом был попросту самым родным местом на всей земле.
Коля стоял возле дома, улыбался и думал, что там, во дворе, на солнечной стороне, наверняка сидит Матвеевна, вяжет бесконечный чулок и заговаривает со всеми, кто проходит мимо. Он представил, как она остановит его и спросит, куда он идет, чей он и откуда. Он почему-то был уверен, что Матвеевна ни за что его не узнает, и заранее радовался.
И тут из ворот вышли две девушки. На той, которая была чуть повыше, платье было с короткими рукавчиками, но вся разница между девушками на этом и кончалась: они носили одинаковые прически, одинаковые белые носочки и белые прорезиненные туфли. Маленькая мельком глянула на затянутого до невозможности лейтенанта с чемоданом, свернула вслед за подругой, но вдруг замедлила шаг и еще раз оглянулась.
- Вера?.. - шепотом спросил Коля. - Верка, чертенок, это ты?..
Визг был слышен у Манежа. Сестра с разбегу бросилась на шею, как в детстве подогнув колени, и он едва устоял: она стала довольно-таки тяжеленькой, эта его сестренка…
- Коля! Колечка! Колька!..
- Какая же ты большая стала, Вера.
- Шестнадцать лет! - с гордостью сказала она. - А ты думал, ты один растешь, да?.. Ой, да ты уже лейтенант! Валюшка, поздравь товарища лейтенанта.
Высокая, улыбаясь, шагнула навстречу:
- Здравствуй, Коля.
Он уткнулся взглядом в обтянутую ситцем грудь. Он отлично помнил двух худющих девчонок, голенастых, как кузнечики. И поспешно отвел глаза:
- Ну, девочки, вас не узнать…
- Ой, нам в школу! - вздохнула Вера. - Сегодня последнее комсомольское, и не пойти просто невозможно.
- Вечером встретимся, - сказала Валя. Она беззастенчиво разглядывала его удивительно спокойными глазами. От этого Коля смущался и сердился, потому что был старше и по всем законам смущаться должны были девчонки.
- Вечером я уезжаю.
- Куда? - удивилась Вера.
- К новому месту службы, - не без важности сказал он. - Я тут проездом.
- Значит, в обед. - Валя опять поймала его взгляд и улыбнулась. - Я патефон принесу.

юБУФШ РЕТЧБС

ъБ ЧУА ЦЙЪОШ лПМЕ рМХЦОЙЛПЧХ ОЕ ЧУФТЕЮБМПУШ УФПМШЛП РТЙСФОЩИ ОЕПЦЙДБООПУФЕК, УЛПМШЛП ЧЩРБМП Ч РПУМЕДОЙЕ ФТЙ ОЕДЕМЙ. рТЙЛБЪ П РТЙУЧПЕОЙЙ ЕНХ, оЙЛПМБА рЕФТПЧЙЮХ рМХЦОЙЛПЧХ, ЧПЙОУЛПЗП ЪЧБОЙС ПО ЦДБМ ДБЧОП, ОП ЧУМЕД ЪБ РТЙЛБЪПН РТЙСФОЩЕ ОЕПЦЙДБООПУФЙ РПУЩРБМЙУШ Ч ФБЛПН ЙЪПВЙМЙЙ, ЮФП лПМС РТПУЩРБМУС РП ОПЮБН ПФ УПВУФЧЕООПЗП УНЕИБ.

рПУМЕ ХФТЕООЕЗП РПУФТПЕОЙС, ОБ ЛПФПТПН ВЩМ ЪБЮЙФБО РТЙЛБЪ, ЙИ УТБЪХ ЦЕ РПЧЕМЙ Ч ЧЕЭЕЧПК УЛМБД. оЕФ, ОЕ Ч ПВЭЙК, ЛХТУБОФУЛЙК, Б Ч ФПФ, ЪБЧЕФОЩК, ЗДЕ ЧЩДБЧБМЙУШ ОЕНЩУМЙНПК ЛТБУПФЩ ИТПНПЧЩЕ УБРПЗЙ, ИТХУФСЭЙЕ РПТФХРЕЙ, ОЕЗОХЭЙЕУС ЛПВХТЩ, ЛПНБОДЙТУЛЙЕ УХНЛЙ У ЗМБДЛЙНЙ МБЛПЧЩНЙ РМБОЫЕФЛБНЙ, ЫЙОЕМЙ ОБ РХЗПЧЙГБИ Й ЗЙНОБУФЕТЛЙ ЙЪ УФТПЗПК ДЙБЗПОБМЙ. б РПФПН ЧУЕ, ЧЕУШ ЧЩРХУЛ, ВТПУЙМЙУШ Л ХЮЙМЙЭОЩН РПТФОЩН, ЮФПВЩ РПДПЗОБФШ ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ Й Ч ТПУФ Й Ч ФБМЙА, ЮФПВЩ ЧМЙФШУС Ч ОЕЗП, ЛБЛ Ч УПВУФЧЕООХА ЛПЦХ. й ФБН ФПМЛБМЙУШ, ЧПЪЙМЙУШ Й ФБЛ ИПИПФБМЙ, ЮФП РПД РПФПМЛПН ОБЮБМ ТБУЛБЮЙЧБФШУС ЛБЪЕООЩК ЬНБМЙТПЧБООЩК БВБЦХТ.

чЕЮЕТПН УБН ОБЮБМШОЙЛ ХЮЙМЙЭБ РПЪДТБЧМСМ ЛБЦДПЗП У ПЛПОЮБОЙЕН, ЧТХЮБМ «хДПУФПЧЕТЕОЙЕ МЙЮОПУФЙ ЛПНБОДЙТБ тллб» Й ХЧЕУЙУФЩК фф. вЕЪХУЩЕ МЕКФЕОБОФЩ ПЗМХЫЙФЕМШОП ЧЩЛТЙЛЙЧБМЙ ОПНЕТ РЙУФПМЕФБ Й ЙЪП ЧУЕК УЙМЩ ФЙУЛБМЙ УХИХА ЗЕОЕТБМШУЛХА МБДПОШ. б ОБ ВБОЛЕФЕ ЧПУФПТЦЕООП ЛБЮБМЙ ЛПНБОДЙТПЧ ХЮЕВОЩИ ЧЪЧПДПЧ Й РПТЩЧБМЙУШ УЧЕУФЙ УЮЕФЩ УП УФБТЫЙОПК. чРТПЮЕН, ЧУЕ ПВПЫМПУШ ВМБЗПРПМХЮОП, Й ЧЕЮЕТ ЬФПФ - УБНЩК РТЕЛТБУОЩК ЙЪ ЧУЕИ ЧЕЮЕТПЧ - ОБЮБМУС Й ЪБЛПОЮЙМУС ФПТЦЕУФЧЕООП Й ЛТБУЙЧП.

рПЮЕНХ-ФП ЙНЕООП Ч ОПЮШ РПУМЕ ВБОЛЕФБ МЕКФЕОБОФ рМХЦОЙЛПЧ ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ПО ИТХУФЙФ. иТХУФЙФ РТЙСФОП, ЗТПНЛП Й НХЦЕУФЧЕООП. иТХУФЙФ УЧЕЦЕК ЛПЦЕК РПТФХРЕЙ, ОЕПВНСФЩН ПВНХОДЙТПЧБОЙЕН, УЙСАЭЙНЙ УБРПЗБНЙ. иТХУФЙФ ЧЕУШ, ЛБЛ ОПЧЕОШЛЙК ТХВМШ, ЛПФПТПЗП ЪБ ЬФХ ПУПВЕООПУФШ НБМШЮЙЫЛЙ ФЕИ МЕФ ЪБРТПУФП ОБЪЩЧБМЙ «ИТХУФПН».

уПВУФЧЕООП, ЧУЕ ОБЮБМПУШ ОЕУЛПМШЛП ТБОШЫЕ. оБ ВБМ, ЛПФПТЩК РПУМЕДПЧБМ РПУМЕ ВБОЛЕФБ, ЧЮЕТБЫОЙЕ ЛХТУБОФЩ СЧЙМЙУШ У ДЕЧХЫЛБНЙ. б Х лПМЙ ДЕЧХЫЛЙ ОЕ ВЩМП, Й ПО, ЪБРЙОБСУШ, РТЙЗМБУЙМ ВЙВМЙПФЕЛБТЫХ ъПА. ъПС ПЪБВПЮЕООП РПДЦБМБ ЗХВЩ, УЛБЪБМБ ЪБДХНЮЙЧП: «оЕ ЪОБА, ОЕ ЪОБА...», ОП РТЙЫМБ. пОЙ ФБОГЕЧБМЙ, Й лПМС ПФ ЦЗХЮЕК ЪБУФЕОЮЙЧПУФЙ ЧУЕ ЗПЧПТЙМ Й ЗПЧПТЙМ, Б ФБЛ ЛБЛ ъПС ТБВПФБМБ Ч ВЙВМЙПФЕЛЕ, ФП ЗПЧПТЙМ ПО П ТХУУЛПК МЙФЕТБФХТЕ. ъПС УОБЮБМБ РПДДБЛЙЧБМБ, Б Ч ЛПОГЕ ПВЙДЮЙЧП ПФФПРЩТЙМБ ОЕХНЕМП ОБЛТБЫЕООЩЕ ЗХВЩ:

ХЦ ВПМШОП ЧЩ ИТХУФЙФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ. оБ ХЮЙМЙЭОПН СЪЩЛЕ ЬФП ПЪОБЮБМП, ЮФП МЕКФЕОБОФ рМХЦОЙЛПЧ ЪБДБЕФУС. фПЗДБ лПМС ФБЛ ЬФП Й РПОСМ, Б РТЙДС Ч ЛБЪБТНХ, ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ИТХУФЙФ УБНЩН ОБФХТБМШОЩН Й РТЙСФОЩН ПВТБЪПН.

С ИТХЭХ, - ОЕ ВЕЪ ЗПТДПУФЙ УППВЭЙМ ПО УЧПЕНХ ДТХЗХ Й УПУЕДХ РП ЛПКЛЕ.

пОЙ УЙДЕМЙ ОБ РПДПЛПООЙЛЕ Ч ЛПТЙДПТЕ ЧФПТПЗП ЬФБЦБ. вЩМП ОБЮБМП ЙАОС, Й ОПЮЙ Ч ХЮЙМЙЭЕ РБИМЙ УЙТЕОША, ЛПФПТХА ОЙЛПНХ ОЕ ТБЪТЕЫБМПУШ МПНБФШ.

ИТХУФЙ УЕВЕ ОБ ЪДПТПЧШЕ, - УЛБЪБМ ДТХЗ. - фПМШЛП, ЪОБЕЫШ, ОЕ РЕТЕД ъПКЛПК: ПОБ - ДХТБ, лПМШЛБ. пОБ ЦХФЛБС ДХТБ Й ЪБНХЦЕН ЪБ УФБТЫЙОПК ЙЪ ЧЪЧПДБ ВПЕРЙФБОЙС.

оП лПМШЛБ УМХЫБМ ЧРПМХИБ, РПФПНХ ЮФП ЙЪХЮБМ ИТХУФ. й ИТХУФ ЬФПФ ПЮЕОШ ЕНХ ОТБЧЙМУС.

оБ УМЕДХАЭЙК ДЕОШ ТЕВСФБ УФБМЙ ТБЪЯЕЪЦБФШУС: ЛБЦДПНХ РПМБЗБМУС ПФРХУЛ. рТПЭБМЙУШ ЫХНОП, ПВНЕОЙЧБМЙУШ БДТЕУБНЙ, ПВЕЭБМЙ РЙУБФШ, Й ПДЙО ЪБ ДТХЗЙН ЙУЮЕЪБМЙ ЪБ ТЕЫЕФЮБФЩНЙ ЧПТПФБНЙ ХЮЙМЙЭБ.

б лПМЕ РТПЕЪДОЩЕ ДПЛХНЕОФЩ РПЮЕНХ-ФП ОЕ ЧЩДБЧБМЙ (РТБЧДБ, ЕЪДЩ ВЩМП ЧУЕЗП ОЙЮЕЗП: ДП нПУЛЧЩ). лПМС РПДПЦДБМ ДЧБ ДОС Й ФПМШЛП УПВТБМУС ЙДФЙ ХЪОБЧБФШ, ЛБЛ ДОЕЧБМШОЩК ЪБЛТЙЮБМ ЙЪДБМЙ:

МЕКФЕОБОФБ рМХЦОЙЛПЧБ Л ЛПНЙУУБТХ!..

лПНЙУУБТ, ПЮЕОШ РПИПЦЙК ОБ ЧДТХЗ РПУФБТЕЧЫЕЗП БТФЙУФБ юЙТЛПЧБ, ЧЩУМХЫБМ ДПЛМБД, РПЦБМ ТХЛХ, ХЛБЪБМ, ЛХДБ УЕУФШ, Й НПМЮБ РТЕДМПЦЙМ РБРЙТПУЩ.

С ОЕ ЛХТА, - УЛБЪБМ лПМС Й ОБЮБМ ЛТБУОЕФШ: ЕЗП ЧППВЭЕ ЛЙДБМП Ч ЦБТ У МЕЗЛПУФША ОЕПВЩЛОПЧЕООПК.

НПМПДЕГ, - УЛБЪБМ ЛПНЙУУБТ. - б С, РПОЙНБЕЫШ, ЧУЕ ОЙЛБЛ ВТПУЙФШ ОЕ НПЗХ, ОЕ ИЧБФБЕФ Х НЕОС УЙМЩ ЧПМЙ.

й ЪБЛХТЙМ. лПМС ИПФЕМ ВЩМП РПУПЧЕФПЧБФШ, ЛБЛ УМЕДХЕФ ЪБЛБМСФШ ЧПМА, ОП ЛПНЙУУБТ ЪБЗПЧПТЙМ ЧОПЧШ.

НЩ ЪОБЕН ЧБУ, МЕКФЕОБОФ, ЛБЛ ЮЕМПЧЕЛБ ЙУЛМАЮЙФЕМШОП ДПВТПУПЧЕУФОПЗП Й ЙУРПМОЙФЕМШОПЗП. ъОБЕН ФБЛЦЕ, ЮФП Ч нПУЛЧЕ Х ЧБУ НБФШ У УЕУФТЕОЛПК, ЮФП ОЕ ЧЙДЕМЙ ЧЩ ЙИ ДЧБ ЗПДБ Й УПУЛХЮЙМЙУШ. й ПФРХУЛ ЧБН РПМПЦЕО. - пО РПНПМЮБМ, ЧЩМЕЪ ЙЪ-ЪБ УФПМБ, РТПЫЕМУС, УПУТЕДПФПЮЕООП ЗМСДС РПД ОПЗЙ. - чУЕ ЬФП НЩ ЪОБЕН, Й ЧУЕ-ФБЛЙ ТЕЫЙМЙ ПВТБФЙФШУС У РТПУШВПК ЙНЕООП Л ЧБН... ьФП - ОЕ РТЙЛБЪ, ЬФП - РТПУШВБ, ХЮФЙФЕ, рМХЦОЙЛПЧ. рТЙЛБЪЩЧБФШ НЩ ЧБН ХЦЕ РТБЧБ ОЕ ЙНЕЕН...

С УМХЫБА, ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ. - лПМС ЧДТХЗ ТЕЫЙМ, ЮФП ЕНХ РТЕДМПЦБФ ЙДФЙ ТБВПФБФШ Ч ТБЪЧЕДЛХ, Й ЧЕУШ ОБРТСЗУС, ЗПФПЧЩК ПЗМХЫЙФЕМШОП ЪБПТБФШ: «дБ!..»

ОБЫЕ ХЮЙМЙЭЕ ТБУЫЙТСЕФУС, - УЛБЪБМ ЛПНЙУУБТ. - пВУФБОПЧЛБ УМПЦОБС, Ч еЧТПРЕ - ЧПКОБ, Й ОБН ОЕПВИПДЙНП ЙНЕФШ ЛБЛ НПЦОП ВПМШЫЕ ПВЭЕЧПКУЛПЧЩИ ЛПНБОДЙТПЧ. ч УЧСЪЙ У ЬФЙН НЩ ПФЛТЩЧБЕН ЕЭЕ ДЧЕ ХЮЕВОЩЕ ТПФЩ. оП ЫФБФЩ ЙИ РПЛБ ОЕ ХЛПНРМЕЛФПЧБОЩ, Б ЙНХЭЕУФЧП ХЦЕ РПУФХРБЕФ. чПФ НЩ Й РТПУЙН ЧБУ, ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ, РПНПЮШ У ЬФЙН ЙНХЭЕУФЧПН ТБЪПВТБФШУС. рТЙОСФШ ЕЗП, ПРТЙИПДПЧБФШ...

й лПМС рМХЦОЙЛПЧ ПУФБМУС Ч ХЮЙМЙЭЕ ОБ УФТБООПК ДПМЦОПУФЙ «ЛХДБ РПЫМАФ». чЕУШ ЛХТУ ЕЗП ДБЧОП ТБЪЯЕИБМУС, ДБЧОП ЛТХФЙМ ТПНБОЩ, ЪБЗПТБМ, ЛХРБМУС, ФБОГЕЧБМ, Б лПМС РТЙМЕЦОП УЮЙФБМ РПУФЕМШОЩЕ ЛПНРМЕЛФЩ, РПЗПООЩЕ НЕФТЩ РПТФСОПЛ Й РБТЩ СМПЧЩИ УБРПЗ. й РЙУБМ ЧУСЛЙЕ ДПЛМБДОЩЕ.

фБЛ РТПЫМП ДЧЕ ОЕДЕМЙ. дЧЕ ОЕДЕМЙ лПМС ФЕТРЕМЙЧП, ПФ РПДЯЕНБ ДП ПФВПС Й ВЕЪ ЧЩИПДОЩИ, РПМХЮБМ, УЮЙФБМ Й РТЙИПДПЧБМ ЙНХЭЕУФЧП, ОЙ ТБЪХ ОЕ ЧЩКДС ЪБ ЧПТПФБ, УМПЧОП ЧУЕ ЕЭЕ ВЩМ ЛХТУБОФПН Й ЦДБМ ХЧПМШОЙФЕМШОПК ПФ УЕТДЙФПЗП УФБТЫЙОЩ.

ч ЙАОЕ ОБТПДХ Ч ХЮЙМЙЭЕ ПУФБМПУШ НБМП: РПЮФЙ ЧУЕ ХЦЕ ЧЩЕИБМЙ Ч МБЗЕТС. пВЩЮОП лПМС ОЙ У ЛЕН ОЕ ЧУФТЕЮБМУС, РП ЗПТМП ЪБОСФЩК ВЕУЛПОЕЮОЩНЙ РПДУЮЕФБНЙ, ЧЕДПНПУФСНЙ Й БЛФБНЙ, ОП ЛБЛ-ФП У ТБДПУФОЩН ХДЙЧМЕОЙЕН ПВОБТХЦЙМ, ЮФП ЕЗП... РТЙЧЕФУФЧХАФ. рТЙЧЕФУФЧХАФ РП ЧУЕН РТБЧЙМБН БТНЕКУЛЙИ ХУФБЧПЧ, У ЛХТУБОФУЛЙН ЫЙЛПН ЧЩВТБУЩЧБС МБДПОШ Л ЧЙУЛХ Й МЙИП ЧУЛЙДЩЧБС РПДВПТПДПЛ. лПМС ЙЪП ЧУЕИ УЙМ УФБТБМУС ПФЧЕЮБФШ У ХУФБМПК ОЕВТЕЦОПУФША, ОП УЕТДГЕ ЕЗП УМБДЛП ЪБНЙТБМП Ч РТЙУФХРЕ НПМПДПЗП ФЭЕУМБЧЙС.

чПФ ФПЗДБ-ФП ПО Й ОБЮБМ ЗХМСФШ РП ЧЕЮЕТБН. ъБМПЦЙЧ ТХЛЙ ЪБ УРЙОХ, ЫЕМ РТСНП ОБ ЗТХРРЛЙ ЛХТУБОФПЧ, ЛХТЙЧЫЙИ РЕТЕД УОПН Х ЧИПДБ Ч ЛБЪБТНХ. хФПНМЕООП ЗМСДЕМ УФТПЗП РЕТЕД УПВПК, Б ХЫЙ ТПУМЙ Й ТПУМЙ, ХМБЧМЙЧБС ПУФПТПЦОЩК ЫЕРПФ:

ЛПНБОДЙТ...

й, ХЦЕ ЪОБС, ЮФП ЧПФ-ЧПФ МБДПОЙ ХРТХЗП ЧЪМЕФСФ Л ЧЙУЛБН, УФБТБФЕМШОП ИНХТЙМ ВТПЧЙ, УФТЕНСУШ РТЙДБФШ УЧПЕНХ ЛТХЗМПНХ, УЧЕЦЕНХ, ЛБЛ ЖТБОГХЪУЛБС ВХМЛБ, МЙГХ ЧЩТБЦЕОЙЕ ОЕЧЕТПСФОПК ПЪБВПЮЕООПУФЙ...

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

ьФП ВЩМП ОБ ФТЕФЙК ЧЕЮЕТ: ОПУПН Л ОПУХ - ъПС. ч ФЕРМЩИ УХНЕТЛБИ ИПМПДЛПН УЧЕТЛБМЙ ВЕМЩЕ ЪХВЩ, Б НОПЗПЮЙУМЕООЩЕ ПВПТЛЙ ЫЕЧЕМЙМЙУШ УБНЙ УПВПК, РПФПНХ ЮФП ОЙЛБЛПЗП ЧЕФТБ ОЕ ВЩМП. й ЬФПФ ЦЙЧПК ФТЕРЕФ ВЩМ ПУПВЕООП РХЗБАЭЙН.

ЮФП-ФП ЧБУ ОЙЗДЕ ОЕ ЧЙДОП, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, й Ч ВЙВМЙПФЕЛХ ЧЩ ВПМШЫЕ ОЕ РТЙИПДЙФЕ...

ЧЩ РТЙ ХЮЙМЙЭЕ ПУФБЧМЕОЩ?

Х НЕОС ПУПВПЕ ЪБДБОЙЕ, - ФХНБООП УЛБЪБМ лПМС. пОЙ РПЮЕНХ-ФП ХЦЕ ЫМЙ ТСДПН Й УПЧУЕН ОЕ Ч ФХ УФПТПОХ. ъПС ЗПЧПТЙМБ Й ЗПЧПТЙМБ, ВЕУРТЕТЩЧОП УНЕСУШ; ПО ОЕ ХМБЧМЙЧБМ УНЩУМБ, ХДЙЧМССУШ, ЮФП ФБЛ РПЛПТОП ЙДЕФ ОЕ Ч ФХ УФПТПОХ. рПФПН ПО У ВЕУРПЛПКУФЧПН РПДХНБМ, ОЕ ХФТБФЙМП МЙ ЕЗП ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ ТПНБОФЙЮОПЗП РПИТХУФЩЧБОЙС, РПЧЕМ РМЕЮПН, Й РПТФХРЕС ФПФЮБУ ЦЕ ПФЧЕФЙМБ ФХЗЙН ВМБЗПТПДОЩН УЛТЙРПН...

ЦХФЛП УНЕЫОП! нЩ ФБЛ УНЕСМЙУШ, ФБЛ УНЕСМЙУШ... дБ ЧЩ ОЕ УМХЫБЕФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

ОЕФ, С УМХЫБА. чЩ УНЕСМЙУШ.

пОБ ПУФБОПЧЙМБУШ: Ч ФЕНОПФЕ ЧОПЧШ ВМЕУОХМЙ ЕЕ ЪХВЩ. й ПО ХЦЕ ОЕ ЧЙДЕМ ОЙЮЕЗП, ЛТПНЕ ЬФПК ХМЩВЛЙ.

С ЧЕДШ ОТБЧЙМБУШ ЧБН, ДБ? оХ, УЛБЦЙФЕ, лПМС, ОТБЧЙМБУШ?..

ОЕФ, - ЫЕРПФПН ПФЧЕФЙМ ПО. - рТПУФП... оЕ ЪОБА. чЩ ЧЕДШ ЪБНХЦЕН.

ЪБНХЦЕН?.. - пОБ ЫХНОП ЪБУНЕСМБУШ: - ъБНХЦЕН, ДБ? чБН УЛБЪБМЙ? оХ, Й ЮФП ЦЕ, ЮФП ЪБНХЦЕН? с УМХЮБКОП ЧЩЫМБ ЪБ ОЕЗП, ЬФП ВЩМБ ПЫЙВЛБ...

лБЛЙН-ФП ПВТБЪПН ПО ЧЪСМ ЕЕ ЪБ РМЕЮЙ. б НПЦЕФ ВЩФШ, Й ОЕ ВТБМ, Б ПОБ УБНБ ФБЛ МПЧЛП РПЧЕМБ ЙНЙ, ЮФП ЕЗП ТХЛЙ ПЛБЪБМЙУШ ОБ ЕЕ РМЕЮБИ.

НЕЦДХ РТПЮЙН, ПО ХЕИБМ, - ДЕМПЧЙФП УЛБЪБМБ ПОБ. - еУМЙ РТПКФЙ РП ЬФПК БММЕКЛЕ ДП ЪБВПТБ, Б РПФПН ЧДПМШ ЪБВПТБ ДП ОБЫЕЗП ДПНБ, ФБЛ ОЙЛФП Й ОЕ ЪБНЕФЙФ. чЩ ИПФЙФЕ ЮБА, лПМС, РТБЧДБ?..

пО ХЦЕ ИПФЕМ ЮБА, ОП ФХФ ФЕНОПЕ РСФОП ДЧЙОХМПУШ ОБ ОЙИ ЙЪ БММЕКОПЗП УХНТБЛБ, ОБРМЩМП Й УЛБЪБМП:

ЙЪЧЙОЙФЕ.

ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ! - ПФЮБСООП ЛТЙЛОХМ лПМС, ВТПУЙЧЫЙУШ ЪБ ЫБЗОХЧЫЕК Ч УФПТПОХ ЖЙЗХТПК. - фПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ, С...

ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ? юФП ЦЕ ЬФП ЧЩ ДЕЧХЫЛХ ПУФБЧЙМЙ? бК, БК.

ДБ, ДБ, ЛПОЕЮОП, - лПМС НЕФОХМУС ОБЪБД, УЛБЪБМ ФПТПРМЙЧП: - ъПС, ЙЪЧЙОЙФЕ. дЕМБ. уМХЦЕВОЩЕ ДЕМБ.

юФП лПМС ВПТНПФБМ ЛПНЙУУБТХ, ЧЩВЙТБСУШ ЙЪ УЙТЕОЕЧПК БММЕЙ ОБ УРПЛПКОЩК РТПУФПТ ХЮЙМЙЭОПЗП РМБГБ, ПО ОБНЕТФЧП ЪБВЩМ ХЦЕ ЮЕТЕЪ ЮБУ. юФП-ФП ОБУЮЕФ РПТФСОПЮОПЗП РПМПФОБ ОЕУФБОДБТФОПК ЫЙТЙОЩ ЙМЙ, ЛБЦЕФУС, УФБОДБТФОПК ЫЙТЙОЩ, ОП ЪБФП ОЕ УПЧУЕН РПМПФОБ... лПНЙУУБТ УМХЫБМ-УМХЫБМ, Б РПФПН УРТПУЙМ:

ЬФП ЮФП ЦЕ, РПДТХЗБ ЧБЫБ ВЩМБ?

ОЕФ, ОЕФ, ЮФП ЧЩ! - ЙУРХЗБМУС лПМС. - юФП ЧЩ, ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ, ЬФП ЦЕ ъПС, ЙЪ ВЙВМЙПФЕЛЙ. с ЕК ЛОЙЗХ ОЕ УДБМ, ЧПФ Й...

й ЪБНПМЮБМ, ЮХЧУФЧХС, ЮФП ЛТБУОЕЕФ: ПО ПЮЕОШ ХЧБЦБМ ДПВТПДХЫОПЗП РПЦЙМПЗП ЛПНЙУУБТБ Й ЧТБФШ УФЕУОСМУС. чРТПЮЕН, ЛПНЙУУБТ ЪБЗПЧПТЙМ П ДТХЗПН, Й лПМС ЛПЕ-ЛБЛ РТЙЫЕМ Ч УЕВС.

ЬФП ИПТПЫП, ЮФП ДПЛХНЕОФБГЙА ЧЩ ОЕ ЪБРХУЛБЕФЕ: НЕМПЮЙ Ч ОБЫЕК ЧПЕООПК ЦЙЪОЙ ЙЗТБАФ ПЗТПНОХА ДЙУГЙРМЙОЙТХАЭХА ТПМШ. чПФ, УЛБЦЕН, ЗТБЦДБОУЛЙК ЮЕМПЧЕЛ ЙОПЗДБ НПЦЕФ УЕВЕ ЛПЕ-ЮФП РПЪЧПМЙФШ, Б НЩ, ЛБДТПЧЩЕ ЛПНБОДЙТЩ лТБУОПК бТНЙЙ, ОЕ НПЦЕН. оЕ НПЦЕН, ДПРХУФЙН, РТПКФЙУШ У ЪБНХЦОЕК ЦЕОЭЙОПК, РПФПНХ ЮФП НЩ ОБ ЧЙДХ. НЩ ПВСЪБОЩ ЧУЕЗДБ, ЛБЦДХА НЙОХФХ ВЩФШ ДМС РПДЮЙОЕООЩИ ПВТБЪГПН ДЙУГЙРМЙОЩ. й ПЮЕОШ ИПТПЫП, ЮФП ЧЩ ЬФП РПОЙНБЕФЕ... ъБЧФТБ, ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ, Ч ПДЙООБДГБФШ ФТЙДГБФШ РТПЫХ РТЙВЩФШ ЛП НОЕ. рПЗПЧПТЙН П ЧБЫЕК ДБМШОЕКЫЕК УМХЦВЕ, НПЦЕФ ВЩФШ, РТПКДЕН Л ЗЕОЕТБМХ.

ОХ, ЪОБЮЙФ, ДП ЪБЧФТБ. - лПНЙУУБТ РПДБМ ТХЛХ, ЪБДЕТЦБМ, ФЙИП УЛБЪБМ: - б ЛОЙЦЛХ Ч ВЙВМЙПФЕЛХ РТЙДЕФУС ЧЕТОХФШ, лПМС! рТЙДЕФУС!..

пЮЕОШ, ЛПОЕЮОП, РПМХЮЙМПУШ ОЕИПТПЫП, ЮФП РТЙЫМПУШ ПВНБОХФШ ФПЧБТЙЭБ РПМЛПЧПЗП ЛПНЙУУБТБ, ОП лПМС РПЮЕНХ-ФП ОЕ УМЙЫЛПН ПЗПТЮЙМУС. ч РЕТУРЕЛФЙЧЕ ПЦЙДБМПУШ ЧПЪНПЦОПЕ УЧЙДБОЙЕ У ОБЮБМШОЙЛПН ХЮЙМЙЭБ, Й ЧЮЕТБЫОЙК ЛХТУБОФ ЦДБМ ЬФПЗП УЧЙДБОЙС У ОЕФЕТРЕОЙЕН, УФТБИПН Й ФТЕРЕФПН, УМПЧОП ДЕЧХЫЛБ - ЧУФТЕЮЙ У РЕТЧПК МАВПЧША. пО ЧУФБМ ЪБДПМЗП ДП РПДЯЕНБ, ОБДТБЙМ ДП УБНПУФПСФЕМШОПЗП УЧЕЮЕОЙС ИТХУФСЭЙЕ УБРПЗЙ, РПДЫЙМ УЧЕЦЙК РПДЧПТПФОЙЮПЛ Й ОБЮЙУФЙМ ЧУЕ РХЗПЧЙГЩ. ч ЛПНУПУФБЧУЛПК УФПМПЧПК - лПМС ЮХДПЧЙЭОП ЗПТДЙМУС, ЮФП ЛПТНЙФУС Ч ЬФПК УФПМПЧПК Й МЙЮОП ТБУРМБЮЙЧБЕФУС ЪБ ЕДХ, - ПО ОЙЮЕЗП ОЕ НПЗ ЕУФШ, Б ФПМШЛП ЧЩРЙМ ФТЙ РПТГЙЙ ЛПНРПФБ ЙЪ УХИПЖТХЛФПЧ. й ТПЧОП Ч ПДЙООБДГБФШ РТЙВЩМ Л ЛПНЙУУБТХ.

Б, рМХЦОЙЛПЧ, ЪДПТПЧП! - рЕТЕД ДЧЕТША ЛПНЙУУБТУЛПЗП ЛБВЙОЕФБ УЙДЕМ МЕКФЕОБОФ зПТПВГПЧ - ВЩЧЫЙК ЛПНБОДЙТ лПМЙОПЗП ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ, - ФПЦЕ ОБЮЙЭЕООЩК, ЧЩХФАЦЕООЩК Й ЪБФСОХФЩК. - лБЛ ДЕМЙЫЛЙ? ъБЛТХЗМСЕЫШУС У РПТФСОПЮЛБНЙ?

рМХЦОЙЛПЧ ВЩМ ЮЕМПЧЕЛПН ПВУФПСФЕМШОЩН Й РПЬФПНХ РПЧЕДБМ П УЧПЙИ ДЕМБИ ЧУЕ, ЧФБКОЕ ХДЙЧМССУШ, РПЮЕНХ МЕКФЕОБОФ зПТПВГПЧ ОЕ ЙОФЕТЕУХЕФУС, ЮФП ПО, лПМС, ФХФ ДЕМБЕФ. й ЪБЛПОЮЙМ У ОБНЕЛПН:

ЧЮЕТБ ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ ТБУУРТБЫЙЧБМ. й ЧЕМЕМ...

УМХЫБК, рМХЦОЙЛПЧ, - РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ, ЧДТХЗ РЕТЕВЙМ зПТПВГПЧ. - еУМЙ ФЕВС Л чЕМЙЮЛП ВХДХФ УЧБФБФШ, ФЩ ОЕ ИПДЙ. фЩ ЛП НОЕ РТПУЙУШ, МБДОП? нПМ, ДБЧОП ЧНЕУФЕ УМХЦЙЫШ, УТБВПФБМЙУШ...

мЕКФЕОБОФ чЕМЙЮЛП ФПЦЕ ВЩМ ЛПНБОДЙТПН ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ, ОП - ЧФПТПЗП, Й ЧЕЮОП УРПТЙМ У МЕКФЕОБОФПН зПТПВГПЧЩН РП ЧУЕН РПЧПДБН. лПМС ОЙЮЕЗП ОЕ РПОСМ ЙЪ ФПЗП, ЮФП УППВЭЙМ ЕНХ зПТПВГПЧ, ОП ЧЕЦМЙЧП РПЛЙЧБМ. б ЛПЗДБ ТБУЛТЩМ ТПФ, ЮФПВЩ РПРТПУЙФШ ТБЪЯСУОЕОЙК, ТБУРБИОХМБУШ ДЧЕТШ ЛПНЙУУБТУЛПЗП ЛБВЙОЕФБ Й ЧЩЫЕМ УЙСАЭЙК Й ФПЦЕ ПЮЕОШ РБТБДОЩК МЕКФЕОБОФ чЕМЙЮЛП.

ТПФХ ДБМЙ, - УЛБЪБМ ПО зПТПВГПЧХ, - цЕМБА ФПЗП ЦЕ!

зПТПВГПЧ ЧУЛПЮЙМ, РТЙЧЩЮОП ПДЕТОХМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, УПЗОБЧ ПДОЙН ДЧЙЦЕОЙЕН ЧУЕ УЛМБДЛЙ ОБЪБД, Й ЧПЫЕМ Ч ЛБВЙОЕФ.

РТЙЧЕФ, рМХЦОЙЛПЧ, - УЛБЪБМ чЕМЙЮЛП Й УЕМ ТСДПН. - оХ, ЛБЛ ДЕМБ Ч ПВЭЕН Й ГЕМПН? чУЕ УДБМ Й ЧУЕ РТЙОСМ?

Ч ПВЭЕН, ДБ. - лПМС ЧОПЧШ ПВУФПСФЕМШОП ТБУУЛБЪБМ П УЧПЙИ ДЕМБИ. фПМШЛП ОЙЮЕЗП ОЕ ХУРЕМ ОБНЕЛОХФШ ОБУЮЕФ ЛПНЙУУБТБ, РПФПНХ ЮФП ОЕФЕТРЕМЙЧЩК чЕМЙЮЛП РЕТЕВЙМ ТБОШЫЕ:

ЛПМС, ВХДХФ РТЕДМБЗБФШ - РТПУЙУШ ЛП НОЕ. с ФБН ОЕУЛПМШЛП УМПЧ УЛБЪБМ, ОП ФЩ, Ч ПВЭЕН Й ГЕМПН, РТПУЙУШ.

ЛХДБ РТПУЙФШУС?

фХФ Ч ЛПТЙДПТ ЧЩЫМЙ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ Й МЕКФЕОБОФ зПТПВГПЧ, Й чЕМЙЮЛП У лПМЕК ЧУЛПЮЙМЙ. лПМС ОБЮБМ ВЩМП «РП ЧБЫЕНХ РТЙЛБЪБОЙА...», ОП ЛПНЙУУБТ ОЕ ДПУМХЫБМ:

ЙДЕН, ФПЧБТЙЭ рМХЦОЙЛПЧ, ЗЕОЕТБМ ЦДЕФ. чЩ УЧПВПДОЩ, ФПЧБТЙЭЙ ЛПНБОДЙТЩ.

л ОБЮБМШОЙЛХ ХЮЙМЙЭБ ПОЙ РТПЫМЙ ОЕ ЮЕТЕЪ РТЙЕНОХА, ЗДЕ УЙДЕМ ДЕЦХТОЩК, Б ЮЕТЕЪ РХУФХА ЛПНОБФХ, ч ЗМХВЙОЕ ЬФПК ЛПНОБФЩ ВЩМБ ДЧЕТШ, Ч ЛПФПТХА ЛПНЙУУБТ ЧЩЫЕМ, ПУФБЧЙЧ ПЪБДБЮЕООПЗП лПМА ПДОПЗП.

дП УЙИ РПТ лПМС ЧУФТЕЮБМУС У ЗЕОЕТБМПН, ЛПЗДБ ЗЕОЕТБМ ЧТХЮБМ ЕНХ ХДПУФПЧЕТЕОЙЕ Й МЙЮОПЕ ПТХЦЙЕ, ЛПФПТПЕ ФБЛ РТЙСФОП ПФФСЗЙЧБМП ВПЛ. вЩМБ, РТБЧДБ, ЕЭЕ ПДОБ ЧУФТЕЮБ, ОП лПМС П ОЕК ЧУРПНЙОБФШ УФЕУОСМУС, Б ЗЕОЕТБМ ОБЧУЕЗДБ ЪБВЩМ.

чУФТЕЮБ ЬФБ УПУФПСМБУШ ДЧБ ЗПДБ ОБЪБД, ЛПЗДБ лПМС - ЕЭЕ ЗТБЦДБОУЛЙК, ОП ХЦЕ УФТЙЦЕООЩК РПД НБЫЙОЛХ - ЧНЕУФЕ У ДТХЗЙНЙ УФТЙЦЕОЩНЙ ФПМШЛП-ФПМШЛП РТЙВЩМ У ЧПЛЪБМБ Ч ХЮЙМЙЭЕ. рТСНП ОБ РМБГХ ПОЙ УЗТХЪЙМЙ ЮЕНПДБОЩ, Й ХУБФЩК УФБТЫЙОБ (ФПФ УБНЩК, ЛПФПТПЗП ПОЙ РПТЩЧБМЙУШ ПФМХРЙФШ РПУМЕ ВБОЛЕФБ) РТЙЛБЪБМ ЧУЕН ЙДФЙ Ч ВБОА. чУЕ Й РПЫМЙ - ЕЭЕ ВЕЪ УФТПС, ЗХТФПН, ЗТПНЛП ТБЪЗПЧБТЙЧБС Й УНЕСУШ, - Б лПМС ЪБНЕЫЛБМУС, РПФПНХ ЮФП ОБФЕТ ОПЗХ Й УЙДЕМ ВПУЙЛПН. рПЛБ ПО ОБРСМЙЧБМ ВПФЙОЛЙ, ЧУЕ ХЦЕ УЛТЩМЙУШ ЪБ ХЗМПН; лПМС ЧУЛПЮЙМ, ИПФЕМ ВЩМП ЛЙОХФШУС УМЕДПН, ОП ФХФ ЕЗП ЧДТХЗ ПЛМЙЛОХМЙ:

ЛХДБ ЦЕ ЧЩ, НПМПДПК ЮЕМПЧЕЛ? уХИПОШЛЙК, ОЕВПМШЫПЗП ТПУФБ ЗЕОЕТБМ УЕТДЙФП УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП. - ъДЕУШ БТНЙС, Й РТЙЛБЪЩ Ч ОЕК ЙУРПМОСАФУС ВЕУРТЕЛПУМПЧОП. чБН РТЙЛБЪБОП ПИТБОСФШ ЙНХЭЕУФЧП, ЧПФ Й ПИТБОСКФЕ, РПЛБ ОЕ РТЙДЕФ УНЕОБ ЙМЙ ОЕ ПФНЕОСФ РТЙЛБЪ.

рТЙЛБЪБ лПМЕ ОЙЛФП ОЕ ДБЧБМ, ОП лПМС ХЦЕ ОЕ УПНОЕЧБМУС, ЮФП РТЙЛБЪ ЬФПФ ЛБЛ ВЩ УХЭЕУФЧПЧБМ УБН УПВПК. й РПЬФПНХ, ОЕХНЕМП ЧЩФСОХЧЫЙУШ Й УДБЧМЕООП ЛТЙЛОХЧ: «еУФШ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!», ПУФБМУС РТЙ ЮЕНПДБОБИ.

б ТЕВСФБ, ЛБЛ ОБ ЗТЕИ, ЛХДБ-ФП РТПЧБМЙМЙУШ. рПФПН ЧЩСУОЙМПУШ, ЮФП РПУМЕ ВБОЙ ПОЙ РПМХЮЙМЙ ЛХТУБОФУЛПЕ ПВНХОДЙТПЧБОЙЕ, Й УФБТЫЙОБ РПЧЕМ ЙИ Ч РПТФОСЦОХА НБУФЕТУЛХА, ЮФПВЩ ЛБЦДЩК РПДПЗОБМ ПДЕЦДХ РП ЖЙЗХТЕ. чУЕ ЬФП ЪБОСМП ХКНХ ЧТЕНЕОЙ, Б лПМС РПЛПТОП УФПСМ ЧПЪМЕ ОЙЛПНХ ОЕ ОХЦОЩИ ЧЕЭЕК. уФПСМ Й ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЗПТДЙМУС ЬФЙН, УМПЧОП ПИТБОСМ УЛМБД У ВПЕРТЙРБУБНЙ. й ОЙЛФП ОБ ОЕЗП ОЕ ПВТБЭБМ ЧОЙНБОЙС, РПЛБ ЪБ ЧЕЭБНЙ ОЕ РТЙЫМЙ ДЧПЕ ИНХТЩИ ЛХТУБОФПЧ, РПМХЮЙЧЫЙИ ЧОЕПЮЕТЕДОЩЕ ОБТСДЩ ЪБ ЧЮЕТБЫОАА УБНПЧПМЛХ.

ОЕ РХЭХ! - ЪБЛТЙЮБМ лПМС. - оЕ УНЕКФЕ РТЙВМЙЦБФШУС!..

ЮЕЗП? - ДПЧПМШОП ЗТХВП РПЙОФЕТЕУПЧБМУС ПДЙО ЙЪ ЫФТБЖОЙЛПЧ. - чПФ УЕКЮБУ ДБН РП ЫЕЕ...

ОБЪБД! - ЧППДХЫЕЧМЕООП ЪБПТБМ рМХЦОЙЛПЧ, - с - ЮБУПЧПК! с РТЙЛБЪЩЧБА!..

пТХЦЙС Х ОЕЗП, ЕУФЕУФЧЕООП, ОЕ ВЩМП, ОП ПО ФБЛ ЧПРЙМ, ЮФП ЛХТУБОФЩ ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК ТЕЫЙМЙ ОЕ УЧСЪЩЧБФШУС. рПЫМЙ ЪБ УФБТЫЙН РП ОБТСДХ, ОП лПМС Й ЕНХ ОЕ РПДЮЙОЙМУС Й РПФТЕВПЧБМ МЙВП УНЕОЩ, МЙВП ПФНЕОЩ. б РПУЛПМШЛХ ОЙЛБЛПК УНЕОЩ ОЕ ВЩМП Й ВЩФШ ОЕ НПЗМП, ФП УФБМЙ ЧЩСУОСФШ, ЛФП ОБЪОБЮЙМ ЕЗП ОБ ЬФПФ РПУФ. пДОБЛП лПМС Ч ТБЪЗПЧПТЩ ЧУФХРБФШ ПФЛБЪБМУС Й ЫХНЕМ ДП ФЕИ РПТ, РПЛБ ОЕ СЧЙМУС ДЕЦХТОЩК РП ХЮЙМЙЭХ. лТБУОБС РПЧСЪЛБ РПДЕКУФЧПЧБМБ, ОП, УДБЧ РПУФ, лПМС ОЕ ЪОБМ, ЛХДБ ЙДФЙ Й ЮФП ДЕМБФШ. й ДЕЦХТОЩК ФПЦЕ ОЕ ЪОБМ, Б ЛПЗДБ ТБЪПВТБМЙУШ, ВБОС ХЦЕ ЪБЛТЩМБУШ, Й лПМЕ РТЙЫМПУШ ЕЭЕ УХФЛЙ РТПЦЙФШ ЫФБФУЛЙН ЮЕМПЧЕЛПН, ОП ЪБФП ОБЧМЕЮШ ОБ УЕВС НУФЙФЕМШОЩК ЗОЕЧ УФБТЫЙОЩ...

й ЧПФ УЕЗПДОС РТЕДУФПСМП Ч ФТЕФЙК ТБЪ ЧУФТЕФЙФШУС У ЗЕОЕТБМПН. лПМС ЦЕМБМ ЬФПЗП Й ПФЮБСООП ФТХУЙМ, РПФПНХ ЮФП ЧЕТЙМ Ч ФБЙОУФЧЕООЩЕ УМХИЙ ПВ ХЮБУФЙЙ ЗЕОЕТБМБ Ч ЙУРБОУЛЙИ УПВЩФЙСИ. б РПЧЕТЙЧ, ОЕ НПЗ ОЕ ВПСФШУС ЗМБЪ, УПЧУЕН ЕЭЕ ОЕДБЧОП ЧЙДЕЧЫЙИ ОБУФПСЭЙИ ЖБЫЙУФПЧ Й ОБУФПСЭЙЕ ВПЙ.

оБЛПОЕГ-ФП РТЙПФЛТЩМБУШ ДЧЕТШ, Й ЛПНЙУУБТ РПНБОЙМ ЕЗП РБМШГЕН. лПМС РПУРЕЫОП ПДЕТОХМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, ПВМЙЪОХМ РЕТЕУПИЫЙЕ ЧДТХЗ ЗХВЩ Й ЫБЗОХМ ЪБ ЗМХИЙЕ РПТФШЕТЩ.

чИПД ВЩМ ОБРТПФЙЧ ПЖЙГЙБМШОПЗП, Й лПМС ПЛБЪБМУС ЪБ УХФХМПК ЗЕОЕТБМШУЛПК УРЙОПК. ьФП ОЕУЛПМШЛП УНХФЙМП ЕЗП, Й ДПЛМБД ПО РТПЛТЙЮБМ ОЕ УФПМШ ПФЮЕФМЙЧП, ЛБЛ ОБДЕСМУС. зЕОЕТБМ ЧЩУМХЫБМ Й ХЛБЪБМ ОБ УФХМ РЕТЕД УФПМПН. лПМС УЕМ, РПМПЦЙЧ ТХЛЙ ОБ ЛПМЕОЙ Й ОЕЕУФЕУФЧЕООП ЧЩРТСНЙЧЫЙУШ. зЕОЕТБМ ЧОЙНБФЕМШОП РПЗМСДЕМ ОБ ОЕЗП, ОБДЕМ ПЮЛЙ (лПМС ЮТЕЪЧЩЮБКОП ТБУУФТПЙМУС, ХЧЙДЕЧ ЬФЙ ПЮЛЙ!..) Й УФБМ ЮЙФБФШ ЛБЛЙЕ-ФП МЙУФЛЙ, РПДЫЙФЩЕ Ч ЛТБУОХА РБРЛХ: лПМС ЕЭЕ ОЕ ЪОБМ, ЮФП ЙНЕООП ФБЛ ЧЩЗМСДЙФ ЕЗП, МЕКФЕОБОФБ рМХЦОЙЛПЧБ, «мЙЮОПЕ ДЕМП».

ЧУЕ РСФЕТЛЙ - Й ПДОБ ФТПКЛБ? - ХДЙЧЙМУС ЗЕОЕТБМ. - пФЮЕЗП ЦЕ ФТПКЛБ?

ФТПКЛБ РП НБФПВЕУРЕЮЕОЙА, - УЛБЪБМ лПМС, ЗХУФП, ЛБЛ ДЕЧХЫЛБ, РПЛТБУОЕЧ. - с РЕТЕУДБН, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ОЕФ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, РПЪДОП ХЦЕ, - ХУНЕИОХМУС ЗЕОЕТБМ.

ПФМЙЮОЩЕ ИБТБЛФЕТЙУФЙЛЙ УП УФПТПОЩ ЛПНУПНПМБ Й УП УФПТПОЩ ФПЧБТЙЭЕК, - ОЕЗТПНЛП УЛБЪБМ ЛПНЙУУБТ.

ХЗХ, - РПДФЧЕТДЙМ ЗЕОЕТБМ, УОПЧБ РПЗТХЦБСУШ Ч ЮФЕОЙЕ.

лПНЙУУБТ ПФПЫЕМ Л ПФЛТЩФПНХ ПЛОХ, ЪБЛХТЙМ Й ХМЩВОХМУС лПМЕ, ЛБЛ УФБТПНХ ЪОБЛПНПНХ. лПМС Ч ПФЧЕФ ЧЕЦМЙЧП ЫЕЧЕМШОХМ ЗХВБНЙ Й ЧОПЧШ ОБРТСЦЕООП ХУФБЧЙМУС Ч ЗЕОЕТБМШУЛХА РЕТЕОПУЙГХ.

Б ЧЩ, ПЛБЪЩЧБЕФУС, ПФМЙЮОП УФТЕМСЕФЕ? - УРТПУЙМ ЗЕОЕТБМ. - рТЙЪПЧПК, НПЦОП УЛБЪБФШ, УФТЕМПЛ.

ЮЕУФШ ХЮЙМЙЭБ ЪБЭЙЭБМ, - РПДФЧЕТДЙМ ЛПНЙУУБТ.

РТЕЛТБУОП. - зЕОЕТБМ ЪБЛТЩМ ЛТБУОХА РБРЛХ, ПФПДЧЙОХМ ЕЕ Й УОСМ ПЮЛЙ. - х ОБУ ЕУФШ Л ЧБН РТЕДМПЦЕОЙЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

лПМС У ЗПФПЧОПУФША РПДБМУС ЧРЕТЕД, ОЕ РТПТПОЙЧ ОЙ УМПЧБ. рПУМЕ ДПМЦОПУФЙ ХРПМОПНПЮЕООПЗП РП РПТФСОЛБН ПО ХЦЕ ОЕ ОБДЕСМУС ОБ ТБЪЧЕДЛХ.

НЩ РТЕДМБЗБЕН ЧБН ПУФБФШУС РТЙ ХЮЙМЙЭЕ ЛПНБОДЙТПН ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ, - УЛБЪБМ ЗЕОЕТБМ. - дПМЦОПУФШ ПФЧЕФУФЧЕООБС. чЩ ЛБЛПЗП ЗПДБ?

С ТПДЙМУС ДЧЕОБДГБФПЗП БРТЕМС ФЩУСЮБ ДЕЧСФШУПФ ДЧБДГБФШ ЧФПТПЗП ЗПДБ! - ПФВБТБВБОЙМ лПМС.

пО УЛБЪБМ НБЫЙОБМШОП, РПФПНХ ЮФП МЙИПТБДПЮОП УППВТБЦБМ, ЛБЛ РПУФХРЙФШ. лПОЕЮОП, РТЕДМБЗБЕНБС ДПМЦОПУФШ ВЩМБ ДМС ЧЮЕТБЫОЕЗП ЧЩРХУЛОЙЛБ ЮТЕЪЧЩЮБКОП РПЮЕФОПК, ОП лПМС ОЕ НПЗ ЧПФ ФБЛ ЧДТХЗ ЧУЛПЮЙФШ Й ЪБПТБФШ: «у ХДПЧПМШУФЧЙЕН, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!» оЕ НПЗ, РПФПНХ ЮФП ЛПНБОДЙТ - ПО ВЩМ ФЧЕТДП ХВЕЦДЕО Ч ЬФПН - УФБОПЧЙФУС ОБУФПСЭЙН ЛПНБОДЙТПН, ФПМШЛП РПУМХЦЙЧ Ч ЧПКУЛБИ, РПИМЕВБЧ У ВПКГБНЙ ЙЪ ПДОПЗП ЛПФЕМЛБ, ОБХЮЙЧЫЙУШ ЛПНБОДПЧБФШ ЙНЙ. б ПО ИПФЕМ УФБФШ ФБЛЙН ЛПНБОДЙТПН Й РПЬФПНХ РПЫЕМ Ч ПВЭЕЧПКУЛПЧПЕ ХЮЙМЙЭЕ, ЛПЗДБ ЧУЕ ВТЕДЙМЙ БЧЙБГЙЕК ЙМЙ, ОБ ЛТБКОЙК УМХЮБК, ФБОЛБНЙ.

ЮЕТЕЪ ФТЙ ЗПДБ ЧЩ ВХДЕФЕ ЙНЕФШ РТБЧП РПУФХРБФШ Ч БЛБДЕНЙА, - РТПДПМЦБМ ЗЕОЕТБМ. - б УХДС РП ЧУЕНХ, ЧБН УМЕДХЕФ ХЮЙФШУС ДБМШЫЕ.

НЩ ДБЦЕ РТЕДПУФБЧЙН ЧБН РТБЧП ЧЩВПТБ, - ХМЩВОХМУС ЛПНЙУУБТ. - оХ, Ч ЮША ТПФХ ИПЮЕЫШ: Л зПТПВГПЧХ ЙМЙ Л чЕМЙЮЛП?

ЗПТПВГПЧ ЕНХ, ОБЧЕТОП, ОБДПЕМ, - ХУНЕИОХМУС ЗЕОЕТБМ.

лПМС ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ЮФП зПТПВГПЧ ЕНХ УПЧУЕН ОЕ ОБДПЕМ, ЮФП ПО ПФМЙЮОЩК ЛПНБОДЙТ, ОП ЧУЕ ЬФП ОЙ Л ЮЕНХ, РПФПНХ ЮФП ПО, оЙЛПМБК рМХЦОЙЛПЧ, ПУФБЧБФШУС Ч ХЮЙМЙЭЕ ОЕ УПВЙТБЕФУС. еНХ ОХЦОЩ ЮБУФШ, ВПКГЩ, РПФОБС МСНЛБ ЧЪЧПДОПЗП - ЧУЕ ФП, ЮФП ОБЪЩЧБЕФУС ЛПТПФЛЙН УМПЧПН «УМХЦВБ». фБЛ ПО ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ОП УМПЧБ ЪБРХФБМЙУШ Ч ЗПМПЧЕ, Й лПМС ЧДТХЗ ПРСФШ ОБЮБМ ЛТБУОЕФШ.

НПЦЕФЕ ЪБЛХТЙФШ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, - УЛБЪБМ ЗЕОЕТБМ, РТСЮБ ХМЩВЛХ. - рПЛХТЙФЕ, ПВДХНБКФЕ РТЕДМПЦЕОЙЕ...

ОЕ ЧЩКДЕФ, - ЧЪДПИОХМ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ. - оЕ ЛХТЙФ ПО, ЧПФ ОЕЪБДБЮБ.

ОЕ ЛХТА, - РПДФЧЕТДЙМ лПМС Й ПУФПТПЦОП РТПЛБЫМСМУС. - фПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ТБЪТЕЫЙФЕ?

УМХЫБА, УМХЫБА.

ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, С ВМБЗПДБТА ЧБУ, ЛПОЕЮОП, Й ВПМШЫПЕ УРБУЙВП ЪБ ДПЧЕТЙЕ. с РПОЙНБА, ЮФП ЬФП - ВПМШЫБС ЮЕУФШ ДМС НЕОС, ОП ЧУЕ-ФБЛЙ ТБЪТЕЫЙФЕ ПФЛБЪБФШУС, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

РПЮЕНХ? - РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ ОБИНХТЙМУС, ЫБЗОХМ ПФ ПЛОБ. - юФП ЪБ ОПЧПУФЙ, рМХЦОЙЛПЧ?

зЕОЕТБМ НПМЮБ УНПФТЕМ ОБ ОЕЗП. уНПФТЕМ У СЧОЩН ЙОФЕТЕУПН, Й лПМС РТЙПВПДТЙМУС:

С УЮЙФБА, ЮФП ЛБЦДЩК ЛПНБОДЙТ ДПМЦЕО УОБЮБМБ РПУМХЦЙФШ Ч ЧПКУЛБИ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ. фБЛ ОБН ЗПЧПТЙМЙ Ч ХЮЙМЙЭЕ, Й УБН ФПЧБТЙЭ РПМЛПЧПК ЛПНЙУУБТ ОБ ФПТЦЕУФЧЕООПН ЧЕЮЕТЕ ФПЦЕ ЗПЧПТЙМ, ЮФП ФПМШЛП Ч ЧПКУЛПЧПК ЮБУФЙ НПЦОП УФБФШ ОБУФПСЭЙН ЛПНБОДЙТПН.

лПНЙУУБТ ТБУФЕТСООП ЛБЫМСОХМ Й ЧЕТОХМУС Л ПЛОХ. зЕОЕТБМ РП-РТЕЦОЕНХ УНПФТЕМ ОБ лПМА.

Й РПЬФПНХ - ВПМШЫПЕ ЧБН, ЛПОЕЮОП, УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, - РПЬФПНХ С ПЮЕОШ ЧБУ РТПЫХ: РПЦБМХКУФБ, ОБРТБЧШФЕ НЕОС Ч ЮБУФШ. ч МАВХА ЮБУФШ Й ОБ МАВХА ДПМЦОПУФШ.

лПМС ЪБНПМЮБМ, Й Ч ЛБВЙОЕФЕ ЧПЪОЙЛМБ РБХЪБ. пДОБЛП ОЙ ЗЕОЕТБМ, ОЙ ЛПНЙУУБТ ОЕ ЪБНЕЮБМЙ ЕЕ, ОП лПМС ЮХЧУФЧПЧБМ, ЛБЛ ПОБ ФСОЕФУС, Й ПЮЕОШ УНХЭБМУС.

С, ЛПОЕЮОП, РПОЙНБА, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ, ЮФП...

Б ЧЕДШ ПО НПМПДЮБЗБ, ЛПНЙУУБТ, - ЧДТХЗ ЧЕУЕМП УЛБЪБМ ОБЮБМШОЙЛ. - нПМПДЮБЗБ ФЩ, МЕКФЕОБОФ, ЕК-ВПЗХ, НПМПДЮБЗБ!

б ЛПНЙУУБТ ОЕПЦЙДБООП ТБУУНЕСМУС Й ЛТЕРЛП ИМПРОХМ лПМА РП РМЕЮХ:

УРБУЙВП ЪБ РБНСФШ, рМХЦОЙЛПЧ! й ЧУЕ ФТПЕ ЪБХМЩВБМЙУШ ФБЛ, ВХДФП ОБЫМЙ ЧЩИПД ЙЪ ОЕ ПЮЕОШ ХДПВОПЗП РПМПЦЕОЙС.

ЪОБЮЙФ, Ч ЮБУФШ?

Ч ЮБУФШ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ОЕ РЕТЕДХНБЕЫШ? - оБЮБМШОЙЛ ЧДТХЗ РЕТЕЫЕМ ОБ «ФЩ» Й ПВТБЭЕОЙС ЬФПЗП ХЦЕ ОЕ НЕОСМ.

Й ЧУЕ ТБЧОП, ЛХДБ РПЫМАФ? - УРТПУЙМ ЛПНЙУУБТ. - б ЛБЛ ЦЕ НБФШ, УЕУФТЕОЛБ?.. пФГБ Х ОЕЗП ОЕФ, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ.

ЪОБА. - зЕОЕТБМ УРТСФБМ ХМЩВЛХ, УНПФТЕМ УЕТШЕЪОП, ВБТБВБОЙМ РБМШГБНЙ РП ЛТБУОПК РБРЛЕ. - пУПВЩК ъБРБДОЩК ХУФТПЙФ, МЕКФЕОБОФ?

лПМС ЪБТПЪПЧЕМ: П УМХЦВЕ Ч ПУПВЩИ ПЛТХЗБИ НЕЮФБМЙ, ЛБЛ П ОЕНЩУМЙНПК ХДБЮЕ.

ЛПНБОДЙТПН ЧЪЧПДБ УПЗМБУЕО?

ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!.. - лПМС ЧУЛПЮЙМ Й УТБЪХ УЕМ, ЧУРПНОЙЧ П ДЙУГЙРМЙОЕ. - вПМШЫПЕ, ВПМШЫПЕ УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ!..

ОП У ПДОЙН ХУМПЧЙЕН, - ПЮЕОШ УЕТШЕЪОП УЛБЪБМ ЗЕОЕТБМ. - дБА ФЕВЕ, МЕКФЕОБОФ, ЗПД ЧПКУЛПЧПК РТБЛФЙЛЙ. б ТПЧОП ЮЕТЕЪ ЗПД С ФЕВС ОБЪБД ЪБФТЕВХА, Ч ХЮЙМЙЭЕ, ОБ ДПМЦОПУФШ ЛПНБОДЙТБ ХЮЕВОПЗП ЧЪЧПДБ. уПЗМБУЕО?

УПЗМБУЕО, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ. еУМЙ РТЙЛБЦЕФЕ...

РТЙЛБЦЕН, РТЙЛБЦЕН! - ЪБУНЕСМУС ЛПНЙУУБТ. - оБН ФБЛЙЕ ОЕЛХТСЭЙЕ УФТБУФШ ЛБЛ ОХЦОЩ.

ФПМШЛП ЕУФШ ФХФ ПДОБ ОЕРТЙСФОПУФШ, МЕКФЕОБОФ: ПФРХУЛБ Х ФЕВС ОЕ РПМХЮБЕФУС. нБЛУЙНХН Ч ЧПУЛТЕУЕОШЕ ФЩ ДПМЦЕО ВЩФШ Ч ЮБУФЙ.

ДБ, ОЕ РТЙДЕФУС ФЕВЕ Х НБНЩ Ч нПУЛЧЕ РПЗПУФЙФШ, - ХМЩВОХМУС ЛПНЙУУБТ. - пОБ ЗДЕ ФБН ЦЙЧЕФ?

ОБ пУФПЦЕОЛЕ... фП ЕУФШ ФЕРЕТШ ЬФП ОБЪЩЧБЕФУС нЕФТПУФТПЕЧУЛБС.

ОБ пУФПЦЕОЛЕ... - ЧЪДПИОХМ ЗЕОЕТБМ Й, ЧУФБЧ, РТПФСОХМ лПМЕ ТХЛХ: - оХ, УЮБУФМЙЧП УМХЦЙФШ, МЕКФЕОБОФ. юЕТЕЪ ЗПД ЦДХ, ЪБРПНОЙ!

УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ ЗЕОЕТБМ. дП УЧЙДБОЙС! - РТПЛТЙЮБМ лПМС Й УФТПЕЧЩН ЫБЗПН ЧЩЫЕМ ЙЪ ЛБВЙОЕФБ.

ч ФЕ ЧТЕНЕОБ У ВЙМЕФБНЙ ОБ РПЕЪДБ ВЩМП УМПЦОП, ОП ЛПНЙУУБТ, РТПЧПЦБС лПМА ЮЕТЕЪ ФБЙОУФЧЕООХА ЛПНОБФХ, РППВЕЭБМ ВЙМЕФ ЬФПФ ТБЪДПВЩФШ. чЕУШ ДЕОШ лПМС УДБЧБМ ДЕМБ, ВЕЗБМ У ПВИПДОЩН МЙУФЛПН, РПМХЮБМ Ч УФТПЕЧПН ПФДЕМЕ ДПЛХНЕОФЩ. фБН ЕЗП ЦДБМБ ЕЭЕ ПДОБ РТЙСФОБС ОЕПЦЙДБООПУФШ: ОБЮБМШОЙЛ ХЮЙМЙЭБ РТЙЛБЪПН ПВЯСЧМСМ ЕНХ ВМБЗПДБТОПУФШ ЪБ ЧЩРПМОЕОЙЕ ПУПВПЗП ЪБДБОЙС. б ЧЕЮЕТПН ДЕЦХТОЩК ЧТХЮЙМ ВЙМЕФ, Й лПМС рМХЦОЙЛПЧ, БЛЛХТБФОП ТБУРТПЭБЧЫЙУШ УП ЧУЕНЙ, ПФВЩМ Л НЕУФХ ОПЧПК УМХЦВЩ ЮЕТЕЪ ЗПТПД нПУЛЧХ, ЙНЕС Ч ЪБРБУЕ ФТЙ ДОС: ДП ЧПУЛТЕУЕОШС...

ч нПУЛЧХ РПЕЪД РТЙВЩЧБМ ХФТПН. дП лТПРПФЛЙОУЛПК лПМС ДПЕИБМ ОБ НЕФТП - УБНПН ЛТБУЙЧПН НЕФТП Ч НЙТЕ; ПО ЧУЕЗДБ РПНОЙМ ПВ ЬФПН Й ЙУРЩФЩЧБМ ОЕЧЕТПСФОПЕ ЮХЧУФЧП ЗПТДПУФЙ, УРХУЛБСУШ РПД ЪЕНМА. оБ УФБОГЙЙ «дЧПТЕГ уПЧЕФПЧ» ПО ЧЩЫЕМ; ОБРТПФЙЧ РПДОЙНБМУС ЗМХИПК ЪБВПТ, ЪБ ЛПФПТЩН ЮФП-ФП УФХЮБМП, ЫЙРЕМП Й ЗТПИБМП. й ОБ ЬФПФ ЪБВПТ лПМС ФПЦЕ УНПФТЕМ У ПЗТПНОПК ЗПТДПУФША, РПФПНХ ЮФП ЪБ ОЙН ЪБЛМБДЩЧБМУС ЖХОДБНЕОФ УБНПЗП ЧЩУПЛПЗП ЪДБОЙС Ч НЙТЕ: дЧПТГБ уПЧЕФПЧ У ЗЙЗБОФУЛПК УФБФХЕК мЕОЙОБ ОБЧЕТИХ.

чПЪМЕ ДПНБ, ПФЛХДБ ПО ДЧБ ЗПДБ ОБЪБД ХЫЕМ Ч ХЮЙМЙЭЕ, лПМС ПУФБОПЧЙМУС. дПН ЬФПФ - УБНЩК ПВЩЛОПЧЕООЩК НОПЗПЛЧБТФЙТОЩК НПУЛПЧУЛЙК ДПН УП УЧПДЮБФЩНЙ ЧПТПФБНЙ, ЗМХИЙН ДЧПТПН Й НОПЦЕУФЧПН ЛПЫЕЛ, - ДПН ЬФПФ ВЩМ УПЧУЕН РП-ПУПВПНХ ДПТПЗ ЕНХ. ъДЕУШ ПО ЪОБМ ЛБЦДХА МЕУФОЙГХ, ЛБЦДЩК ХЗПМ Й ЛБЦДЩК ЛЙТРЙЮ Ч ЛБЦДПН ХЗМХ. ьФП ВЩМ ЕЗП ДПН, Й ЕУМЙ РПОСФЙЕ «ТПДЙОБ» ПЭХЭБМПУШ ЛБЛ ОЕЮФП ЗТБОДЙПЪОПЕ, ФП ДПН ВЩМ РПРТПУФХ УБНЩН ТПДОЩН НЕУФПН ОБ ЧУЕК ЪЕНМЕ.

лПМС УФПСМ ЧПЪМЕ ДПНБ, ХМЩВБМУС Й ДХНБМ, ЮФП ФБН, ЧП ДЧПТЕ, ОБ УПМОЕЮОПК УФПТПОЕ, ОБЧЕТОСЛБ УЙДЙФ нБФЧЕЕЧОБ, ЧСЦЕФ ВЕУЛПОЕЮОЩК ЮХМПЛ Й ЪБЗПЧБТЙЧБЕФ УП ЧУЕНЙ, ЛФП РТПИПДЙФ НЙНП. пО РТЕДУФБЧЙМ, ЛБЛ ПОБ ПУФБОПЧЙФ ЕЗП Й УРТПУЙФ, ЛХДБ ПО ЙДЕФ, ЮЕК ПО Й ПФЛХДБ. пО РПЮЕНХ-ФП ВЩМ ХЧЕТЕО, ЮФП нБФЧЕЕЧОБ ОЙ ЪБ ЮФП ЕЗП ОЕ ХЪОБЕФ, Й ЪБТБОЕЕ ТБДПЧБМУС.

й ФХФ ЙЪ ЧПТПФ ЧЩЫМЙ ДЧЕ ДЕЧХЫЛЙ. оБ ФПК, ЛПФПТБС ВЩМБ ЮХФШ РПЧЩЫЕ, РМБФШЕ ВЩМП У ЛПТПФЛЙНЙ ТХЛБЧЮЙЛБНЙ, ОП ЧУС ТБЪОЙГБ НЕЦДХ ДЕЧХЫЛБНЙ ОБ ЬФПН Й ЛПОЮБМБУШ: ПОЙ ОПУЙМЙ ПДЙОБЛПЧЩЕ РТЙЮЕУЛЙ, ПДЙОБЛПЧЩЕ ВЕМЩЕ ОПУПЮЛЙ Й ВЕМЩЕ РТПТЕЪЙОЕООЩЕ ФХЖМЙ. нБМЕОШЛБС НЕМШЛПН ЗМСОХМБ ОБ ЪБФСОХФПЗП ДП ОЕЧПЪНПЦОПУФЙ МЕКФЕОБОФБ У ЮЕНПДБОПН, УЧЕТОХМБ ЧУМЕД ЪБ РПДТХЗПК, ОП ЧДТХЗ ЪБНЕДМЙМБ ЫБЗ Й ЕЭЕ ТБЪ ПЗМСОХМБУШ.

ЧЕТБ?.. - ЫЕРПФПН УРТПУЙМ лПМС. - чЕТЛБ, ЮЕТФЕОПЛ, ЬФП ФЩ?..

чЙЪЗ ВЩМ УМЩЫЕО Х нБОЕЦБ. уЕУФТБ У ТБЪВЕЗХ ВТПУЙМБУШ ОБ ЫЕА, ЛБЛ Ч ДЕФУФЧЕ РПДПЗОХЧ ЛПМЕОЙ, Й ПО ЕДЧБ ХУФПСМ: ПОБ УФБМБ ДПЧПМШОП-ФБЛЙ ФСЦЕМЕОШЛПК, ЬФБ ЕЗП УЕУФТЕОЛБ...

ЛПМС! лПМЕЮЛБ! лПМШЛБ!..

ЛБЛБС ЦЕ ФЩ ВПМШЫБС УФБМБ, чЕТБ.

ЫЕУФОБДГБФШ МЕФ! - У ЗПТДПУФША УЛБЪБМБ ПОБ. - б ФЩ ДХНБМ, ФЩ ПДЙО ТБУФЕЫШ, ДБ?.. пК, ДБ ФЩ ХЦЕ МЕКФЕОБОФ! чБМАЫЛБ, РПЪДТБЧШ ФПЧБТЙЭБ МЕКФЕОБОФБ.

чЩУПЛБС, ХМЩВБСУШ, ЫБЗОХМБ ОБЧУФТЕЮХ:

ЪДТБЧУФЧХК, лПМС.

пО ХФЛОХМУС ЧЪЗМСДПН Ч ПВФСОХФХА УЙФГЕН ЗТХДШ. пО ПФМЙЮОП РПНОЙМ ДЧХИ ИХДАЭЙИ ДЕЧЮПОПЛ, ЗПМЕОБУФЩИ, ЛБЛ ЛХЪОЕЮЙЛЙ. й РПУРЕЫОП ПФЧЕМ ЗМБЪБ:

ОХ, ДЕЧПЮЛЙ, ЧБУ ОЕ ХЪОБФШ...

ПК, ОБН Ч ЫЛПМХ! - ЧЪДПИОХМБ чЕТБ. - уЕЗПДОС РПУМЕДОЕЕ ЛПНУПНПМШУЛПЕ, Й ОЕ РПКФЙ РТПУФП ОЕЧПЪНПЦОП.

ЧЕЮЕТПН ЧУФТЕФЙНУС, - УЛБЪБМБ чБМС. пОБ ВЕЪЪБУФЕОЮЙЧП ТБЪЗМСДЩЧБМБ ЕЗП ХДЙЧЙФЕМШОП УРПЛПКОЩНЙ ЗМБЪБНЙ. пФ ЬФПЗП лПМС УНХЭБМУС Й УЕТДЙМУС, РПФПНХ ЮФП ВЩМ УФБТЫЕ Й РП ЧУЕН ЪБЛПОБН УНХЭБФШУС ДПМЦОЩ ВЩМЙ ДЕЧЮПОЛЙ.

ЧЕЮЕТПН С ХЕЪЦБА.

ЛХДБ? - ХДЙЧЙМБУШ чЕТБ.

Л ОПЧПНХ НЕУФХ УМХЦВЩ, - ОЕ ВЕЪ ЧБЦОПУФЙ УЛБЪБМ ПО. - с ФХФ РТПЕЪДПН.

ЪОБЮЙФ, Ч ПВЕД. - чБМС ПРСФШ РПКНБМБ ЕЗП ЧЪЗМСД Й ХМЩВОХМБУШ. - с РБФЕЖПО РТЙОЕУХ.

ЪОБЕЫШ, ЛБЛЙЕ Х чБМАЫЛЙ РМБУФЙОПЮЛЙ? рПМШУЛЙЕ, ЪБЛБЮБЕЫШУС!.. чЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП, ЧЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП... - РТПРЕМБ чЕТБ. - оХ, НЩ РПВЕЦБМЙ.

НБНБ ДПНБ?

пОЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПВЕЦБМЙ - ОБМЕЧП, Л ЫЛПМЕ: ПО УБН ВЕЗБМ ЬФЙН РХФЕН ДЕУСФШ МЕФ. лПМС ЗМСДЕМ ЧУМЕД, УНПФТЕМ, ЛБЛ ЧЪМЕФБАФ ЧПМПУЩ, ЛБЛ ВШАФУС РМБФШС П ЪБЗПТЕМЩЕ ЙЛТЩ, Й ИПФЕМ, ЮФПВЩ ДЕЧПЮЛЙ ПЗМСОХМЙУШ. й РПДХНБМ: «еУМЙ ПЗМСОХФУС, ФП...» пО ОЕ ХУРЕМ ЪБЗБДБФШ, ЮФП ФПЗДБ ВХДЕФ: ЧЩУПЛБС ЧДТХЗ РПЧЕТОХМБУШ Л ОЕНХ. пО НБИОХМ Ч ПФЧЕФ Й УТБЪХ ЦЕ ОБЗОХМУС ЪБ ЮЕНПДБОПН, РПЮХЧУФЧПЧБЧ, ЮФП ОБЮЙОБЕФ ЛТБУОЕФШ.

«чПФ ХЦБУ-ФП, - РПДХНБМ ПО У ХДПЧПМШУФЧЙЕН. - оХ, ЮЕЗП, УРТБЫЙЧБЕФУС, НОЕ ЛТБУОЕФШ?..»

пО РТПЫЕМ ФЕНОЩК ЛПТЙДПТ ЧПТПФ Й РПУНПФТЕМ ОБМЕЧП, ОБ УПМОЕЮОХА УФПТПОХ ДЧПТБ, ОП нБФЧЕЕЧОЩ ФБН ОЕ ВЩМП. ьФП ОЕРТЙСФОП ХДЙЧЙМП ЕЗП, ОП ФХФ лПМС ПЛБЪБМУС РЕТЕД УПВУФЧЕООЩН РПДЯЕЪДПН Й ОБ ПДОПН ДЩИБОЙЙ ЧМЕФЕМ ОБ РСФЩК ЬФБЦ.

нБНБ УПЧУЕН ОЕ ЙЪНЕОЙМБУШ, Й ДБЦЕ ИБМБФ ОБ ОЕК ВЩМ ФПФ ЦЕ, Ч ЗПТПЫЕЛ. хЧЙДЕЧ ЕЗП, ПОБ ЧДТХЗ ЪБРМБЛБМБ:

ВПЦЕ, ЛБЛ ФЩ РПИПЦ ОБ ПФГБ!..

пФГБ лПМС РПНОЙМ УНХФОП: Ч ДЧБДГБФШ ЫЕУФПН ФПФ ХЕИБМ Ч уТЕДОАА бЪЙА Й - ОЕ ЧЕТОХМУС. нБНХ ЧЩЪЧБМЙ Ч зМБЧОПЕ РПМЙФХРТБЧМЕОЙЕ Й ФБН ТБУУЛБЪБМЙ, ЮФП ЛПНЙУУБТ рМХЦОЙЛПЧ ХВЙФ Ч УИЧБФЛЕ У ВБУНБЮБНЙ Х ЛЙЫМБЛБ лПЪ лХДХЛ.

нБНБ ЛПТНЙМБ ЕЗП ЪБЧФТБЛПН Й ВЕУРТЕТЩЧОП ЗПЧПТЙМБ. лПМС РПДДБЛЙЧБМ, ОП УМХЫБМ ТБУУЕСООП: ПО ЧУЕ ЧТЕНС ДХНБМ ПВ ЬФПК ЧДТХЗ ЧЩТПУЫЕК чБМШЛЕ ЙЪ УПТПЛ ДЕЧСФПК ЛЧБТФЙТЩ Й ПЮЕОШ ИПФЕМ, ЮФПВЩ НБНБ ЪБЗПЧПТЙМБ П ОЕК. оП НБНХ ЙОФЕТЕУПЧБМЙ ДТХЗЙЕ ЧПРТПУЩ.

Б С ЙН ЗПЧПТА: «вПЦЕ НПК, ВПЦЕ НПК, ОЕХЦЕМЙ ДЕФЙ ДПМЦОЩ ГЕМЩК ДЕОШ УМХЫБФШ ЬФП ЗТПНЛПЕ ТБДЙП? х ОЙИ ЧЕДШ НБМЕОШЛЙЕ ХЫЙ, Й ЧППВЭЕ ЬФП ОЕРЕДБЗПЗЙЮОП». нОЕ, ЛПОЕЮОП, ПФЛБЪБМЙ, РПФПНХ ЮФП ОБТСД ХЦЕ ВЩМ РПДРЙУБО, Й РПУФБЧЙМЙ ЗТПНЛПЗПЧПТЙФЕМШ. оП С РПЫМБ Ч ТБКЛПН Й ЧУЕ ПВЯСУОЙМБ...

нБНБ ЪБЧЕДПЧБМБ ДЕФУЛЙН УБДПН Й РПУФПСООП РТЕВЩЧБМБ Ч ЛБЛЙИ-ФП УФТБООЩИ ИМПРПФБИ. ъБ ДЧБ ЗПДБ лПМС РПТСДЛПН ПФЧЩЛ ПФ ЧУЕЗП Й ФЕРЕТШ ВЩ УМХЫБМ У ХДПЧПМШУФЧЙЕН, ОП Ч ЗПМПЧЕ ЧУЕ ЧТЕНС ЧЕТФЕМБУШ ЬФБ чБМС-чБМЕОФЙОБ...

ДБ, НБНБ, С чЕТПЮЛХ Х ЧПТПФ ЧУФТЕФЙМ, - ОЕЧРПРБД УЛБЪБМ ПО, РТЕТЩЧБС НБФШ ОБ УБНПН ЧПМОХАЭЕН НЕУФЕ. - пОБ У ЬФПК ВЩМБ... оХ, ЛБЛ ЕЕ?.. у чБМЕК...

ДБ, ПОЙ Ч ЫЛПМХ РПЫМЙ. иПЮЕЫШ ЕЭЕ ЛПЖЕ?

ОЕФ, НБН, УРБУЙВП. - лПМС РТПЫЕМУС РП ЛПНОБФЕ, РПУЛТЙРЕМ Ч УЧПЕ ХДПЧПМШУФЧЙЕ. нБНБ ПРСФШ ОБЮБМБ ЧУРПНЙОБФШ ЮФП-ФП ДЕФУБДПЧУЛПЕ, ОП ПО РЕТЕВЙМ: - б ЮФП, чБМС ЧУЕ ЕЭЕ ХЮЙФУС, ДБ?

ДБ ФЩ ЮФП, лПМАЫЛБ, чБМЙ ОЕ РПНОЙЫШ? пОБ ЦЕ ОЕ ЧЩМЕЪБМБ ПФ ОБУ. - нБНБ ЧДТХЗ ТБУУНЕСМБУШ. - чЕТПЮЛБ ЗПЧПТЙМБ, ЮФП чБМАЫБ ВЩМБ Ч ФЕВС ЧМАВМЕОБ.

ЗМХРПУФЙ ЬФП! - УЕТДЙФП ЪБЛТЙЮБМ лПМС. - зМХРПУФЙ!..

ЛПОЕЮОП, ЗМХРПУФЙ, - ОЕПЦЙДБООП МЕЗЛП УПЗМБУЙМБУШ НБНБ. - фПЗДБ ПОБ ЕЭЕ ДЕЧЮПОЛПК ВЩМБ, Б ФЕРЕТШ - ОБУФПСЭБС ЛТБУБЧЙГБ. оБЫБ чЕТПЮЛБ ФПЦЕ ИПТПЫБ, ОП чБМС - РТПУФП ЛТБУБЧЙГБ.

ОХ, ХЦ Й ЛТБУБЧЙГБ, - ЧПТЮМЙЧП УЛБЪБМ ПО, У ФТХДПН УЛТЩЧБС ЧДТХЗ ПИЧБФЙЧЫХА ЕЗП ТБДПУФШ. - пВЩЛОПЧЕООБС ДЕЧЮПОЛБ, ЛБЛЙИ ФЩУСЮЙ Ч ОБЫЕК УФТБОЕ... мХЮЫЕ УЛБЦЙ, ЛБЛ нБФЧЕЕЧОБ УЕВС ЮХЧУФЧХЕФ? с ЧИПЦХ ЧП ДЧПТ...

ХНЕТМБ ОБЫБ нБФЧЕЕЧОБ, - ЧЪДПИОХМБ НБНБ.

ЛБЛ ФБЛ - ХНЕТМБ? - ОЕ РПОСМ ПО.

МАДЙ ХНЙТБАФ, лПМС, - ПРСФШ ЧЪДПИОХМБ НБНБ. - фЩ УЮБУФМЙЧЩК, ФЩ НПЦЕЫШ ЕЭЕ ОЕ ДХНБФШ ПВ ЬФПН,

й лПМС РПДХНБМ, ЮФП ПО Й ЧРТБЧДХ УЮБУФМЙЧЩК, ТБЪ ЧУФТЕФЙМ ЧПЪМЕ ЧПТПФ ФБЛХА ХДЙЧЙФЕМШОХА ДЕЧХЫЛХ, Б ЙЪ ТБЪЗПЧПТБ ЧЩСУОЙМ, ЮФП ДЕЧХЫЛБ ЬФБ ВЩМБ Ч ОЕЗП ЧМАВМЕОБ...

рПУМЕ ЪБЧФТБЛБ лПМС ПФРТБЧЙМУС ОБ вЕМПТХУУЛЙК ЧПЛЪБМ. оХЦОЩК ЕНХ РПЕЪД ПФИПДЙМ Ч УЕНШ ЧЕЮЕТБ, ЮФП ВЩМП УПЧЕТЫЕООП ОЕЧПЪНПЦОП. лПМС РПИПДЙМ РП ЧПЛЪБМХ, РПЧЪДЩИБМ Й ОЕ ПЮЕОШ ТЕЫЙФЕМШОП РПУФХЮБМУС Л ДЕЦХТОПНХ РПНПЭОЙЛХ ЧПЕООПЗП ЛПНЕОДБОФБ.

РПРПЪЦЕ? - дЕЦХТОЩК РПНПЭОЙЛ ФПЦЕ ВЩМ НПМПД Й ОЕУПМЙДОП РПДНЙЗЙЧБМ. - юФП, МЕКФЕОБОФ, УЕТДЕЮОЩЕ ДЕМБ?

ОЕФ, - ПРХУФЙЧ ЗПМПЧХ, УЛБЪБМ лПМС. - нБНБ Х НЕОС ВПМШОБ, ПЛБЪЩЧБЕФУС. пЮЕОШ... - фХФ ПО ЙУРХЗБМУС, ЮФП НПЦЕФ ОБЛМЙЛБФШ ДЕКУФЧЙФЕМШОХА ВПМЕЪОШ, Й РПУРЕЫОП РПРТБЧЙМУС: - оЕФ, ОЕ ПЮЕОШ, ОЕ ПЮЕОШ...

РПОСФОП, - ПРСФШ РПДНЙЗОХМ ДЕЦХТОЩК. - уЕКЮБУ РПЗМСДЙН ОБУЮЕФ НБНЩ.

пО РПМЙУФБМ ЛОЙЗХ, РПФПН УФБМ ЪЧПОЙФШ РП ФЕМЕЖПОБН, ТБЪЗПЧБТЙЧБС ЧТПДЕ ВЩ РП ДТХЗЙН РПЧПДБН. лПМС ФЕТРЕМЙЧП ЦДБМ, ТБУУНБФТЙЧБС РМБЛБФЩ П РЕТЕЧПЪЛБИ. оБЛПОЕГ ДЕЦХТОЩК РПМПЦЙМ РПУМЕДОАА ФТХВЛХ.

У РЕТЕУБДЛПК УПЗМБУЕО? пФРТБЧМЕОЙЕ Ч ФТЙ НЙОХФЩ РЕТЧПЗП, РПЕЪД нПУЛЧБ-нЙОУЛ. ч нЙОУЛЕ - РЕТЕУБДЛБ.

УПЗМБУЕО, - УЛБЪБМ лПМС. - вПМШЫПЕ ЧБН УРБУЙВП, ФПЧБТЙЭ УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ.

рПМХЮЙЧ ВЙМЕФ, ПО ФХФ ЦЕ ОБ ХМЙГЕ зПТШЛПЗП ЪБЫЕМ Ч ЗБУФТПОПН Й, ИНХТСУШ, ДПМЗП ТБЪЗМСДЩЧБМ ЧЙОБ. оБЛПОЕГ ЛХРЙМ ЫБНРБОУЛПЗП, РПФПНХ ЮФП РЙМ ЕЗП ОБ ЧЩРХУЛОПН ВБОЛЕФЕ, ЧЙЫОЕЧПК ОБМЙЧЛЙ, РПФПНХ ЮФП ФБЛХА ОБМЙЧЛХ ДЕМБМБ НБНБ, Й НБДЕТХ, РПФПНХ ЮФП ЮЙФБМ П ОЕК Ч ТПНБОЕ РТП БТЙУФПЛТБФПЧ.

ФЩ УПЫЕМ У ХНБ! - УЕТДЙФП УЛБЪБМБ НБНБ. - ьФП ЮФП ЦЕ: ОБ ЛБЦДПЗП РП ВХФЩМЛЕ?

Б!.. - лПМС ВЕУРЕЮОП НБИОХМ ТХЛПК. - зХМСФШ ФБЛ ЗХМСФШ!

чУФТЕЮБ ХДБМБУШ ОБ УМБЧХ. оБЮБМБУШ ПОБ У ФПТЦЕУФЧЕООПЗП ПВЕДБ, ТБДЙ ЛПФПТПЗП НБНБ ПДПМЦЙМБ Х УПУЕДЕК ЕЭЕ ПДОХ ЛЕТПУЙОЛХ. чЕТБ ЧЕТФЕМБУШ ОБ ЛХИОЕ, ОП ЮБУФП ЧТЩЧБМБУШ У ПЮЕТЕДОЩН ЧПРТПУПН:

Б ЙЪ РХМЕНЕФБ ФЩ УФТЕМСМ?

УФТЕМСМ.

ЙЪ «НБЛУЙНБ»?

ЙЪ «НБЛУЙНБ». й ЙЪ ДТХЗЙИ УЙУФЕН ФПЦЕ.

ЧПФ ЪДПТПЧП!.. - ЧПУИЙЭЕООП БИБМБ чЕТБ. лПМС ПЪБВПЮЕООП ИПДЙМ РП ЛПНОБФЕ. пО РПДЫЙМ УЧЕЦЙК РПДЧПТПФОЙЮПЛ, ОБДТБЙМ УБРПЗЙ Й ФЕРЕТШ ИТХУФЕМ ЧУЕНЙ ТЕНОСНЙ. пФ. ЧПМОЕОЙС ПО УПЧУЕН ОЕ ИПФЕМ ЕУФШ, Б чБМС ЧУЕ ОЕ ЫМБ Й ОЕ ЫМБ.

Б ЛПНОБФХ ФЕВЕ ДБДХФ?

ДБДХФ, ДБДХФ.

ПФДЕМШОХА?

ЛПОЕЮОП. - пО РПУНПФТЕМ ОБ чЕТПЮЛХ УОЙУИПДЙФЕМШОП. - с ЧЕДШ УФТПЕЧПК ЛПНБОДЙТ.

НЩ Л ФЕВЕ РТЙЕДЕН, - ФБЙОУФЧЕООП ЪБЫЕРФБМБ ПОБ. - нБНХ ПФРТБЧЙН У ДЕФУЛЙН УБДПН ОБ ДБЮХ Й РТЙЕДЕН Л ФЕВЕ...

ЛФП ЬФП - НЩ?

пО ЧУЕ РПОСМ, Й УЕТДГЕ УМБДЛП ЛПМЩИОХМПУШ.

ФБЛ ЛФП ЦЕ ФБЛЙЕ - НЩ?

ОЕХЦЕМЙ ОЕ РПОЙНБЕЫШ? оХ, НЩ - ЬФП НЩ: С Й чБМАЫЛБ.

лПМС РПЛБЫМСМ, ЮФПВЩ УРТСФБФШ ОЕЛУФБФЙ ЧЩРПМЪЫХА ХМЩВЛХ, Й УПМЙДОП УЛБЪБМ:

РТПРХУЛ, ЧЕТПСФОП, РПФТЕВХЕФУС. ъБТБОЕЕ ОБРЙЫЙ, ЮФПВЩ У ЛПНБОДПЧБОЙЕН ДПЗПЧПТЙФШУС...

ПК, Х НЕОС ЛБТФПЫЛБ РЕТЕЧБТЙМБУШ!..

лТХФОХМБУШ ОБ ЛБВМХЛЕ, ТБЪДХМБ ЛХРПМПН РМБФШЕ, ИМПРОХМБ ДЧЕТША. лПМС ФПМШЛП РПЛТПЧЙФЕМШУФЧЕООП ХУНЕИОХМУС. б ЛПЗДБ ЪБЛТЩМБУШ ДЧЕТШ, УПЧЕТЫЙМ ЧДТХЗ ОЕНЩУМЙНЩК РТЩЦПЛ Й Ч РПМОПН ЧПУФПТЗЕ ЪБИТХУФЕМ ТЕНОСНЙ: ЪОБЮЙФ, ПОЙ УЕЗПДОС ЗПЧПТЙМЙ П РПЕЪДЛЕ, ЪОБЮЙФ, ХЦЕ РМБОЙТПЧБМЙ ЕЕ, ЪОБЮЙФ, ИПФЕМЙ ЧУФТЕФЙФШУС У ОЙН, ЪОБЮЙФ... оП ЮФП ДПМЦОП ВЩМП УМЕДПЧБФШ ЪБ РПУМЕДОЙН «ЪОБЮЙФ», лПМС ОЕ РТПЙЪОПУЙМ ДБЦЕ РТП УЕВС.

б РПФПН РТЙЫМБ чБМС. л ОЕУЮБУФША, НБНБ Й чЕТБ ЧУЕ ЕЭЕ ЧПЪЙМЙУШ У ПВЕДПН, ТБЪЗПЧПТ ОБЮБФШ ВЩМП ОЕЛПНХ, Й лПМС ИПМПДЕМ РТЙ НЩУМЙ, ЮФП чБМС ЙНЕЕФ ЧУЕ ПУОПЧБОЙС ОЕНЕДМЕООП ПФЛБЪБФШУС ПФ МЕФОЕК РПЕЪДЛЙ.

ФЩ ОЙЛБЛ ОЕ НПЦЕЫШ ЪБДЕТЦБФШУС Ч нПУЛЧЕ? лПМС ПФТЙГБФЕМШОП РПЛБЮБМ ЗПМПЧПК.

ОЕХЦЕМЙ ФБЛ УТПЮОП? лПМС РПЦБМ РМЕЮБНЙ.

ОБ ЗТБОЙГЕ ОЕУРПЛПКОП, ДБ? - РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ, УРТПУЙМБ ПОБ.

лПМС ПУФПТПЦОП ЛЙЧОХМ, УОБЮБМБ, РТБЧДБ, РПДХНБЧ ОБУЮЕФ УЕЛТЕФОПУФЙ.

РБРБ ЗПЧПТЙФ, ЮФП зЙФМЕТ УФСЗЙЧБЕФ ЧПЛТХЗ ОБУ ЛПМШГП,

Х ОБУ У зЕТНБОЙЕК ДПЗПЧПТ П ОЕОБРБДЕОЙЙ, - ИТЙРМП УЛБЪБМ лПМС, РПФПНХ ЮФП ЛЙЧБФШ ЗПМПЧПК ЙМЙ РПЦЙНБФШ РМЕЮБНЙ ВЩМП ХЦЕ ОЕЧПЪНПЦОП. - уМХИЙ П ЛПОГЕОФТБГЙЙ ОЕНЕГЛЙИ ЧПКУЛ Х ОБЫЙИ ЗТБОЙГ ОЙ ОБ ЮЕН ОЕ ПУОПЧБОЩ Й СЧМСАФУС ТЕЪХМШФБФПН РТПЙУЛПЧ БОЗМП-ЖТБОГХЪУЛЙИ ЙНРЕТЙБМЙУФПЧ.

С ЮЙФБМБ ЗБЪЕФЩ, - У МЕЗЛЙН ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН УЛБЪБМБ чБМС, - б РБРБ ЗПЧПТЙФ, ЮФП РПМПЦЕОЙЕ ПЮЕОШ УЕТШЕЪОПЕ.

чБМЙО РБРБ ВЩМ ПФЧЕФТБВПФОЙЛПН, ОП лПМС РПДПЪТЕЧБМ, ЮФП Ч ДХЫЕ ПО ОЕНОПЦЛП РБОЙЛЕТ. й УЛБЪБМ:

ОБДП ПРБУБФШУС РТПЧПЛБГЙК.

ОП ЧЕДШ ЖБЫЙЪН - ЬФП ЦЕ ХЦБУОП! фЩ ЧЙДЕМ ЖЙМШН «рТПЖЕУУПТ нБНМПЛ»?

ЧЙДЕМ: ФБН пМЕЗ цБТПЧ ЙЗТБЕФ. жБЫЙЪН - ЬФП, ЛПОЕЮОП, ХЦБУОП, Б ЙНРЕТЙБМЙЪН, РП-ФЧПЕНХ, МХЮЫЕ?

ЛБЛ ФЩ ДХНБЕЫШ, ВХДЕФ ЧПКОБ?

ЛПОЕЮОП, - ХЧЕТЕООП УЛБЪБМ ПО. - ъТС, ЮФП МЙ, ПФЛТЩМЙ УФПМШЛП ХЮЙМЙЭ У ХУЛПТЕООПК РТПЗТБННПК? оП ЬФП ВХДЕФ ВЩУФТБС ЧПКОБ.

ФЩ Ч ЬФПН ХЧЕТЕО?

ХЧЕТЕО. чП-РЕТЧЩИ, ОБДП ХЮЕУФШ РТПМЕФБТЙБФ РПТБВПЭЕООЩИ ЖБЫЙЪНПН Й ЙНРЕТЙБМЙЪНПН УФТБО. чП-ЧФПТЩИ, РТПМЕФБТЙБФ УБНПК зЕТНБОЙЙ, ЪБДБЧМЕООЩК зЙФМЕТПН. ч-ФТЕФШЙИ, НЕЦДХОБТПДОХА УПМЙДБТОПУФШ ФТХДСЭЙИУС ЧУЕЗП НЙТБ. оП УБНПЕ ЗМБЧОПЕ - ЬФП ТЕЫБАЭБС НПЭШ ОБЫЕК лТБУОПК бТНЙЙ. оБ ЧТБЦЕУЛПК ФЕТТЙФПТЙЙ НЩ ОБОЕУЕН ЧТБЗХ УПЛТХЫЙФЕМШОЩК ХДБТ.

Б жЙОМСОДЙС? - ЧДТХЗ ФЙИП УРТПУЙМБ ПОБ.

Б ЮФП - жЙОМСОДЙС? - пО У ФТХДПН УЛТЩМ ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕ: ЬФП ЧУЕ РБОЙЛЕТ РБРПЮЛБ ЕЕ ОБУФТБЙЧБЕФ. - ч жЙОМСОДЙЙ ВЩМБ ЗМХВПЛП ЬЫЕМПОЙТПЧБООБС МЙОЙС ПВПТПОЩ, ЛПФПТХА ОБЫЙ ЧПКУЛБ ЧЪМПНБМЙ ВЩУФТП Й ТЕЫЙФЕМШОП. оЕ РПОЙНБА, ЛБЛЙЕ ФХФ НПЗХФ ВЩФШ УПНОЕОЙС.

ЕУМЙ ФЩ УЮЙФБЕЫШ, ЮФП УПНОЕОЙК ОЕ НПЦЕФ ВЩФШ, ЪОБЮЙФ, ЙИ РТПУФП ОЕФ, - ХМЩВОХМБУШ чБМС. - иПЮЕЫШ РПУНПФТЕФШ, ЛБЛЙЕ РМБУФЙОЛЙ НОЕ РТЙЧЕЪ РБРБ ЙЪ вЕМПУФПЛБ?

рМБУФЙОЛЙ Х чБМЙ ВЩМЙ ЪБНЕЮБФЕМШОЩЕ: РПМШУЛЙЕ ЖПЛУФТПФЩ, «юЕТОЩЕ ЗМБЪБ», Й «пЮЙ ЮЕТОЩЕ», Й ДБЦЕ ФБОЗП ЙЪ «рЕФЕТБ» Ч ЙУРПМОЕОЙЙ УБНПК жТБОЮЕУЛЙ зББМШ.

ЗПЧПТСФ, ПОБ ПУМЕРМБ! - ЫЙТПЛП ТБУРБИОХЧ ЛТХЗМЩЕ ЗМБЪБ, ЗПЧПТЙМБ чЕТПЮЛБ. - чЩЫМБ УОЙНБФШУС, РПУНПФТЕМБ УМХЮБКОП Ч УБНЩК ЗМБЧОЩК РТПЦЕЛФПТ Й УТБЪХ ПУМЕРМБ.

чБМС УЛЕРФЙЮЕУЛЙ ХМЩВОХМБУШ. лПМС ФПЦЕ УПНОЕЧБМУС Ч ДПУФПЧЕТОПУФЙ ЬФПК ЙУФПТЙЙ, ОП Ч ОЕЕ РПЮЕНХ-ФП ПЮЕОШ ИПФЕМПУШ ЧЕТЙФШ.

л ЬФПНХ ЧТЕНЕОЙ ПОЙ ХЦЕ ЧЩРЙМЙ ЫБНРБОУЛПЕ Й ОБМЙЧЛХ, Б НБДЕТХ ФПМШЛП РПРТПВПЧБМЙ Й ЪБВТБЛПЧБМЙ: ПОБ ПЛБЪБМБУШ ОЕУМБДЛПК, Й ВЩМП ОЕРПОСФОП, ЛБЛ НПЗ ЪБЧФТБЛБФШ ЧЙЛПОФ ДЕ рТЕУУЙ, НБЛБС Ч ОЕЕ ВЙУЛЧЙФЩ.

ЛЙОПБТФЙУФПН ВЩФШ ПЮЕОШ ПРБУОП, ПЮЕОШ! - РТПДПМЦБМБ чЕТБ. - нБМП ФПЗП, ЮФП ПОЙ УЛБЮХФ ОБ ВЕЫЕОЩИ МПЫБДСИ Й РТЩЗБАФ У РПЕЪДПЧ: ОБ ОЙИ ПЮЕОШ ЧТЕДОП ДЕКУФЧХЕФ УЧЕФ. йУЛМАЮЙФЕМШОП ЧТЕДОП.

чЕТПЮЛБ УПВЙТБМБ ЖПФПЗТБЖЙЙ БТФЙУФПЧ ЛЙОП. б лПМС ПРСФШ УПНОЕЧБМУС Й ПРСФШ ИПФЕМ ЧП ЧУЕ ЧЕТЙФШ. зПМПЧБ Х ОЕЗП УМЕЗЛБ ЛТХЦЙМБУШ, ТСДПН УЙДЕМБ чБМС, Й ПО ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ УНБИОХФШ У МЙГБ ХМЩВЛХ, ИПФШ Й РПДПЪТЕЧБМ, ЮФП ПОБ ЗМХРПЧБФБ.

чБМС ФПЦЕ ХМЩВБМБУШ: УОЙУИПДЙФЕМШОП, ЛБЛ ЧЪТПУМБС. пОБ ВЩМБ ЧУЕЗП ОБ РПМЗПДБ УФБТЫЕ чЕТЩ, ОП ХЦЕ ХУРЕМБ РЕТЕЫБЗОХФШ ЮЕТЕЪ ФХ ЮЕТФХ, ЪБ ЛПФПТПК ЧЮЕТБЫОЙЕ ДЕЧЮПОЛЙ РТЕЧТБЭБАФУС Ч ЪБЗБДПЮОП НПМЮБМЙЧЩИ ДЕЧХЫЕЛ.

ЧЕТПЮЛБ ИПЮЕФ ВЩФШ ЛЙОПБТФЙУФЛПК, - УЛБЪБМБ НБНБ.

ОХ Й ЮФП? - У ЧЩЪПЧПН ЧЩЛТЙЛОХМБ чЕТБ Й ДБЦЕ ПУФПТПЦОП УФХЛОХМБ РХИМЩН ЛХМБЮЛПН РП УФПМХ. - ьФП ЪБРТЕЭЕОП, ДБ? оБПВПТПФ, ЬФП РТЕЛТБУОП, Й ЧПЪМЕ УЕМШУЛПИПЪСКУФЧЕООПК ЧЩУФБЧЛЙ ЕУФШ ФБЛПК УРЕГЙБМШОЩК ЙОУФЙФХФ...

ОХ, ИПТПЫП, ИПТПЫП, - НЙТПМАВЙЧП УПЗМБЫБМБУШ НБНБ. - ъБЛПОЮЙЫШ ДЕУСФЩК ЛМБУУ ОБ РСФЕТЛЙ - ЙДЙ ЛХДБ ИПЮЕЫШ. вЩМП ВЩ ЦЕМБОЙЕ.

Й ФБМБОФ, - УЛБЪБМБ чБМС. - ъОБЕЫШ, ЛБЛЙЕ ФБН ЬЛЪБНЕОЩ? чЩВЕТХФ ЛБЛПЗП-ОЙВХДШ РПУФХРБАЭЕЗП ДЕУСФЙЛМБУУОЙЛБ Й ЪБУФБЧСФ ФЕВС У ОЙН ГЕМПЧБФШУС.

ОХ, Й РХУФШ! рХУФШ! - ЧЕУЕМП ЛТЙЮБМБ ЛТБУОБС ПФ ЧЙОБ Й УРПТПЧ чЕТПЮЛБ. - рХУФШ ЪБУФБЧМСАФ! б С ФБЛЙН УЩЗТБА, ФБЛ УЩЗТБА, ЮФП ПОЙ ЧУЕ РПЧЕТСФ, ВХДФП С ЧМАВМЕОБ. чПФ!

Б С ВЩ ОЙ ЪБ ЮФП ОЕ УФБМБ ГЕМПЧБФШУС ВЕЪ МАВЧЙ. - чБМС ЧУЕЗДБ ЗПЧПТЙМБ ОЕЗТПНЛП, ОП ФБЛ, ЮФП ЕЕ ЧУЕ УМХЫБМЙ. - рП-НПЕНХ, ЬФП ХОЙЪЙФЕМШОП: ГЕМПЧБФШУС ВЕЪ МАВЧЙ.

Х юЕТОЩЫЕЧУЛПЗП Ч «юФП ДЕМБФШ?»... - ОБЮБМ ВЩМП лПМС.

ОБДП ЦЕ ТБЪМЙЮБФШ! - ЪБЛТЙЮБМБ ЧДТХЗ чЕТПЮЛБ, - оБДП ЦЕ ТБЪМЙЮБФШ, ЗДЕ ЦЙЪОШ, Б ЗДЕ - ЙУЛХУУФЧП.

С ОЕ РТП ЙУЛХУУФЧП, С РТП ЬЛЪБНЕОЩ. лБЛПЕ ЦЕ ФБН ЙУЛХУУФЧП?

Б УНЕМПУФШ? - ЪБДЙТЙУФП ОБУФХРБМБ чЕТПЮЛБ. - уНЕМПУФШ ТБЪЧЕ ОЕ ОХЦОБ БТФЙУФХ?

ЗПУРПДЙ, ЛБЛБС ХЦ ФХФ УНЕМПУФШ, - ЧЪДПИОХМБ НБНБ Й ОБЮБМБ ХВЙТБФШ УП УФПМБ, - дЕЧПЮЛЙ, РПНПЗЙФЕ НОЕ, Б РПФПН ВХДЕН ФБОГЕЧБФШ.

чУЕ УФБМЙ ХВЙТБФШ, УХЕФЙФШУС, Й лПМС ПУФБМУС ПДЙО. пО ПФПЫЕМ Л ПЛОХ Й УЕМ ОБ ДЙЧБО: ФПФ УБНЩК УЛТЙРХЮЙК ДЙЧБО, ОБ ЛПФПТПН УРБМ ЧУА ЫЛПМШОХА ЦЙЪОШ. еНХ ПЮЕОШ ИПФЕМПУШ ЧНЕУФЕ УП ЧУЕНЙ ХВЙТБФШ УП УФПМБ: ФПМЛБФШУС, ИПИПФБФШ, ИЧБФБФШУС ЪБ ПДОХ Й ФХ ЦЕ ЧЙМЛХ, ОП ПО РПДБЧЙМ ЬФП ЦЕМБОЙЕ, ЙВП ЛХДБ ЧБЦОЕЕ ВЩМП ОЕЧПЪНХФЙНП УЙДЕФШ ОБ ДЙЧБОЕ. л ФПНХ ЦЕ ЙЪ ХЗМБ НПЦОП ВЩМП ОЕЪБНЕФОП ОБВМАДБФШ ЪБ чБМЕК, МПЧЙФШ ЕЕ ХМЩВЛЙ, ЧЪНБИЙ ТЕУОЙГ, ТЕДЛЙЕ ЧЪЗМСДЩ. й ПО МПЧЙМ ЙИ, Б УЕТДГЕ УФХЮБМП, ЛБЛ РБТПЧПК НПМПФ ЧПЪМЕ УФБОГЙЙ НЕФТП «дЧПТЕГ уПЧЕФПЧ».

ч ДЕЧСФОБДГБФШ МЕФ лПМС ОЙ ТБЪХ ОЕ ГЕМПЧБМУС. пО ТЕЗХМСТОП ИПДЙМ Ч ХЧПМШОЕОЙС, УНПФТЕМ ЛЙОП, ВЩЧБМ Ч ФЕБФТЕ Й ЕМ НПТПЦЕОПЕ, ЕУМЙ ПУФБЧБМЙУШ ДЕОШЗЙ. б ЧПФ ФБОГЕЧБМ РМПИП, ФБОГРМПЭБДЛЙ ОЕ РПУЕЭБМ Й РПЬФПНХ ЪБ ДЧБ ЗПДБ ХЮЕВЩ ЗБЛ ОЙ У ЛЕН Й ОЕ РПЪОБЛПНЙМУС. лТПНЕ ВЙВМЙПФЕЛБТЫЙ ъПЙ.

оП УЕЗПДОС лПМС ВЩМ ТБД, ЮФП ОЙ У ЛЕН ОЕ ЪОБЛПНЙМУС. фП, ЮФП ВЩМП РТЙЮЙОПК ФБКОЩИ НХЮЕОЙК, ПВЕТОХМПУШ ЧДТХЗ ЙОПК УФПТПОПК, Й УЕКЮБУ, УЙДС ОБ ДЙЧБОЕ; ПО ХЦЕ ФПЮОП ЪОБМ, ЮФП ОЕ ЪОБЛПНЙМУС ФПМШЛП РПФПНХ, ЮФП ОБ УЧЕФЕ УХЭЕУФЧПЧБМБ чБМС. тБДЙ ФБЛПК ДЕЧХЫЛЙ УФПЙМП УФТБДБФШ, Й УФТБДБОЙС ЬФЙ ДБЧБМЙ ЕНХ РТБЧП ЗПТДП Й РТСНП ЧУФТЕЮБФШ ЕЕ ПУФПТПЦОЩК ЧЪЗМСД. й лПМС ВЩМ ПЮЕОШ ДПЧПМЕО УПВПК.

рПФПН ПОЙ ПРСФШ ЪБЧЕМЙ РБФЕЖПО, ОП ХЦЕ ОЕ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ УМХЫБФШ, Б ЮФПВЩ ФБОГЕЧБФШ. й лПМС, ЛТБУОЕС Й УВЙЧБСУШ, ФБОГЕЧБМ У чБМЕК, У чЕТПЮЛПК Й ПРСФШ - У чБМЕК.

ЧЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП, ЧЫЙУФЛП НОЙ ЕДОП... - ОБРЕЧБМБ чЕТПЮЛБ, РПЛПТОП ФБОГХС УП УФХМПН.

лПМС ФБОГЕЧБМ НПМЮБ, РПФПНХ ЮФП ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ ОБКФЙ ФЕНХ ДМС ТБЪЗПЧПТБ. б чБМЕ ОЙЛБЛПК ТБЪЗПЧПТ Й ОЕ ФТЕВПЧБМУС, ОП лПМС ЬФПЗП ОЕ РПОЙНБМ Й ЮХФПЮЛХ НХЮЙМУС.

ЧППВЭЕ-ФП НОЕ ДПМЦОЩ ДБФШ ЛПНОБФХ, - РПЛБЫМСЧ ДМС ХЧЕТЕООПУФЙ, УЛБЪБМ ПО. - оП ЕУМЙ ОЕ ДБДХФ, С Х ЛПЗП-ОЙВХДШ УОЙНХ.

чБМС НПМЮБМБ. лПМС УФБТБМУС, ЮФПВЩ ЪБЪПТ НЕЦДХ ОЙНЙ ВЩМ ЛБЛ НПЦОП ВПМШЫЕ, Й ЮХЧУФЧПЧБМ, ЮФП чБМЙОБ ХМЩВЛБ УПЧУЕН ОЕ РПИПЦБ ОБ ФХ, ЛПФПТПК ПУМЕРЙМБ ЕЗП ъПС Ч РПМХФШНЕ БММЕЙ. й РПЬФПНХ, РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ Й РПЛТБУОЕЧ, ДПВБЧЙМ:

Б РТПРХУЛ С ЪБЛБЦХ. фПМШЛП ЪБТБОЕЕ ОБРЙЫЙФЕ.

й ПРСФШ чБМС РТПНПМЮБМБ, ОП лПМС УПЧУЕН ОЕ ТБУУФТПЙМУС. пО ЪОБМ, ЮФП ПОБ ЧУЕ УМЩЫЙФ Й ЧУЕ РПОЙНБЕФ, Й ВЩМ УЮБУФМЙЧ, ЮФП ПОБ НПМЮЙФ.

фЕРЕТШ лПМС ЪОБМ ФПЮОП, ЮФП ЬФП - МАВПЧШ. фБ УБНБС, П ЛПФПТПК ПО УФПМШЛП ЮЙФБМ Й У ЛПФПТПК ДП УЙИ РПТ ФБЛ Й ОЕ ЧУФТЕФЙМУС. ъПС... фХФ ПО ЧУРПНОЙМ П ъПЕ, ЧУРПНОЙМ РПЮФЙ У ХЦБУПН, РПФПНХ ЮФП чБМС, ЛПФПТБС ФБЛ РПОЙНБМБ ЕЗП, НПЗМБ ЛБЛЙН-ФП ЮХДПН ФПЦЕ ЧУРПНОЙФШ РТП ъПА, Й ФПЗДБ лПМЕ ФПМШЛП ПУФБМПУШ ВЩ ЪБУФТЕМЙФШУС. й ПО УФБМ ТЕЫЙФЕМШОП ЗОБФШ ЧУСЛЙЕ НЩУМЙ П ъПЕ, Б ъПС, ОБЗМП РПФТСУБС ПВПТЛБНЙ, ОЙЛБЛ ОЕ ЦЕМБМБ ЙУЮЕЪБФШ, Й лПМС ЙУРЩФЩЧБМ ОЕЪОБЛПНПЕ ДПУЕМЕ ЮХЧУФЧП ВЕУУЙМШОПЗП УФЩДБ.

б чБМС ХМЩВБМБУШ Й УНПФТЕМБ НЙНП ОЕЗП, ФПЮОП ЧЙДЕМБ ФБН ЮФП-ФП ОЕЧЙДЙНПЕ ДМС ЧУЕИ. й ПФ ЧПУИЙЭЕОЙС лПМС ДЕМБМУС ЕЭЕ ВПМЕЕ ОЕХЛМАЦЙН.

рПФПН ПОЙ ДПМЗП УФПСМЙ Х ПЛОБ: Й НБНБ Й чЕТПЮЛБ ЧДТХЗ ЛХДБ-ФП ЙУЮЕЪМЙ. оБ УБНПН-ФП ДЕМЕ ПОЙ РТПУФП НЩМЙ ОБ ЛХИОЕ РПУХДХ, ОП УЕКЮБУ ЬФП ВЩМП ЧУЕ ТБЧОП, ЮФП РЕТЕВТБФШУС ОБ ДТХЗХА РМБОЕФХ.

РБРБ ЗПЧПТЙМ, ЮФП ФБН НОПЗП БЙУФПЧ. фЩ ЧЙДЕМ ЛПЗДБ-ОЙВХДШ БЙУФПЧ?

ФБН ПОЙ ЦЙЧХФ РТСНП ОБ ЛТЩЫБИ ДПНПЧ. лБЛ МБУФПЮЛЙ. й ОЙЛФП ЙИ ОЕ ПВЙЦБЕФ, РПФПНХ ЮФП ПОЙ РТЙОПУСФ УЮБУФШЕ. вЕМЩЕ, ВЕМЩЕ БЙУФЩ... фЩ ПВСЪБФЕМШОП ДПМЦЕО ЙИ ХЧЙДЕФШ.

С ХЧЙЦХ, - РППВЕЭБМ ПО.

ОБРЙЫЙ, ЛБЛЙЕ ПОЙ. иПТПЫП?

ВЕМЩЕ, ВЕМЩЕ БЙУФЩ...

пО ЧЪСМ ЕЕ ЪБ ТХЛХ, ЙУРХЗБМУС ЬФПК ДЕТЪПУФЙ, ИПФЕМ ФПФЮБУ ЦЕ ПФРХУФЙФШ Й - ОЕ УНПЗ. й ВПСМУС, ЮФП ПОБ ПФДЕТОЕФ ЕЕ ЙМЙ ЮФП-ОЙВХДШ УЛБЦЕФ. оП чБМС НПМЮБМБ. б ЛПЗДБ УЛБЪБМБ, ОЕ ПФДЕТОХМБ ТХЛЙ:

ЕУМЙ ВЩ ФЩ ЕИБМ ОБ АЗ, ОБ УЕЧЕТ, ЙМЙ ДБЦЕ ОБ ЧПУФПЛ...

С УЮБУФМЙЧЩК. нОЕ ДПУФБМУС пУПВЩК ПЛТХЗ. ъОБЕЫШ, ЛБЛБС ЬФП ХДБЮБ?

пОБ ОЙЮЕЗП ОЕ ПФЧЕФЙМБ. фПМШЛП ЧЪДПИОХМБ.

С ВХДХ ЦДБФШ, - ФЙИП УЛБЪБМ ПО. - с ПЮЕОШ, ПЮЕОШ ВХДХ ЦДБФШ.

пО ПУФПТПЦОП РПЗМБДЙМ ЕЕ ТХЛХ, Б РПФПН ЧДТХЗ ВЩУФТП РТЙЦБМ Л ЭЕЛЕ. мБДПОШ РПЛБЪБМБУШ ЕНХ РТПИМБДОПК.

пЮЕОШ ИПФЕМПУШ УРТПУЙФШ, ВХДЕФ МЙ чБМС ФПУЛПЧБФШ, ОП УРТПУЙФШ лПМС ФБЛ Й ОЕ ТЕЫЙМУС. б РПФПН ЧМЕФЕМБ чЕТПЮЛБ, ЪБФБТБИФЕМБ У РПТПЗБ ЮФП-ФП РТП ъПА жЕДПТПЧХ, Й лПМС ОЕЪБНЕФОП ПФРХУФЙМ чБМЙОХ ТХЛХ.

ч ПДЙООБДГБФШ НБНБ ТЕЫЙФЕМШОП ЧЩЗОБМБ ЕЗП ОБ ЧПЛЪБМ. лПМС ОБУЛПТП Й ЛБЛ-ФП ОЕУЕТШЕЪОП РТПУФЙМУС У ОЕА, РПФПНХ ЮФП ДЕЧПЮЛЙ РПФБЭЙМЙ ЕЗП ЮЕНПДБО ЧОЙЪ. й НБНБ РПЮЕНХ-ФП ЧДТХЗ ЪБРМБЛБМБ - ФЙИП, ХМЩВБСУШ, - Б ПО ОЕ ЪБНЕЮБМ ЕЕ УМЕЪ Й ЧУЕ ТЧБМУС РПУЛПТЕЕ ХКФЙ.

РЙЫЙ, УЩОПЛ. рПЦБМХКУФБ, РЙЫЙ БЛЛХТБФОП.

МБДОП, НБН. лБЛ РТЙЕДХ, УТБЪХ ЦЕ ОБРЙЫХ.

ОЕ ЪБВЩЧБК...

лПМС Ч РПУМЕДОЙК ТБЪ РТЙЛПУОХМУС ЗХВБНЙ Л ХЦЕ РПУЕДЕЧЫЕНХ ЧЙУЛХ, УЛПМШЪОХМ ЪБ ДЧЕТШ Й ЮЕТЕЪ ФТЙ УФХРЕОШЛЙ РПОЕУУС ЧОЙЪ.

рПЕЪД ПФПЫЕМ ФПМШЛП Ч РПМПЧЙОЕ РЕТЧПЗП. лПМС ВПСМУС, ЮФП ДЕЧПЮЛЙ ПРПЪДБАФ ОБ НЕФТП, ОП ЕЭЕ ВПМШЫЕ ВПСМУС, ЮФП ПОЙ ХКДХФ, Й РПЬФПНХ ЧУЕ ЧТЕНС ЗПЧПТЙМ ПДОП Й ФП ЦЕ:

ОХ, ЙДЙФЕ ЦЕ. пРПЪДБЕФЕ.

б ПОЙ ОЙ ЪБ ЮФП ОЕ ИПФЕМЙ ХИПДЙФШ. б ЛПЗДБ ЪБУЧЙУФЕМ ЛПОДХЛФПТ Й РПЕЪД ФТПОХМУС, чБМС ЧДТХЗ РЕТЧБС ЫБЗОХМБ Л ОЕНХ. оП ПО ФБЛ ЦДБМ ЬФПЗП Й ФБЛ ТЧБОХМУС ОБЧУФТЕЮХ, ЮФП ПОЙ УФХЛОХМЙУШ ОПУБНЙ Й УНХЭЕООП ПФРТСОХМЙ ДТХЗ ПФ ДТХЗБ. б чЕТПЮЛБ ЛТЙЮБМБ: «лПМШЛБ, ПРПЪДБЕЫШ!..» - Й УПЧБМБ ЕНХ УЧЕТФПЛ У НБНЙОЩНЙ РЙТПЦЛБНЙ. пО ОБУЛПТП ЮНПЛОХМ УЕУФТХ Ч ЭЕЛХ, УИЧБФЙМ УЧЕТФПЛ Й ЧУЛПЮЙМ ОБ РПДОПЦЛХ. й ЧУЕ ЧТЕНС УНПФТЕМ, ЛБЛ НЕДМЕООП ПФРМЩЧБАФ ОБЪБД ДЧЕ ДЕЧЙЮШЙ ЖЙЗХТЛЙ Ч МЕЗЛЙИ УЧЕФМЩИ РМБФШСИ...

лПМС ЧРЕТЧЩЕ ЕИБМ Ч ДБМШОЙЕ УФТБОЩ. дП УЙИ РПТ РХФЕЫЕУФЧЙС ПЗТБОЙЮЙЧБМЙУШ ЗПТПДПН, ЗДЕ ОБИПДЙМПУШ ХЮЙМЙЭЕ, ОП ДБЦЕ ДЧЕОБДГБФШ ЮБУПЧ ЕЪДЩ ОЕ ЫМЙ ОЙ Ч ЛБЛПЕ УТБЧОЕОЙЕ У НБТЫТХФПН, ЛПФПТЩН ДЧЙЗБМУС ПО Ч ФХ ЪОПКОХА ЙАОШУЛХА УХВВПФХ. й ЬФП ВЩМП ФБЛ ЙОФЕТЕУОП Й ФБЛ ЧБЦОП, ЮФП лПМС ОЕ ПФИПДЙМ ПФ ПЛОБ, Б ЛПЗДБ ХЦ УПЧУЕН ПВЕУУЙМЕМ Й РТЙУЕМ ОБ РПМЛХ, ЛФП-ФП ЛТЙЛОХМ:

БЙУФЩ! уНПФТЙФЕ, БЙУФЩ!.. чУЕ ВТПУЙМЙУШ Л ПЛОБН, ОП лПМС ЪБНЕЫЛБМУС Й БЙУФПЧ ОЕ ХЧЙДЕМ. чРТПЮЕН, ПО ОЕ ПЗПТЮБМУС, РПФПНХ ЮФП ЕУМЙ БЙУФЩ РПСЧЙМЙУШ, ЪОБЮЙФ, ТБОП ЙМЙ РПЪДОП, Б ПО ЙИ ПВСЪБФЕМШОП ХЧЙДЙФ. й ОБРЙЫЕФ Ч нПУЛЧХ, ЛБЛЙЕ ПОЙ, ЬФЙ ВЕМЩЕ, ВЕМЩЕ БЙУФЩ...

ьФП ВЩМП ХЦЕ ЪБ оЕЗПТЕМЩН - ЪБ УФБТПК ЗТБОЙГЕК: ФЕРЕТШ ПОЙ ЕИБМЙ РП ъБРБДОПК вЕМПТХУУЙЙ. рПЕЪД ЮБУФП ПУФБОБЧМЙЧБМУС ОБ НБМЕОШЛЙИ УФБОГЙСИ, ЗДЕ ЧУЕЗДБ ВЩМП НОПЗП МАДЕК. вЕМЩЕ ТХВБИЙ НЕЫБМЙУШ У ЮЕТОЩНЙ МБРУЕТДБЛБНЙ, УПМПНЕООЩЕ ВТЩМЙ - У ЛБУФПТПЧЩНЙ ЛПФЕМЛБНЙ, ФЕНОЩЕ ИХУФЛЙ - УП УЧЕФМЩНЙ РМБФШСНЙ. лПМС ЧЩИПДЙМ ОБ ПУФБОПЧЛБИ, ОП ПФ ЧБЗПОБ ОЕ ПФТЩЧБМУС, ПЗМХЫЕООЩК ЪЧПОЛПК УНЕУША ВЕМПТХУУЛПЗП, ЕЧТЕКУЛПЗП, ТХУУЛПЗП, РПМШУЛПЗП, МЙФПЧУЛПЗП, ХЛТБЙОУЛПЗП Й ЕЭЕ ВПЗ ЧЕУФШ ЛБЛЙИ СЪЩЛПЧ Й ОБТЕЮЙК.

ОХ, ЛБЗБМ! - ХДЙЧМСМУС УНЕЫМЙЧЩК УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ, ЕИБЧЫЙК ОБ УПУЕДОЕК РПМЛЕ. - фХФ, лПМС, ЮБУЩ ОБДП РПЛХРБФШ. тЕВСФБ ЗПЧПТЙМЙ, ЮФП ЮБУПЧ ЪДЕУШ - ЧБЗПО, Й ЧУЕ ДЕЫЕЧЩЕ.

оП Й УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ ФПЦЕ ДБМЕЛП ОЕ ПФМХЮБМУС: ОЩТСМ Ч ФПМРХ, ЮФП-ФП ЧЩСУОСМ, ТБЪНБИЙЧБС ТХЛБНЙ, Й ФХФ ЦЕ ЧПЪЧТБЭБМУС.

ФХФ, ВТБФ, ФБЛБС еЧТПРБ, ЮФП ЧТБЪ ХИБКДБЛБАФ.

БЗЕОФХТБ, - УПЗМБЫБМУС лПМС.

Б ИТЕО ЙИ ЪОБЕФ, - БРПМЙФЙЮОП ЗПЧПТЙМ УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ Й, РЕТЕДПИОХЧ, УОПЧБ ЛЙДБМУС Ч ЗХЭХ. - юБУЩ! фЙЛ-ФБЛ! нПЪЕТ!..

нБНЙОЩ РЙТПЦЛЙ ВЩМЙ УЯЕДЕОЩ УП УФБТЫЙН МЕКФЕОБОФПН; Ч ПФЧЕФ ПО ДП ПФЧБМБ ОБЛПТНЙМ лПМА ХЛТБЙОУЛПК ДПНБЫОЕК ЛПМВБУПК. оП ТБЪЗПЧПТ Х ОЙИ ОЕ ЛМЕЙМУС, РПФПНХ ЮФП УФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ УЛМПОЕО ВЩМ ПВУХЦДБФШ ФПМШЛП ПДОХ ФЕНХ:

Б ФБМЙС Х ОЕЕ, лПМС, ОХ, ТАНПЮЛБ!..

лПМС ОБЮЙОБМ ЕТЪБФШ. уФБТЫЙК МЕКФЕОБОФ, ЪБЛБФЩЧБС ЗМБЪБ, ХРЙЧБМУС ЧПУРПНЙОБОЙСНЙ. л УЮБУФША, Ч вБТБОПЧЙЮБИ ПО УПЫЕМ, РТПЛТЙЮБЧ ОБ РТПЭБОШЕ:

ОБУЮЕФ ЮБУПЧ ОЕ ФЕТСКУС, МЕКФЕОБОФ! юБУЩ - ЬФП ЧЕЭШ!..

чНЕУФЕ УП УФБТЫЙН МЕКФЕОБОФПН ЙУЮЕЪМБ Й ДПНБЫОСС ЛПМВБУБ, Б НБНЙОЩ РЙТПЦЛЙ ХЦЕ ВЩМЙ ХОЙЮФПЦЕОЩ. рПЕЪД, ЛБЛ ОБ ЗТЕИ, ДПМЗП УФПСМ Ч вБТБОПЧЙЮБИ, Й лПМС ЧНЕУФП БЙУФПЧ УФБМ РПДХНЩЧБФШ П ИПТПЫЕН ПВЕДЕ. оБЛПОЕГ НЙНП ФСЦЛП РТПЗТПИПФБМ ВЕУЛПОЕЮОЩК ФПЧБТОЩК УПУФБЧ.

Ч зЕТНБОЙА, - УЛБЪБМ РПЦЙМПК ЛБРЙФБО. - оЕНГБН ДЕОШ Й ОПЮШ ИМЕВХЫЕЛ ЗПОЙН Й ЗПОЙН. ьФП ЛБЛ РПОЙНБФШ РТЙЛБЦЕФЕ?

ОЕ ЪОБА, - ТБУФЕТСМУС лПМС. - х ОБУ ЧЕДШ ДПЗПЧПТ У зЕТНБОЙЕК.

УПЧЕТЫЕООП ЧЕТОП, - ФПФЮБУ ЦЕ УПЗМБУЙМУС ЛБРЙФБО. - чЩ БВУПМАФОП РТБЧЙМШОП ТБУУХЦДБЕФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

чУМЕД ЪБ ФПЧБТОСЛПН РПФСОХМЙУШ Й ПОЙ, Й ДБМШЫЕ ЕИБМЙ ВЩУФТЕЕ. уФПСОЛЙ УПЛТБФЙМЙУШ, РТПЧПДОЙЛЙ ОЕ УПЧЕФПЧБМЙ ЧЩИПДЙФШ ЙЪ ЧБЗПОПЧ, Й ОБ ЧУЕН РХФЙ лПМС ЪБРПНОЙМ ФПМШЛП ПДОХ УФБОГЙА: цБВЙОЛБ. уМЕДХАЭЙН ВЩМ вТЕУФ.

чПЛЪБМ Ч вТЕУФЕ ПЛБЪБМУС ДЕТЕЧСООЩН, Б ОБТПДХ Ч ОЕН ФПМРЙМПУШ УФПМШЛП, ЮФП лПМС ТБУФЕТСМУС. рТПЭЕ ЧУЕЗП ВЩМП, ЛПОЕЮОП, УРТПУЙФШ, ЛБЛ ОБКФЙ ОХЦОХА ЕНХ ЮБУФШ, ОП ЙЪ УППВТБЦЕОЙК УЕЛТЕФОПУФЙ лПМС ДПЧЕТСМ ФПМШЛП МЙГБН ПЖЙГЙБМШОЩН Й РПЬФПНХ ВЙФЩК ЮБУ РТПУФПСМ Ч ПЮЕТЕДЙ Л ДЕЦХТОПНХ РПНПЭОЙЛХ ЛПНЕОДБОФБ.

Ч ЛТЕРПУФШ, - УЛБЪБМ РПНПЭОЙЛ, ЗМСОХЧ ОБ ЛПНБОДЙТПЧПЮОПЕ РТЕДРЙУБОЙЕ. - рП лБЫФБОПЧПК РТСНП Й ХРТЕЫШУС.

лПМС ЧЩМЕЪ ЙЪ ПЮЕТЕДЙ Й ПЭХФЙМ ЧДТХЗ ФБЛПК СТПУФОЩК ЗПМПД, ЮФП ЧНЕУФП лБЫФБОПЧПК ХМЙГЩ УФБМ ТБЪЩУЛЙЧБФШ УФПМПЧХА. оП УФПМПЧЩИ ОЕ ВЩМП, Й ПО, РПФПРФБЧЫЙУШ, РПЫЕМ Л ЧПЛЪБМШОПНХ ТЕУФПТБОХ. й ФПМШЛП ИПФЕМ ЧПКФЙ, ЛБЛ ДЧЕТШ ТБУРБИОХМБУШ Й ЧЩЫЕМ ЛПТЕОБУФЩК МЕКФЕОБОФ.

ЮЕТФ ЦЙТОЩК, ЦБОДБТНУЛБС НПТДБ, ЧЕУШ УФПМ ПДЙО ЪБОСМ. й ОЕ РПРТПУЙЫШ ЧЕДШ: ЙОПУФТБОЕГ!

ЦБОДБТН ОЕНЕГЛЙК, ЛФП ЦЕ ЕЭЕ! фХФ ЦЕОЭЙОЩ У ТЕВСФЙЫЛБНЙ ОБ РПМХ УЙДСФ, Б ПО ПДЙО ЪБ УФПМЙЛПН РЙЧП ЦТЕФ. рЕТУПОБ!

ОБУФПСЭЙК ЦБОДБТН? - РПТБЪЙМУС лПМС. - б НПЦОП РПУНПФТЕФШ?

мЕКФЕОБОФ ОЕХЧЕТЕООП РПЦБМ РМЕЮБНЙ:

РПРТПВХК. уФПК, ЛХДБ ЦЕ ФЩ У ЮЕНПДБОПН?

лПМС ПУФБЧЙМ ЮЕНПДБО, ПДЕТОХМ ЗЙНОБУФЕТЛХ, ЛБЛ РЕТЕД ЧИПДПН Ч ЗЕОЕТБМШУЛЙК ЛБВЙОЕФ, Й У ЪБНЙТБОЙЕН УЕТДГБ УЛПМШЪОХМ ЪБ ФСЦЕМХА ДЧЕТШ.

й УТБЪХ ХЧЙДЕМ ОЕНГБ. оБУФПСЭЕЗП, ЦЙЧПЗП ОЕНГБ Ч НХОДЙТЕ У ВМСИПК, Ч ОЕРТЙЧЩЮОП ЧЩУПЛЙИ, ФПЮОП ЙЪ ЦЕУФЙ УБРПЗБИ. пО УЙДЕМ, ТБЪЧБМСУШ ОБ УФХМЕ, Й УБНПДПЧПМШОП РПУФХЛЙЧБМ ОПЗПК. уФПМЙЛ ВЩМ ХУФБЧМЕО РЙЧОЩНЙ ВХФЩМЛБНЙ, ОП ЦБОДБТН РЙМ ОЕ ЙЪ УФБЛБОБ, Б ЙЪ РПММЙФТПЧПК ЛТХЦЛЙ, ЧЩМЙЧБС Ч ОЕЕ УТБЪХ ЧУА ВХФЩМЛХ. оБ ЛТБУОПК ТПЦЕ ФПРПТЭЙМЙУШ ЦЕУФЛЙЕ ХУЙЛЙ, УНПЮЕООЩЕ РЙЧОПК РЕОПК.

йЪП ЧУЕИ УЙМ ЛПУС ЗМБЪБ, лПМС ЮЕФЩТЕ ТБЪБ РТПДЕЖЙМЙТПЧБМ НЙНП ОЕНГБ. ьФП ВЩМП УПЧЕТЫЕООП ОЕПВЩЛОПЧЕООПЕ, ЙЪ ТСДБ ЧПО ЧЩИПДСЭЕЕ УПВЩФЙЕ: Ч ЫБЗЕ ПФ ОЕЗП УЙДЕМ ЮЕМПЧЕЛ ЙЪ ФПЗП НЙТБ, ЙЪ РПТБВПЭЕООПК зЙФМЕТПН зЕТНБОЙЙ. лПМЕ ПЮЕОШ ИПФЕМПУШ ЪОБФШ, П ЮЕН ПО ДХНБЕФ, РПРБЧ ЙЪ ЖБЫЙУФУЛПК ЙНРЕТЙЙ Ч УФТБОХ УПГЙБМЙЪНБ, ОП ОБ МЙГЕ РТЕДУФБЧЙФЕМС ХЗОЕФЕООПЗП ЮЕМПЧЕЮЕУФЧБ ОЕ ЮЙФБМПУШ ОЙЮЕЗП, ЛТПНЕ ФХРПЗП УБНПДПЧПМШУФЧБ.

ОБУНПФТЕМУС? - УРТПУЙМ МЕКФЕОБОФ, ПИТБОСЧЫЙК лПМЙО ЮЕНПДБО.

ОПЗПК РПУФХЛЙЧБЕФ, - РПЮЕНХ-ФП ЫЕРПФПН УЛБЪБМ лПМС. - б ОБ ЗТХДЙ - ВМСИБ.

ЖБЫЙУФ, - УЛБЪБМ МЕКФЕОБОФ. - уМХЫБК, ДТХЗ, ФЩ ЕУФШ ИПЮЕЫШ? тЕВСФБ УЛБЪБМЙ, ФХФ ОЕДБМЕЛП ТЕУФПТБО «вЕМБТХУШ»: НПЦЕФ, РПХЦЙОБЕН РП-МАДУЛЙ? фЕВС ЛБЛ ЪПЧХФ-ФП?

ФЕЪЛЙ, ЪОБЮЙФ. оХ, УДБЧБК ЮЕНПДБО, Й БКДБ ТБЪМБЗБФШУС. фБН, ЗПЧПТСФ, УЛТЙРБЮ НЙТПЧПК: «юЕТОЩЕ ЗМБЪБ» ЙЗТБЕФ, ЛБЛ ВПЗ...

ч ЛБНЕТХ ИТБОЕОЙС ФПЦЕ ПЛБЪБМБУШ ПЮЕТЕДШ, Й лПМС РПЧПМПЛ ЮЕНПДБО У УПВПК, ТЕЫЙЧ РТСНП ПФФХДБ РТПКФЙ Ч ЛТЕРПУФШ. мЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК П ЛТЕРПУФЙ ОЙЮЕЗП ОЕ ЪОБМ, ФБЛ ЛБЛ Ч вТЕУФЕ Х ОЕЗП ВЩМБ РЕТЕУБДЛБ, ОП ХФЕЫЙМ:

Ч ТЕУФПТБОЕ ОБЧЕТОСЛБ ЛПЗП-ОЙВХДШ ЙЪ ОБЫЙИ ЧУФТЕФЙН. уЕЗПДОС - УХВВПФБ.

рП ХЪЛПНХ РЕЫЕИПДОПНХ НПУФЙЛХ ПОЙ РЕТЕУЕЛМЙ НОПЗПЮЙУМЕООЩЕ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩЕ РХФЙ, ЪБОСФЩЕ УПУФБЧБНЙ, Й УТБЪХ ПЛБЪБМЙУШ Ч ЗПТПДЕ. фТЙ ХМЙГЩ ТБУИПДЙМЙУШ ПФ УФХРЕОЕЛ НПУФЙЛБ, Й МЕКФЕОБОФЩ ОЕХЧЕТЕООП ЪБФПРФБМЙУШ,

ТЕУФПТБО «вЕМБТХУШ» ОЕ ЪОБА, - У УЙМШОЩН БЛГЕОФПН Й ЧЕУШНБ ТБЪДТБЦЕООП УЛБЪБМ РТПИПЦЙК.

лПМС УРТБЫЙЧБФШ ОЕ ТЕЫБМУС, Й РЕТЕЗПЧПТЩ ЧЕМ МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК.

ДПМЦОЩ ЪОБФШ: ФБН ЛБЛПК-ФП УЛТЙРБЮ ЪОБНЕОЙФЩК.

ФБЛ ФП Ц РБО уЧЙГЛЙК! - ЪБХМЩВБМУС РТПИПЦЙК, - п, тХЧЙН уЧЙГЛЙК - ЧЕМЙЛЙК УЛТЙРБЮ. чЩ НПЦЕФЕ ЙНЕФШ УЧПЕ НОЕОЙЕ, ОП ПОП ОЕЧЕТОПЕ. ьФП ФБЛ. б ТЕУФПТБО - РТСНП. хМЙГБ уФЩГЛЕЧЙЮБ.

хМЙГБ уФЩГЛЕЧЛЮБ ПЛБЪБМБУШ лПНУПНПМШУЛПК. ч ЗХУФПК ЪЕМЕОЙ РТСФБМЙУШ НБМЕОШЛЙЕ ДПНЙЫЛЙ.

Б С уХНУЛПЕ ЪЕОЙФОП-БТФЙММЕТЙКУЛПЕ ЪБЛПОЮЙМ, - УЛБЪБМ оЙЛПМБК, ЛПЗДБ лПМС РПЧЕДБМ ЕНХ УЧПА ЙУФПТЙА. - чПФ ЛБЛ УНЕЫОП РПМХЮБЕФУС: ПВБ ФПМШЛП ЮФП ЛПОЮЙМЙ, ПВБ - оЙЛПМБЙ...

пО ЧДТХЗ ЪБНПМЮБМ: Ч ФЙЫЙОЕ РПУМЩЫБМЙУШ ДБМЕЛЙЕ ЪЧХЛЙ УЛТЙРЛЙ. мЕКФЕОБОФЩ ПУФБОПЧЙМЙУШ.

НЙТПЧП ДБЕФ! фПРБЕН ФПЮОП, лПМС!

уЛТЙРЛБ УМЩЫБМБУШ ЙЪ ПФЛТЩФЩИ ПЛПО ДЧХИЬФБЦОПЗП ЪДБОЙС У ЧЩЧЕУЛПК «тЕУФПТБО «вЕМБТХУШ». пОЙ РПДОСМЙУШ ОБ ЧФПТПК ЬФБЦ, УДБМЙ Ч ЛТПИПФОПК ТБЪДЕЧБМЛЕ ЗПМПЧОЩЕ ХВПТЩ Й ЮЕНПДБО Й ЧПЫМЙ Ч ОЕВПМШЫПК ЪБМШЮЙЛ. рТПФЙЧ ЧИПДБ РПНЕЭБМБУШ ВХЖЕФОБС УФПКЛБ, Б Ч МЕЧПН ХЗМХ - ОЕВПМШЫПК ПТЛЕУФТ. уЛТЙРБЮ - ДМЙООПТХЛЙК, УФТБООП РПДНБТЗЙЧБАЭЙК - ФПМШЛП ЛПОЮЙМ ЙЗТБФШ, Й РЕТЕРПМОЕООЩК ЪБМ ЫХНОП БРМПДЙТПЧБМ ЕНХ.

Б ОБЫЙИ-ФП ФХФ НБМПЧБФП, - ОЕЗТПНЛП УЛБЪБМ оЙЛПМБК.

пОЙ ЪБДЕТЦБМЙУШ Ч ДЧЕТСИ, ПЗМХЫЕООЩЕ БРМПДЙУНЕОФБНЙ Й ЧПЪЗМБУБНЙ. йЪ ЗМХВЙОЩ ЪБМБ Л ОЙН РПУРЕЫОП РТПВЙТБМУС РПМОЩК ЗТБЦДБОЙО Ч ЮЕТОПН МПУОСЭЕНУС РЙДЦБЛЕ.

РТПЫХ РБОПЧ ПЖЙГЕТПЧ РПЦБМПЧБФШ. уАДБ РТПЫХ, УАДБ.

пО МПЧЛП РТПЧЕМ ЙИ НЙНП УЛХЮЕООЩИ УФПМПЧ Й ТБЪЗПТСЮЕООЩИ РПУЕФЙФЕМЕК. ъБ ЛБЖЕМШОПК РЕЮЛПК ПЛБЪБМУС УЧПВПДОЩК УФПМЙЛ, Й МЕКФЕОБОФЩ УЕМЙ, У НПМПДЩН МАВПРЩФУФЧПН ПЗМСДЩЧБС ЮХЦДХА ЙН ПВУФБОПЧЛХ.

РПЮЕНХ ПО ОБУ ПЖЙГЕТБНЙ ОБЪЩЧБЕФ? - У ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН ЫЙРЕМ лПМС. - пЖЙГЕТ, ДБ ЕЭЕ - РБО! вХТЦХКУФЧП ЛБЛПЕ-ФП...

РХУФШ ИПФШ ЗПТЫЛПН ЪПЧЕФ, МЙЫШ ВЩ Ч РЕЮШ ОЕ УПЧБМ, - ХУНЕИОХМУС МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК. - ъДЕУШ, лПМС, МАДЙ ЕЭЕ ФЕНОЩЕ.

рПЛБ ЗТБЦДБОЙО Ч ЮЕТОПН РТЙОЙНБМ ЪБЛБЪ, лПМС У ХДЙЧМЕОЙЕН ЧУМХЫЙЧБМУС Ч ЗПЧПТ ЪБМБ, УФБТБСУШ ХМПЧЙФШ ИПФШ ПДОХ РПОСФОХА ЖТБЪХ. оП ЗПЧПТЙМЙ ЪДЕУШ ОБ СЪЩЛБИ ОЕЙЪЧЕУФОЩИ, Й ЬФП ПЮЕОШ УНХЭБМП ЕЗП. пО ИПФЕМ ВЩМП РПДЕМЙФШУС У ФПЧБТЙЭЕН, ЛБЛ ЧДТХЗ ЪБ УРЙОПК РПУМЩЫБМУС УФТБООП ЪЧХЮБЭЙК, ОП ОЕУПНОЕООП ТХУУЛЙК ТБЪЗПЧПТ:

С ЙЪЧЙОСАУШ, С ПЮЕОШ ЙЪЧЙОСАУШ, ОП С ОЕ НПЗХ УЕВЕ РТЕДУФБЧЙФШ, ЮФПВЩ ФБЛЙЕ ЫФБОЩ ИПДЙМЙ РП ХМЙГБН.

ЧПФ ПО ЧЩРПМОСЕФ ОБ УФП РСФШДЕУСФ РТПГЕОФПЧ ФБЛЙИ ЫФБОПЧ Й РПМХЮЙМ ЪБ ЬФП РПЮЕФОПЕ ЪОБНС.

лПМС ПВЕТОХМУС: ЪБ УПУЕДОЙН УФПМЙЛПН УЙДЕМЙ ФТПЕ РПЦЙМЩИ НХЦЮЙО. пДЙО ЙЪ ОЙИ РЕТЕИЧБФЙМ лПМЙО ЧЪЗМСД Й ХМЩВОХМУС:

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ. нЩ ПВУХЦДБЕН РТПЙЪЧПДУФЧЕООЩК РМБО.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, - УНХФЙЧЫЙУШ, УЛБЪБМ лПМС.

ЧЩ ЙЪ тПУУЙЙ? - УРТПУЙМ РТЙЧЕФМЙЧЩК УПУЕД Й, ОЕ ДПЦЙДБСУШ ПФЧЕФБ, РТПДПМЦБМ: - оХ, С РПОЙНБА: НПДБ. нПДБ - ЬФП ВЕДУФЧЙЕ, ЬФП - ЛПЫНБТ, ЬФП - ЪЕНМЕФТСУЕОЙЕ, ОП ЬФП ЕУФЕУФЧЕООП, РТБЧДБ? оП ЫЙФШ УФП РБТ РМПИЙИ ЫФБОПЧ ЧНЕУФП РПМУПФОЙ ИПТПЫЙИ Й ЪБ ЬФП РПМХЮБФШ РПЮЕФОПЕ ЪОБНС - С ЙЪЧЙОСАУШ. с ПЮЕОШ ЙЪЧЙОСАУШ. чЩ УПЗМБУОЩ, НПМПДПК ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ?

ДБ, - УЛБЪБМ лПМС. - фП ЕУФШ, ЛПОЕЮОП, ФПМШЛП...

Б УЛБЦЙФЕ, РПЦБМХКУФБ, - УРТПУЙМ ЧФПТПК, - ЮФП Х ЧБУ ЗПЧПТСФ РТП ЗЕТНБОГЕЧ?

РТП ЗЕТНБОГЕЧ? оЙЮЕЗП. фП ЕУФШ Х ОБУ У зЕТНБОЙЕК НЙТ...

ДБ, - ЧЪДПИОХМЙ ЪБ УПУЕДОЙН УФПМПН. - фП, ЮФП ЗЕТНБОГЩ РТЙДХФ Ч чБТЫБЧХ, ВЩМП СУОП ЛБЦДПНХ ЕЧТЕА, ЕУМЙ ПО ОЕ ЛТХЗМЩК ЙДЙПФ. оП ПОЙ ОЕ РТЙДХФ Ч нПУЛЧХ.

ЮФП ЧЩ, ЮФП ЧЩ!..

ъБ УПУЕДОЙН УФПМПН ЧУЕ ЧТБЪ ЪБЗПЧПТЙМЙ ОБ ОЕРПОСФОПН СЪЩЛЕ. лПМС ЧЕЦМЙЧП РПУМХЫБМ, ОЙЮЕЗП ОЕ РПОСМ Й ПФЧЕТОХМУС.

РП-ТХУУЛЙ РПОЙНБАФ, - ЫЕРПФПН УППВЭЙМ ПО.

С ФХФ ЧПДПЮЛЙ УППВТБЪЙМ, - УЛБЪБМ МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК. - чЩРШЕН, лПМС, ЪБ ЧУФТЕЮХ?

лПМС ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ЮФП ОЕ РШЕФ, ОП ЛБЛ-ФП РПМХЮЙМПУШ, ЮФП ЧУРПНОЙМ ПО П ДТХЗПК ЧУФТЕЮЕ. й ТБУУЛБЪБМ МЕКФЕОБОФХ оЙЛПМБА РТП чБМА Й РТП чЕТПЮЛХ, ОП ВПМШЫЕ, ЛПОЕЮОП, РТП чБМА.

Б ЮФП ФЩ ДХНБЕЫШ, НПЦЕФ, Й РТЙЕДЕФ, - УЛБЪБМ оЙЛПМБК. - фПМШЛП УАДБ РТПРХУЛ ОХЦЕО.

С РПРТПЫХ.

ТБЪТЕЫЙФЕ РТЙУПЕДЙОЙФШУС?

чПЪМЕ УФПМБ ПЛБЪБМУС ТПУМЩК МЕКФЕОБОФ-ФБОЛЙУФ. рПЦБМ ТХЛЙ, РТЕДУФБЧЙМУС:

БОДТЕК. ч ЧПЕОЛПНБФ РТЙВЩМ ЪБ РТЙРЙУОЙЛБНЙ, ДБ Ч РХФЙ ЪБУФТСМ. рТЙДЕФУС ДП РПОЕДЕМШОЙЛБ ЦДБФШ...

пО ЗПЧПТЙМ ЮФП-ФП ЕЭЕ, ОП ДМЙООПТХЛЙК РПДОСМ УЛТЙРЛХ, Й НБМЕОШЛЙК ЪБМШЮЙЛ ЪБНЕТ.

лПМС ОЕ ЪОБМ, ЮФП ЙУРПМОСМ ОЕУЛМБДОЩК ДМЙООПТХЛЙК, УФТБООП РПДНБТЗЙЧБАЭЙК ЮЕМПЧЕЛ. пО ОЕ ДХНБМ, ИПТПЫП ЬФП ЙМЙ РМПИП, Б РТПУФП УМХЫБМ, ЮХЧУФЧХС, ЛБЛ РПДЛБФЩЧБЕФ Л ЗПТМХ ЛПНПЛ. пО ВЩ ОЕ УФЕУОСМУС УЕКЮБУ УМЕЪ, ОП УЛТЙРБЮ ПУФБОБЧМЙЧБМУС ЛБЛ ТБЪ ФБН, ЗДЕ ЧПФ-ЧПФ ДПМЦОЩ ВЩМЙ ИМЩОХФШ ЬФЙ УМЕЪЩ, Й лПМС ФПМШЛП ПУФПТПЦОП ЧЪДЩИБМ Й ХМЩВБМУС.

ЧБН ОТБЧЙФУС? - ФЙИП УРТПУЙМ РПЦЙМПК У УПУЕДОЕЗП УФПМЙЛБ.

ЬФП ОБЫ тХЧЙНЮЙЛ. тХЧЙН уЧЙГЛЙК - МХЮЫЕЗП УЛТЙРБЮБ ОЕФ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ВЩМП Ч ЗПТПДЕ вТЕУФЕ. еУМЙ тХЧЙН ЙЗТБЕФ ОБ УЧБДШВЕ, ФП ОЕЧЕУФБ ПВСЪБФЕМШОП ВХДЕФ УЮБУФМЙЧПК. б ЕУМЙ ПО ЙЗТБЕФ ОБ РПИПТПОБИ...

лПМС ФБЛ Й ОЕ ХЪОБМ, ЮФП РТПЙУИПДЙФ, ЛПЗДБ уЧЙГЛЙК ЙЗТБЕФ ОБ РПИПТПОБИ, РПФПНХ ЮФП ОБ ОЙИ ЪБЫЙЛБМЙ. рПЦЙМПК РПЛЙЧБМ, РПУМХЫБМ, Б РПФПН ЪБЫЕРФБМ лПМЕ Ч УБНПЕ ХИП:

РПЦБМХКУФБ, ЪБРПНОЙФЕ ЬФП ЙНС: тХЧЙН уЧЙГЛЙК. уБНПХЮЛБ тХЧЙН уЧЙГЛЙК У ЪПМПФЩНЙ РБМШГБНЙ, ЪПМПФЩНЙ ХЫБНЙ Й ЪПМПФЩН УЕТДГЕН...

лПМС ДПМЗП ИМПРБМ. рТЙОЕУМЙ ЪБЛХУЛХ, МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК ОБРПМОЙМ ТАНЛЙ, УЛБЪБМ, РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ:

НХЪЩЛБ - ЬФП ИПТПЫП. оП ФЩ УАДБ РПУМХЫБК.

лПМС ЧПРТПУЙФЕМШОП РПУНПФТЕМ ОБ РПДУЕЧЫЕЗП Л ОЙН ФБОЛЙУФБ.

ЧЮЕТБ МЕФЮЙЛБН ПФРХУЛБ ПФНЕОЙМЙ, - ФЙИП УЛБЪБМ бОДТЕК. - б РПЗТБОЙЮОЙЛЙ ЗПЧПТСФ, ЮФП ЛБЦДХА ОПЮШ ЪБ вХЗПН НПФПТЩ ТЕЧХФ. фБОЛЙ, ФСЗБЮЙ.

ЧЕУЕМЩК ТБЪЗПЧПТ. - оЙЛПМБК РПДОСМ ТАНЛХ. - ъБ ЧУФТЕЮХ.

пОЙ ЧЩРЙМЙ. лПМС РПУРЕЫОП ОБЮБМ ЪБЛХУЩЧБФШ, УРТПУЙМ У ОБВЙФЩН ТФПН:

ЧПЪНПЦОЩ РТПЧПЛБГЙЙ?

НЕУСГ ОБЪБД У ФПК УФПТПОЩ БТИЙЕРЙУЛПР РЕТЕЫЕМ, - ФЙИП РТПДПМЦБМ бОДТЕК. - зПЧПТЙФ, ОЕНГЩ ЗПФПЧСФ ЧПКОХ.

ОП ЧЕДШ фбуу ПЖЙГЙБМШОП ЪБСЧЙМ...

ФЙИП, лПМС, ФЙИП, - ХМЩВОХМУС оЙЛПМБК. - фбуу - Ч нПУЛЧЕ. б ЪДЕУШ вТЕУФ.

рПДБМЙ ХЦЙО, Й ПОЙ ОБЛЙОХМЙУШ ОБ ОЕЗП, РПЪБВЩЧ РТП ОЕНГЕЧ Й фбуу, РТП ЗТБОЙГХ Й БТИЙЕРЙУЛПРБ, ЛПФПТПНХ лПМС ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ ЧЕТЙФШ, РПФПНХ ЮФП БТИЙЕРЙУЛПР ВЩМ ЧУЕ-ФБЛЙ УМХЦЙФЕМЕН ЛХМШФБ.

рПФПН ПРСФШ ЙЗТБМ УЛТЙРБЮ. лПМС РЕТЕУФБЧБМ ЦЕЧБФШ, УМХЫБМ, ОЕЙУФПЧП ИМПРБМ Ч МБДПЫЙ. уПУЕДЙ УМХЫБМЙ ФПЦЕ, ОП ВПМШЫЕ ЫЕРПФПН ФПМЛПЧБМЙ П УМХИБИ, П УФТБООЩИ ЫХНБИ РП ОПЮБН, П ЮБУФЩИ ОБТХЫЕОЙСИ ЗТБОЙГЩ ОЕНЕГЛЙНЙ МЕФЮЙЛБНЙ.

Б УВЙЧБФШ ОЕМШЪС: РТЙЛБЪ. чПФ Й ЧЕТФЙНУС...

ЛБЛ ЙЗТБЕФ!.. - ЧПУФПТЗБМУС лПМС.

ДБ, ЙЗТБЕФ ЛМБУУОП. юФП-ФП ЪТЕЕФ, ТЕВСФБ. б ЮФП? чПРТПУ.

ОЙЮЕЗП, ПФЧЕФ ФПЦЕ ВХДЕФ, - ХМЩВОХМУС оЙЛПМБК Й РПДОСМ ТАНЛХ: - ъБ ПФЧЕФ ОБ МАВПК ЧПРТПУ, ФПЧБТЙЭЙ МЕКФЕОБОФЩ!..

уФЕНОЕМП, Ч ЪБМЕ ЪБЦЗМЙ УЧЕФ. оБЛБМ ВЩМ ОЕТПЧОЩН, МБНРПЮЛЙ УМБВП НЙЗБМЙ, Й РП УФЕОБН НЕФБМЙУШ ФЕОЙ. мЕКФЕОБОФЩ УЯЕМЙ ЧУЕ, ЮФП ВЩМП ЪБЛБЪБОП, Й ФЕРЕТШ оЙЛПМБК ТБУРМБЮЙЧБМУС У ЗТБЦДБОЙОПН Ч ЮЕТОПН:

УЕЗПДОС, ТЕВСФБ, ХЗПЭБА С.

ФЩ Ч ЛТЕРПУФШ ОБГЕМЙМУС? - УРТПУЙМ бОДТЕК. - оЕ УПЧЕФХА, лПМС: ФЕНОП Й ДБМЕЛП. рПЫМЙ МХЮЫЕ УП НОПК Ч ЧПЕОЛПНБФ: ФБН РЕТЕОПЮХЕЫШ.

ЪБЮЕН ЦЕ Ч ЧПЕОЛПНБФ? - УЛБЪБМ МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК. - фПРБЕН ОБ ЧПЛЪБМ, лПМС.

ОЕФ, ОЕФ. с УЕЗПДОСЫОЙН ЮЙУМПН Ч ЮБУФШ ДПМЦЕО РТЙВЩФШ.

ЪТС, МЕКФЕОБОФ, - ЧЪДПИОХМ бОДТЕК. - у ЮЕНПДБОПН, ОПЮША, ЮЕТЕЪ ЧЕУШ ЗПТПД...

Х НЕОС - ПТХЦЙЕ, - УЛБЪБМ лПМС.

чЕТПСФОП, ПОЙ ХЗПЧПТЙМЙ ВЩ ЕЗП: лПМС ХЦЕ Й УБН ОБЮБМ ЛПМЕВБФШУС, ОЕУНПФТС ОБ ПТХЦЙЕ. чЕТПСФОП, ХЗПЧПТЙМЙ ВЩ, Й ФПЗДБ лПМС ОПЮЕЧБМ ВЩ МЙВП ОБ ЧПЛЪБМЕ, МЙВП Ч ЧПЕОЛПНБФЕ, ОП ФХФ РПЦЙМПК У УПУЕДОЕЗП УФПМЙЛБ РПДПЫЕМ Л ОЙН:

НОПЦЕУФЧП ЙЪЧЙОЕОЙК, ФПЧБТЙЭЙ ЛТБУОЩЕ ЛПНБОДЙТЩ, НОПЦЕУФЧП ЙЪЧЙОЕОЙК. ьФПНХ НПМПДПНХ ЮЕМПЧЕЛХ ПЮЕОШ РПОТБЧЙМУС ОБЫ тХЧЙН уЧЙГЛЙК. тХЧЙН УЕКЮБУ ХЦЙОБЕФ, ОП С ЙНЕМ У ОЙН ТБЪЗПЧПТ, Й ПО УЛБЪБМ, ЮФП ИПЮЕФ УЩЗТБФШ УРЕГЙБМШОП ДМС ЧБУ, ФПЧБТЙЭ НПМПДПК ЛПНБОДЙТ...

й лПМС ОЙЛХДБ ОЕ РПЫЕМ. лПМС ПУФБМУС ЦДБФШ, ЛПЗДБ УЛТЙРБЮ УЩЗТБЕФ ЮФП-ФП УРЕГЙБМШОП ДМС ОЕЗП. б МЕКФЕОБОФЩ ХЫМЙ, РПФПНХ ЮФП ЙН ОБДП ВЩМП ХУФТПЙФШУС У ОПЮМЕЗПН. пОЙ ЛТЕРЛП РПЦБМЙ ЕНХ ТХЛХ, ХМЩВОХМБУШ ОБ РТПЭБОШЕ Й ЫБЗОХМЙ Ч ОПЮШ: бОДТЕК - Ч ЧПЕОЛПНБФ ОБ ХМЙГХ дЪЕТЦЙОУЛПЗП, Б МЕКФЕОБОФ оЙЛПМБК - ОБ РЕТЕРПМОЕООЩК вТЕУФУЛЙК ЧПЛЪБМ. ыБЗОХМЙ Ч УБНХА ЛПТПФЛХА ОПЮШ, ЛБЛ Ч ЧЕЮОПУФШ.

оБТПДХ Ч ТЕУФПТБОЕ УФБОПЧЙМПУШ ЧУЕ НЕОШЫЕ, Ч ТБУРБИОХФЩЕ ПЛОБ ЧРМЩЧБМ ЗХУФПК, ВЕЪЧЕФТЕООЩК ЧЕЮЕТ: ПДОПЬФБЦОЩК вТЕУФ ПФИПДЙМ ЛП УОХ. пВЕЪМАДЕМЙ РПД МЙОЕКЛХ ЪБУФТПЕООЩЕ ХМЙГЩ, ЗБУМЙ ПЗОЙ Ч ЪБФЕОЕООЩИ УЙТЕОША Й ЦБУНЙОПН ПЛОБИ, Й ФПМШЛП ТЕДЛЙЕ ДТПЦЛБЮЙ РПЗТПНЩИЙЧБМЙ ЛПМСУЛБНЙ РП ЗХМЛЙН НПУФПЧЩН. фЙИЙК ЗПТПД НЕДМЕООП РПЗТХЦБМУС Ч ФЙИХА ОПЮШ - УБНХА ФЙИХА Й УБНХА ЛПТПФЛХА ОПЮШ Ч ЗПДХ...

х лПМЙ ОЕНОПЗП ЛТХЦЙМБУШ ЗПМПЧБ, Й ЧУЕ ЧПЛТХЗ ЛБЪБМПУШ РТЕЛТБУОЩН: Й ЪБФХИБАЭЙК ТЕУФПТБООЩК ЫХН, Й ФЕРМЩК УХНТБЛ, ЧРПМЪБЧЫЙК Ч ПЛОБ, Й ФБЙОУФЧЕООЩК ЗПТПД ЪБ ЬФЙНЙ ПЛОБНЙ, Й ПЦЙДБОЙЕ ОЕУЛМБДОПЗП УЛТЙРБЮБ, ЛПФПТЩК УПВЙТБМУС ЙЗТБФШ УРЕГЙБМШОП ДМС ОЕЗП, МЕКФЕОБОФБ рМХЦОЙЛПЧБ, вЩМП, РТБЧДБ, ПДОП ПВУФПСФЕМШУФЧП, ОЕУЛПМШЛП ПУМПЦОСЧЫЕЕ ПЦЙДБОЙЕ: лПМС ОЙЛБЛ ОЕ НПЗ РПОСФШ, ДПМЦЕО МЙ ПО РМБФЙФШ ДЕОШЗЙ ЪБ ФП, ЮФП НХЪЩЛБОФ ВХДЕФ ЙЗТБФШ, ОП, РПТБЪНЩУМЙЧ, ТЕЫЙМ, ЮФП ЪБ ДПВТЩЕ ДЕМБ ДЕОЕЗ ОЕ РМБФСФ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ.

уЛТЙРБЮ РПДПЫЕМ ВЕУЫХНОП, Й лПМС ЧУЛПЮЙМ, УНХФЙЧЫЙУШ Й ЪБВПТНПФБЧ ЮФП-ФП ОЕПВСЪБФЕМШОПЕ.

ЙУББЛ УЛБЪБМ, ЮФП ЧЩ ЙЪ тПУУЙЙ Й ЮФП ЧБН РПОТБЧЙМБУШ НПС УЛТЙРЛБ.

дМЙООПТХЛЙК ДЕТЦБМ Ч ТХЛЕ УНЩЮПЛ Й УЛТЙРЛХ Й УФТБООП РПДНЙЗЙЧБМ. чЗМСДЕЧЫЙУШ, лПМС РПОСМ РТЙЮЙОХ: МЕЧЩК ЗМБЪ уЧЙГЛПЗП ВЩМ РПДЕТОХФ ВЕМЕУПК РМЕОЛПК.

С ЪОБА, ЮФП ОТБЧЙФУС ТХУУЛЙН ЛПНБОДЙТБН. - уЛТЙРБЮ ГЕРЛП ЪБЦБМ ЙОУФТХНЕОФ ПУФТЩН РПДВПТПДЛПН Й РПДОСМ УНЩЮПЛ.

й УЛТЙРЛБ ЪБРЕМБ, ЪБФПУЛПЧБМБ, Й ЪБМ УОПЧБ ЪБНЕТ, ВПСУШ ОЕПУФПТПЦОЩН ЪЧХЛПН ПУЛПТВЙФШ ОЕУЛМБДОПЗП НХЪЩЛБОФБ У ВЕМШНПН ОБ ЗМБЪХ. б лПМС УФПСМ ТСДПН, УНПФТЕМ, ЛБЛ ДТПЦБФ ОБ ЗТЙЖЕ ФПОЛЙЕ РБМШГЩ, Й ПРСФШ ИПФЕМ РМБЛБФШ Й ПРСФШ ОЕ НПЗ, РПФПНХ ЮФП уЧЙГЛЙК ОЕ РПЪЧПМСМ РПСЧМСФШУС ЬФЙН УМЕЪБН. й лПМС ФПМШЛП ПУФПТПЦОП ЧЪДЩИБМ Й ХМЩВБМУС.

уЧЙГЛЙК УЩЗТБМ «юЕТОЩЕ ЗМБЪБ», Й «пЮЙ ЮЕТОЩЕ», Й ЕЭЕ ДЧЕ НЕМПДЙЙ, ЛПФПТЩЕ лПМС УМЩЫБМ ЧРЕТЧЩЕ. рПУМЕДОСС ВЩМБ ПУПВЕООП ЗТПЪОПК Й ФПТЦЕУФЧЕООПК.

НЕОДЕМШУПО, - УЛБЪБМ уЧЙГЛЙК. - чЩ ИПТПЫП УМХЫБЕФЕ. уРБУЙВП.

Х НЕОС ОЕФ УМПЧ...

ЛПМЙ МБУЛБ. чЩ ОЕ Ч ЛТЕРПУФШ?

ДБ, - ЪБРОХЧЫЙУШ, РТЙЪОБМУС лПМС. - лБЫФБОПЧБС ХМЙГБ...

ОБДП ВТБФШ ДТПЦЛБЮБ. - уЧЙГЛЙК ХМЩВОХМУС. - рП-ЧБЫЕНХ, ЙЪЧПЪЮЙЛ. еУМЙ ИПФЙФЕ, НПЗХ РТПЧПДЙФШ: НПС РМЕНСООЙГБ ФПЦЕ ЙДЕФ Ч ЛТЕРПУФШ.

уЧЙГЛЙК ХМПЦЙМ УЛТЙРЛХ, Б лПМС ЧЪСМ ЮЕНПДБО Ч РХУФПН ЗБТДЕТПВЕ, Й ПОЙ ЧЩЫМЙ. оБ ХМЙГБИ ОЙЛПЗП ОЕ ВЩМП.

РТПЫХ ОБМЕЧП, - УЛБЪБМ уЧЙГЛЙК, ЛПЗДБ ПОЙ ДПЫМЙ ДП ХЗМБ. - нЙТТПЮЛБ - ЬФП НПС РМЕНСООЙГБ - ХЦЕ ЗПД ТБВПФБЕФ РПЧБТПН Ч УФПМПЧПК ДМС ЛПНБОДЙТПЧ, х ОЕЕ - ФБМБОФ, ОБУФПСЭЙК ФБМБОФ. пОБ ВХДЕФ ЙЪХНЙФЕМШОПК ИПЪСКЛПК, ОБЫБ нЙТТПЮЛБ...

чОЕЪБРОП РПЗБУ УЧЕФ: ТЕДЛЙЕ ЖПОБТЙ, ПЛОБ Ч ДПНБИ, ПФУЧЕФЩ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОПК УФБОГЙЙ. чЕУШ ЗПТПД РПЗТХЪЙМУС ЧП НТБЛ.

ПЮЕОШ УФТБООП, - УЛБЪБМ уЧЙГЛЙК. - юФП НЩ ЙНЕЕН? лБЦЕФУС, ДЧЕОБДГБФШ?

НПЦЕФ ВЩФШ, БЧБТЙС?

ПЮЕОШ УФТБООП, - РПЧФПТЙМ уЧЙГЛЙК. - ъОБЕФЕ, С ЧБН УЛБЦХ РТСНП: ЛБЛ РТЙЫМЙ ЧПУФПЮОЙЛЙ... фП ЕУФШ УПЧЕФУЛЙЕ, ЧБЫЙ. дБ, У ФПК РПТЩ, ЛБЛ ЧЩ РТЙЫМЙ, НЩ ПФЧЩЛМЙ ПФ ФЕНОПФЩ. нЩ ПФЧЩЛМЙ ПФ ФЕНОПФЩ Й ПФ ВЕЪТБВПФЙГЩ ФПЦЕ. ьФП ХДЙЧЙФЕМШОП, ЮФП Ч ОБЫЕН ЗПТПДЕ ОЕФ ВПМШЫЕ ВЕЪТБВПФОЩИ, Б ЧЕДШ ЙИ ОЕФ! й МАДЙ УФБМЙ РТБЪДОПЧБФШ УЧБДШВЩ, Й ЧУЕН ЧДТХЗ РПОБДПВЙМУС тХЧЙН уЧЙГЛЙК!.. - пО ФЙИП РПУНЕСМУС. - ьФП РТЕЛТБУОП, ЛПЗДБ Х НХЪЩЛБОФПЧ НОПЗП ТБВПФЩ, ЕУМЙ, ЛПОЕЮОП, ПОЙ ЙЗТБАФ ОЕ ОБ РПИПТПОБИ. б НХЪЩЛБОФПЧ ФЕРЕТШ Х ОБУ ВХДЕФ ДПУФБФПЮОП, РПФПНХ ЮФП Ч вТЕУФЕ ПФЛТЩМЙ Й НХЪЩЛБМШОХА ЫЛПМХ, Й НХЪЩЛБМШОПЕ ХЮЙМЙЭЕ. й ЬФП ПЮЕОШ Й ПЮЕОШ РТБЧЙМШОП. зПЧПТСФ, ЮФП НЩ, ЕЧТЕЙ, НХЪЩЛБМШОЩК ОБТПД. дБ, НЩ - ФБЛПК ОБТПД; УФБОЕЫШ НХЪЩЛБМШОЩН, ЕУМЙ УПФОЙ МЕФ РТЙУМХЫЙЧБЕЫШУС, РП ЛБЛПК ХМЙГЕ ФПРБАФ УПМДБФУЛЙЕ УБРПЗЙ Й ОЕ ЧБЫБ МЙ ДПЮШ ЪПЧЕФ ОБ РПНПЭШ Ч УПУЕДОЕН РЕТЕХМЛЕ. оЕФ, ОЕФ, С ОЕ ИПЮХ ЗОЕЧЙФШ ВПЗБ: ЛБЦЕФУС, ОБН РПЧЕЪМП. лБЦЕФУС, ДПЦДЙЮЛЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП РПЫМЙ РП ЮЕФЧЕТЗБН, Й ЕЧТЕЙ ЧДТХЗ РПЮХЧУФЧПЧБМЙ УЕВС МАДШНЙ. бИ, ЛБЛ ЬФП РТЕЛТБУОП: ЮХЧУФЧПЧБФШ УЕВС МАДШНЙ! б ЕЧТЕКУЛЙЕ УРЙОЩ ОЙЛБЛ ОЕ ИПФСФ ТБЪЗЙВБФШУС, Б ЕЧТЕКУЛЙЕ ЗМБЪБ ОЙЛБЛ ОЕ ИПФСФ ИПИПФБФШ - ХЦБУОП! хЦБУОП, ЛПЗДБ НБМЕОШЛЙЕ ДЕФЙ ТПЦДБАФУС У РЕЮБМШОЩНЙ ЗМБЪБНЙ. рПНОЙФЕ, С ЙЗТБМ ЧБН нЕОДЕМШУПОБ? пО ЗПЧПТЙФ ЛБЛ ТБЪ ПВ ЬФПН: П ДЕФУЛЙИ ЗМБЪБИ, Ч ЛПФПТЩИ ЧУЕЗДБ РЕЮБМШ. ьФП ОЕМШЪС ПВЯСУОЙФШ УМПЧБНЙ, ЬФП НПЦОП ТБУУЛБЪБФШ ФПМШЛП УЛТЙРЛПК...

чУРЩИОХМЙ ХМЙЮОЩЕ ЖПОБТЙ, ПФУЧЕФЩ УФБОГЙЙ, ТЕДЛЙЕ ПЛОБ Ч ДПНБИ.

ОБЧЕТОП, ВЩМБ БЧБТЙС, - УЛБЪБМ лПМС. - б УЕКЮБУ РПЮЙОЙМЙ.

Б ЧПФ Й РБО зМХЪОСЛ. дПВТЩК ЧЕЮЕТ, РБО зМХЪОСЛ! лБЛ ЪБТБВПФПЛ?

ЛБЛПК ЪБТБВПФПЛ Ч ЗПТПДЕ вТЕУФЕ, РБО уЧЙГЛЙК? ч ЬФПН ЗПТПДЕ ЧУЕ ВЕТЕЗХФ УЧПЕ ЪДПТПЧШЕ Й ИПДСФ ФПМШЛП РЕЫЛПН...

нХЦЮЙОЩ ЪБЗПЧПТЙМЙ ОБ ОЕЙЪЧЕУФОПН СЪЩЛЕ, Б лПМС ПЛБЪБМУС ЧПЪМЕ ЙЪЧПЪЮЙЮШЕК РТПМЕФЛЙ. ч РТПМЕФЛЕ ЛФП-ФП УЙДЕМ, ОП УЧЕФ ДБМЕЛПЗП ЖПОБТС УЗМБЦЙЧБМ ПЮЕТФБОЙС, Й лПМС ОЕ НПЗ РПОСФШ, ЛФП ЦЕ ЬФП УЙДЙФ.

НЙТТПЮЛБ, ДЕФПЮЛБ, РПЪОБЛПНШУС У ФПЧБТЙЭЕН ЛПНБОДЙТПН.

уНХФОБС ЖЙЗХТБ Ч РТПМЕФЛЕ ОЕХЛМАЦЕ ЫЕЧЕМШОХМБУШ. лПМС РПУРЕЫОП ЪБЛЙЧБМ, РТЕДУФБЧЙМУС:

МЕКФЕОБОФ рМХЦОЙЛПЧ. оЙЛПМБК.

ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ ЧРЕТЧЩЕ Ч ОБЫЕН ЗПТПДЕ. вХДШ ДПВТПК ИПЪСКЛПК, ДЕЧПЮЛБ, Й РПЛБЦЙ ЮФП-ОЙВХДШ ЗПУФА.

РПЛБЦЕН, - УЛБЪБМ ЙЪЧПЪЮЙЛ. - оПЮШ УЕЗПДОС ДПВТБС, Й УРЕЫЙФШ ОБН ОЕЛХДБ. уЮБУФМЙЧЩИ УОПЧ, РБО уЧЙГЛЙК.

ЧЕУЕМЩИ РПЕЪДПЛ, РБО зМХЪОСЛ. - уЧЙГЛЙК РТПФСОХМ лПМЕ ГЕРЛХА ДМЙООПРБМХА ТХЛХ: - дП УЧЙДБОЙС, ФПЧБТЙЭ ЛПНБОДЙТ. нЩ ПВСЪБФЕМШОП ХЧЙДЙНУС ЕЭЕ У ЧБНЙ, РТБЧДБ?

ПВСЪБФЕМШОП, ФПЧБТЙЭ уЧЙГЛЙК. уРБУЙВП ЧБН.

ЛПМЙ МБУЛБ. нЙТТПЮЛБ, ДЕФПЮЛБ, ЪБЗМСОЙ ЪБЧФТБ Л ОБН.

ИПТПЫП. - зПМПУ РТПЪЧХЮБМ ТПВЛП Й ТБУФЕТСООП. дТПЦЛБЮ РПУФБЧЙМ ЮЕНПДБО Ч РТПМЕФЛХ, РПМЕЪ ОБ ЛПЪМЩ. лПМС ЕЭЕ ТБЪ ЛЙЧОХМ уЧЙГЛПНХ, ЧУФБМ ОБ УФХРЕОШЛХ: ДЕЧЙЮШС ЖЙЗХТБ ПЛПОЮБФЕМШОП ЧЦБМБУШ Ч ХЗПМ. пО УЕМ, ХФПОХЧ Ч РТХЦЙОБИ, Й РТПМЕФЛБ ФТПОХМБУШ, РПЛБЮЙЧБСУШ ОБ ВТХУЮБФПК НПУФПЧПК. лПМС ИПФЕМ РПНБИБФШ УЛТЙРБЮХ, ОП УЙДЕОШЕ ВЩМП ОЙЪЛЙН, ВПТФБ ЧЩУПЛЙНЙ, Б ЗПТЙЪПОФ РЕТЕЛТЩФ ЫЙТПЛПК УРЙОПК ЙЪЧПЪЮЙЛБ.

ЛХДБ ЦЕ НЩ? - ФЙИП УРТПУЙМБ ЧДТХЗ ДЕЧХЫЛБ ЙЪ ХЗМБ.

ФЕВС РТПУЙМЙ ЮФП-ОЙВХДШ РПЛБЪБФШ ЗПУФА? - ОЕ ПВПТБЮЙЧБСУШ, УРТПУЙМ ДТПЦЛБЮ. - оХ, Б ЮФП НПЦОП РПЛБЪБФШ ЗПУФА Ч ОБЫЕН, С ЙЪЧЙОСАУШ, ЗПТПДЕ вТЕУФ-мЙФПЧУЛЕ? лТЕРПУФШ? фБЛЙ ПО Ч ОЕЕ ЕДЕФ. лБОБМ? фБЛ ПО ЕЗП ХЧЙДЙФ ЪБЧФТБ РТЙ УЧЕФЕ. б ЮФП ЕЭЕ ЕУФШ Ч ЗПТПДЕ вТЕУФ-мЙФПЧУЛЕ?

ПО, ОБЧЕТОП, УФБТЙООЩК? - ЛБЛ НПЦОП ХЧЕУЙУФЕЕ УРТПУЙМ лПМС.

ОХ, ЕУМЙ УХДЙФШ РП ЛПМЙЮЕУФЧХ ЕЧТЕЕЧ, ФП ПО-ФБЛЙ ТПЧЕУОЙЛ йЕТХУБМЙНБ (Ч ХЗМХ ТПВЛП РЙУЛОХМЙ ПФ УНЕИБ). чПФ нЙТТПЮЛЕ ЧЕУЕМП, Й ПОБ УНЕЕФУС. б ЛПЗДБ НОЕ ЧЕУЕМП, С РПЮЕНХ-ФП РТПУФП РЕТЕУФБА РМБЛБФШ. фБЛ, НПЦЕФ ВЩФШ, МАДЙ ДЕМСФУС ОЕ ОБ ТХУУЛЙИ, ЕЧТЕЕЧ, РПМСЛПЧ, ЗЕТНБОГЕЧ, Б ОБ ФЕИ, ЛПНХ ПЮЕОШ ЧЕУЕМП, РТПУФП ЧЕУЕМП Й ОЕ ПЮЕОШ ЧЕУЕМП, Б? юФП ЧЩ УЛБЦЕФЕ ОБ ЬФХ НЩУМШ, РБО ПЖЙГЕТ?

лПМС ИПФЕМ УЛБЪБФШ, ЮФП ПО, ЧП-РЕТЧЩИ, ОЙЛБЛПК ОЕ РБО, Б ЧП-ЧФПТЩИ, ОЕ ПЖЙГЕТ, Б ЛПНБОДЙТ лТБУОПК бТНЙЙ, ОП ОЕ ХУРЕМ, ФБЛ ЛБЛ РТПМЕФЛБ ЧОЕЪБРОП ПУФБОПЧЙМБУШ.

ЛПЗДБ Ч ЗПТПДЕ ОЕЮЕЗП РПЛБЪЩЧБФШ, ЮФП РПЛБЪЩЧБАФ ФПЗДБ? - УРТПУЙМ ДТПЦЛБЮ, УМЕЪБС У ЛПЪЕМ. - фПЗДБ ЗПУФА РПЛБЪЩЧБАФ ЛБЛПК-ОЙВХДШ УФПМВ Й ЗПЧПТСФ, ЮФП ПО ЪОБНЕОЙФЩК. чПФ Й РПЛБЦЙ УФПМВ ЗПУФА, нЙТТПЮЛБ.

ПК! - ЮХФШ УМЩЫОП ЧЪДПИОХМЙ Ч ХЗМХ. - с?.. б НПЦЕФ ВЩФШ ЧЩ, ДСДС нЙИБУШ?

Х НЕОС ДТХЗБС ЪБВПФБ. - йЪЧПЪЮЙЛ РТПЫЕМ Л МПЫБДЙ. - оХ, УФБТХЫЛБ, РПВЕЗБЕН У ФПВПК ЬФХ ОПЮЛХ, Б ХЦ ЪБЧФТБ ПФДПИОЕН...

дЕЧХЫЛБ ЧУФБМБ, ОЕХЛМАЦЕ ЫБЗОХМБ Л УФХРЕОШЛЕ; РТПМЕФЛБ ЪБЛПМЩИБМБУШ, ОП лПМС ХУРЕМ УИЧБФЙФШ нЙТТХ ЪБ ТХЛХ Й РПДДЕТЦБФШ.

УРБУЙВП. - нЙТТБ ЕЭЕ ОЙЦЕ ПРХУФЙМБ ЗПМПЧХ. - йДЕНФЕ.

оЙЮЕЗП ОЕ РПОЙНБС, ПО ЧЩМЕЪ УМЕДПН. рЕТЕЛТЕУФПЛ ВЩМ РХУФЩОЕО. лПМС ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК РПЗМБДЙМ ЛПВХТХ Й ПЗМСОХМУС ОБ ДЕЧХЫЛХ: ЪБНЕФОП РТЙИТБНЩЧБС, ПОБ ЫМБ Л ПЗТБДЕ, ЮФП ФСОХМБУШ ЧДПМШ ФТПФХБТБ.

ЧПФ, - УЛБЪБМБ ПОБ.

лПМС РПДПЫЕМ: ЧПЪМЕ ПЗТБДЩ УФПСМ РТЙЪЕНЙУФЩК ЛБНЕООЩК УФПМВ.

ЮФП ЬФП?

ОЕ ЪОБА. - пОБ ЗПЧПТЙМБ У БЛГЕОФПН Й УФЕУОСМБУШ. - фХФ ОБРЙУБОП РТП ЗТБОЙГХ ЛТЕРПУФЙ. оП УЕКЮБУ ФЕНОП.

ДБ, УЕКЮБУ ФЕНОП.

пФ УНХЭЕОЙС ПОЙ ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЧОЙНБФЕМШОП ТБУУНБФТЙЧБМЙ ОЙЮЕН ОЕ РТЙНЕЮБФЕМШОЩК ЛБНЕОШ. лПМС ПЭХРБМ ЕЗП, УЛБЪБМ У ХЧБЦЕОЙЕН:

УФБТЙООЩК.

пОЙ ПРСФШ ЪБНПМЮБМЙ. й ДТХЦОП, У ПВМЕЗЮЕОЙЕН ЧЪДПИОХМЙ, ЛПЗДБ ДТПЦЛБЮ ПЛМЙЛОХМ:

РБО ПЖЙГЕТ, РТПЫХ!

рТЙИТБНЩЧБС, ДЕЧХЫЛБ РПЫМБ Л ЛПМСУЛЕ. лПМС ДЕТЦБМУС РПЪБДЙ, ОП ЧПЪМЕ УФХРЕОШЛЙ ДПЗБДБМУС РПДБФШ ТХЛХ. йЪЧПЪЮЙЛ ХЦЕ УЙДЕМ ОБ ЛПЪМБИ.

ФЕРЕТШ Ч ЛТЕРПУФШ, РБО ПЖЙГЕТ?

ОЙЛБЛПК С ОЕ РБО! - УЕТДЙФП УЛБЪБМ лПМС, РМАИОХЧЫЙУШ Ч РТПДБЧМЕООЩЕ РТХЦЙОЩ. - с - ФПЧБТЙЭ, РПОЙНБЕФЕ? фПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, Б УПЧУЕН ОЕ РБО. чПФ.

ОЕ РБО? - дТПЦЛБЮ ДЕТОХМ ЧПЦЦЙ, РТЙЮНПЛОХМ, Й МПЫБДЛБ ОЕУРЕЫОП ЪБФТХУЙМБ РП ВТХУЮБФЛЕ. - лПМЙ ЧЩ УЙДЙФЕ УЪБДЙ Й ЛБЦДХА УЕЛХОДХ НПЦЕФЕ НЕОС УФХЛОХФШ РП УРЙОЕ, ФП ЛПОЕЮОП ЦЕ, ЧЩ - РБО. чПФ С УЙЦХ УЪБДЙ МПЫБДЙ, Й ДМС ОЕЕ - ФПЦЕ РБО, РПФПНХ ЮФП С НПЗХ УФХЛОХФШ ЕЕ РП УРЙОЕ. й ФБЛ ХУФТПЕО ЧЕУШ НЙТ: РБО УЙДЙФ ЪБ РБОПН...

фЕРЕТШ ПОЙ ЕИБМЙ РП ЛТХРОПНХ ВХМЩЦОЙЛХ, ЛПМСУЛХ ТБУЛБЮЙЧБМП, Й УРПТЙФШ ВЩМП ОЕЧПЪНПЦОП. лПМС ВПМФБМУС ОБ РТПДБЧМЕООПН УЙДЕОШЕ, РТЙДЕТЦЙЧБС ОПЗПК ЮЕНПДБО Й ЧУЕНЙ УЙМБНЙ УФБТБСУШ ХДЕТЦБФШУС Ч УЧПЕН ХЗМХ.

ЛБЫФБОПЧБС, - УЛБЪБМБ ДЕЧХЫЛБ. еЕ ФПЦЕ ФТСУМП, ОП ПОБ МЕЗЮЕ УРТБЧМСМБУШ У ЬФЙН. - хЦЕ ВМЙЪЛП,

ъБ ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЩН РЕТЕЕЪДПН ХМЙГБ ТБУРПМЪМБУШ ЧЫЙТШ, ДПНБ УФБМЙ ТЕДЛЙНЙ, Б ЖПОБТЕК ЪДЕУШ ОЕ ВЩМП ЧПЧУЕ. рТБЧДБ, ОПЮШ УФПСМБ УЧЕФМБС, Й МПЫБДЛБ МЕЗЛП ФТХУЙМБ РП ЪОБЛПНПК ДПТПЗЕ.

лПМС У ОЕФЕТРЕОЙЕН ПЦЙДБМ ХЧЙДЕФШ ОЕЮФП ЧТПДЕ лТЕНМС. оП ЧРЕТЕДЙ ЪБЮЕТОЕМП ЮФП-ФП ВЕУЖПТНЕООПЕ, Й ДТПЦЛБЮ ПУФБОПЧЙМ МПЫБДШ.

РТЙЕИБМЙ, РБО ПЖЙГЕТ.

рПЛБ ДЕЧХЫЛБ ЧЩМЕЪБМБ ЙЪ РТПМЕФЛЙ, лПМС УХДПТПЦОП УХОХМ ЙЪЧПЪЮЙЛХ РСФЕТЛХ.

ЧЩ ПЮЕОШ ВПЗБФЩ, РБО ПЖЙГЕТ? нПЦЕФ ВЩФШ Х ЧБУ ЙНЕОШЕ ЙМЙ ЧЩ РЕЮБФБЕФЕ ДЕОШЗЙ ОБ ЛХИОЕ?

ДОЕН С ВЕТХ УПТПЛ ЛПРЕЕЛ Ч ЬФПФ ЛПОЕГ. оП ОПЮША, ДБ ЕЭЕ У ЧБУ, С ЧПЪШНХ ГЕМЩК ТХВМШ. фБЛ ДБКФЕ ЕЗП НОЕ, Й ВХДШФЕ УЕВЕ ЪДПТПЧЩ.

нЙТТПЮЛБ, ПФПКДС, ЦДБМБ, ЛПЗДБ ПО ТБУРМБФЙФУС. лПМС, УНХЭБСУШ, ЪБРЙИБМ РСФЕТЛХ Ч ЛБТНБО, ДПМЗП ЙУЛБМ ТХВМШ, ВПТНПЮБ:

ЛПОЕЮОП, ЛПОЕЮОП. дБ. йЪЧЙОЙФЕ, УЕКЮБУ.

оБЛПОЕГ ТХВМШ ВЩМ ОБКДЕО. лПМС ЕЭЕ ТБЪ РПВМБЗПДБТЙМ ДТПЦЛБЮБ, ЧЪСМ ЮЕНПДБО Й РПДПЫЕМ Л ДЕЧХЫЛЕ:

ЛХДБ ФХФ?

ЪДЕУШ лрр. - пОБ ХЛБЪБМБ ОБ ВХДЛХ Х ДПТПЗЙ. - оБДП РПЛБЪБФШ ДПЛХНЕОФЩ.

Б ТБЪЧЕ ЬФП ХЦЕ ЛТЕРПУФШ?

ДБ. рЕТЕКДЕН НПУФ ЮЕТЕЪ ПВЧПДОПК ЛБОБМ, Й ВХДХФ уЕЧЕТОЩЕ ЧПТПФБ.

ЛТЕРПУФШ! - лПМС ФЙИП ТБУУНЕСМУС, - с ЧЕДШ ДХНБМ - УФЕОЩ ДБ ВБЫОЙ. б ПОБ, ПЛБЪЩЧБЕФУС, ЧПО ЛБЛБС, ЬФБ УБНБС вТЕУФУЛБС ЛТЕРПУФШ...

оБ ЛПОФТПМШОП-РТПРХУЛОПН РХОЛФЕ лПМА ЪБДЕТЦБМЙ: РПУФПЧПК ОЕ ИПФЕМ РТПРХУЛБФШ РП ЛПНБОДЙТПЧПЮОПНХ РТЕДРЙУБОЙА! б ДЕЧХЫЛХ РТПРХУФЙМЙ, Й РПЬФПНХ лПМС ВЩМ ПУПВЕООП ОБУФПКЮЙЧ:

ЪПЧЙФЕ ДЕЦХТОПЗП.

ФБЛ УРЙФ ПО, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

С УЛБЪБМ, ЪПЧЙФЕ ДЕЦХТОПЗП!

оБЛПОЕГ СЧЙМУС ЪБУРБООЩК УЕТЦБОФ. дПМЗП ЮЙФБМ лПМЙОЩ ДПЛХНЕОФЩ, ЪЕЧБМ, УЧЙИЙЧБС ЮЕМАУФЙ.

РТЙРПЪДОЙМЙУШ ЧЩ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

ДЕМБ, - ФХНБООП РПСУОЙМ лПМС.

ЧБН ЧЕДШ ОБ ПУФТПЧ ОБДП...

С РТПЧЕДХ, - ФЙИП УЛБЪБМБ ДЕЧХЫЛБ.

Б ЛФП ЬФП - С? - уЕТЦБОФ РПУЧЕФЙМ ЖПОБТЙЛПН: ФБЛ, ДМС ЫЙЛБ. - ьФП ФЩ, нЙТТПЮЛБ? дЕЦХТЙФШ ЪБУФХРБЕЫШ?

ОХ, ФЩ - ЮЕМПЧЕЛ ОБЫЕОУЛЙК. чЕДЙ РТСНП Ч ЛБЪБТНХ ФТЙУФБ ФТЙДГБФШ ФТЕФШЕЗП РПМЛБ: ФБН ЕУФШ ЛПНОБФЩ ДМС ЛПНБОДЙТПЧПЮОЩИ.

НОЕ Ч УЧПК РПМЛ ОБДП, - УПМЙДОП УЛБЪБМ лПМС.

ХФТПН ТБЪВЕТЕФЕУШ, - ЪЕЧОХМ УФБТЫЙОБ. - хФТП ЧЕЮЕТБ НХДТЕОЕЕ...

нЙОПЧБЧ ДМЙООЩЕ Й ОЙЪЛЙЕ УЧПДЮБФЩЕ ЧПТПФБ, ПОЙ РПРБМЙ Ч ЛТЕРПУФШ: ЪБ ЕЕ РЕТЧЩК, ЧОЕЫОЙК ПВЧПД, ПЗТБОЙЮЕООЩК ЛБОБМБНЙ Й ЛТХФЩНЙ ЧБМБНЙ, ХЦЕ ВХКОП ЪБТПУЫЙНЙ ЛХУФБТОЙЛПН. вЩМП ФЙИП, ФПМШЛП ЗДЕ-ФП УМПЧОП ЙЪ-РПД ЪЕНМЙ ЗМХИП ВХВОЙМ ЪБУРБООЩК ВБУПЛ ДБ НЙТОП ЧУИТБРЩЧБМЙ ЛПОЙ. ч РПМХНТБЛЕ ЧЙДОЕМЙУШ РПЧПЪЛЙ, РБМБФЛЙ, НБЫЙОЩ, ФАЛЙ РТЕУУПЧБООПЗП УЕОБ. уРТБЧБ ФХНБООП ЧЩТЙУПЧЩЧБМБУШ ВБФБТЕС РПМЛПЧЩИ НЙОПНЕФПЧ.

ФЙИП, - ЫЕРПФПН УЛБЪБМ лПМС. - й ОЕФ ОЙЛПЗП.

ФБЛ ОПЮШ. - пОБ, ЧЕТПСФОП, ХМЩВОХМБУШ. - й РПФПН, РПЮФЙ ЧУЕ ХЦЕ РЕТЕЕИБМЙ Ч МБЗЕТС. чЙДЙФЕ ПЗПОШЛЙ? ьФП ДПНБ ЛПНУПУФБЧБ. нОЕ ФБН ЛПНОБФХ ПВЕЭБМЙ, Б ФП ПЮЕОШ ДБМЕЛП ЙЪ ЗПТПДБ ИПДЙФШ.

пОБ РТЙЧПМБЛЙЧБМБ ОПЗХ, ОП УФБТБМБУШ ЙДФЙ МЕЗЛП Й ОЕ ПФУФБЧБФШ. ъБОСФЩК ПУНПФТПН УРСЭЕК ЛТЕРПУФЙ, лПМС ЮБУФП ХВЕЗБМ ЧРЕТЕД, Й ПОБ, ДПЗПОСС, НХЮЙФЕМШОП ЪБДЩИБМБУШ. пО ТЕЪЛП УВБЧЙМ РТЩФШ, УПМЙДОП РПЙОФЕТЕУПЧБМУС:

ЛБЛ ФХФ ЧППВЭЕ У ЦЙМШЕН? лПНБОДЙТПЧ ПВЕУРЕЮЙЧБАФ, ОЕ ЪОБЕФЕ?

НОПЗЙЕ УОЙНБАФ.

ЬФП ФТХДОП?

ОЕФ. - пОБ УВПЛХ РПУНПФТЕМБ ОБ ОЕЗП: - х ЧБУ УЕНШС?

ОЕФ, ОЕФ. - лПМС РПНПМЮБМ. - рТПУФП ДМС ТБВПФЩ, ЪОБЕФЕ...

Ч ЗПТПДЕ С НПЗХ ОБКФЙ ЧБН ЛПНОБФХ.

УРБУЙВП. чТЕНС, ЛПОЕЮОП, ФЕТРЙФ...

пОБ ЧДТХЗ ПУФБОПЧЙМБУШ, ОБЗОХМБ ЛХУФ:

УЙТЕОШ. хЦЕ ПФГЧЕМБ, Б ЧУЕ ЕЭЕ РБИОЕФ. лПМС РПУФБЧЙМ ЮЕНПДБО, ЮЕУФОП УХОХМ МЙГП Ч ЪБРЩМЕООХА МЙУФЧХ. оП МЙУФЧБ ОЙЮЕН ИПТПЫЙН ОЕ РБИМБ, Й ПО УЛБЪБМ ДЙРМПНБФЙЮОП:

НОПЗП ЪДЕУШ ЪЕМЕОЙ.

ПЮЕОШ. уЙТЕОШ, ЦБУНЙО, БЛБГЙС...

пОБ СЧОП ОЕ ФПТПРЙМБУШ, Й лПМС УППВТБЪЙМ, ЮФП ЙДФЙ ЕК ФТХДОП, ЮФП ПОБ ХУФБМБ Й УЕКЮБУ ПФДЩИБЕФ. вЩМП ПЮЕОШ ФЙИП Й ПЮЕОШ ФЕРМП, Й ЮХФШ ЛТХЦЙМБУШ ЗПМПЧБ, Й ПО У ХДПЧПМШУФЧЙЕН РПДХНБМ, ЮФП Й ЕНХ РПЛБ ОЕЛХДБ УРЕЫЙФШ, РПФПНХ ЮФП Ч УРЙУЛБИ ПО ЕЭЕ ОЕ ЪОБЮЙФУС.

Б ЮФП Ч нПУЛЧЕ П ЧПКОЕ УМЩЫОП? - РПОЙЪЙЧ ЗПМПУ, УРТПУЙМБ ПОБ.

П ЧПКОЕ? п ЛБЛПК ЧПКОЕ?

Х ОБУ ЧУЕ ЗПЧПТСФ, ЮФП УЛПТП ОБЮОЕФУС ЧПКОБ. чПФ-ЧПФ, - ПЮЕОШ УЕТШЕЪОП РТПДПМЦБМБ ДЕЧХЫЛБ. - мАДЙ РПЛХРБАФ УПМШ Й УРЙЮЛЙ, Й ЧППВЭЕ ЧУСЛЙЕ ФПЧБТЩ, Й Ч МБЧЛБИ РПЮФЙ РХУФП. б ЪБРБДОЙЛЙ... оХ, ФЕ, ЛПФПТЩЕ Л ОБН У ЪБРБДБ РТЙЫМЙ, ПФ ОЕНГЕЧ ВЕЦБМЙ... пОЙ ЗПЧПТСФ, ЮФП Й Ч ФТЙДГБФШ ДЕЧСФПН ФБЛ ВЩМП.

ЛБЛ ФБЛ - ФПЦЕ?

РТПРБМЙ УПМШ Й УРЙЮЛЙ.

ЮЕРХИБ ЛБЛБС-ФП! - У ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН УЛБЪБМ лПМС. - оХ, РТЙ ЮЕН ЪДЕУШ УПМШ, УЛБЦЙФЕ РПЦБМХКУФБ? оХ, РТЙ ЮЕН?

ОЕ ЪОБА. фПМШЛП ВЕЪ УПМЙ ЧЩ УХРБ ОЕ УЧБТЙФЕ.

УХР! - РТЕЪТЙФЕМШОП УЛБЪБМ ПО. - ьФП РХУФШ ОЕНГЩ ЪБРБУБАФУС УПМША ДМС УЧПЙИ УХРПЧ. б НЩ... нЩ ВХДЕН ВЙФШ ЧТБЗБ ОБ ЕЗП ФЕТТЙФПТЙЙ.

Б ЧТБЗЙ ПВ ЬФПН ЪОБАФ?

ХЪОБАФ! - лПМЕ ОЕ РПОТБЧЙМБУШ ЕЕ ЙТПОЙС: МАДЙ ЪДЕУШ ЛБЪБМЙУШ ЕНХ РПДПЪТЙФЕМШОЩНЙ. - уЛБЪБФШ ЧБН, ЛБЛ ЬФП ОБЪЩЧБЕФУС? рТПЧПЛБГЙПООЩЕ ТБЪЗПЧПТЩ, ЧПФ ЛБЛ.

ЗПУРПДЙ. - пОБ ЧЪДПИОХМБ. - рХУФШ ПОЙ ЛБЛ ХЗПДОП ОБЪЩЧБАФУС, МЙЫШ ВЩ ЧПКОЩ ОЕ ВЩМП.

ОЕ ВПКФЕУШ. чП-РЕТЧЩИ, Х ОБУ У зЕТНБОЙЕК ЪБЛМАЮЕО рБЛФ П ОЕОБРБДЕОЙЙ. б ЧП-ЧФПТЩИ, ЧЩ СЧОП ОЕДППГЕОЙЧБЕФЕ ОБЫХ НПЭШ. ъОБЕФЕ, ЛБЛБС Х ОБУ ФЕИОЙЛБ? с, ЛПОЕЮОП, ОЕ НПЗХ ЧЩДБЧБФШ ЧПЕООЩИ ФБКО. ОП ЧЩ. ЛБЦЕФУС, ДПРХЭЕОЩ Л УЕЛТЕФОПК ТБВПФЕ...

С Л УХРБН ДПРХЭЕОБ.

ЬФП ОЕ ЧБЦОП, - ЧЕУЛП УЛБЪБМ ПО. - чБЦОП, ЮФП ЧЩ ДПРХЭЕОЩ Ч ТБУРПМПЦЕОЙЕ ЧПЙОУЛЙИ ЮБУФЕК. й ЧЩ, ОБЧЕТОП, УБНЙ ЧЙДЕМЙ ОБЫЙ ФБОЛЙ...

Б ЪДЕУШ ОЕФ ОЙЛБЛЙИ ФБОЛПЧ. еУФШ ОЕУЛПМШЛП ВТПОЕЧЙЮЛПЧ, Й ЧУЕ.

ОХ, ЪБЮЕН ЦЕ ЧЩ НОЕ ЬФП ЗПЧПТЙФЕ? - лПМС РПНПТЭЙМУС, - чЩ ЦЕ НЕОС ОЕ ЪОБЕФЕ Й ЧУЕ-ФБЛЙ УППВЭБЕФЕ УПЧЕТЫЕООП УЕЛТЕФОЩЕ УЧЕДЕОЙС П ОБМЙЮЙЙ...

ДБ РТП ЬФП ОБМЙЮЙЕ ЧЕУШ ЗПТПД ЪОБЕФ.

Й ПЮЕОШ ЦБМШ!

Й ОЕНГЩ ФПЦЕ.

Б РПЮЕНХ ЧЩ ДХНБЕФЕ, ЮФП ПОЙ ЪОБАФ?

Б РПФПНХ ЮФП!.. - пОБ НБИОХМБ ТХЛПК. - чБН РТЙСФОП УЮЙФБФШ ДТХЗЙИ ДХТБЛБНЙ? оХ, УЮЙФБКФЕ УЕВЕ. оП ЕУМЙ ЧЩ ИПФШ ТБЪ РПДХНБЕФЕ, ЮФП ЪБ ЛПТДПОПН ОЕ ФБЛЙЕ ХЦ ДХТБЛЙ, ФБЛ МХЮЫЕ УТБЪХ ВЕЗЙФЕ Ч МБЧПЮЛХ Й РПЛХРБКФЕ УРЙЮЛЙ ОБ ЧУА ЪБТРМБФХ.

ОХ, ЪОБЕФЕ...

лПМЕ ОЕ ИПФЕМПУШ РТПДПМЦБФШ ЬФПФ ПРБУОЩК ТБЪЗПЧПТ. пО ТБУУЕСООП ПЗМСОХМУС, РПУФБТБМУС ЪЕЧОХФШ, УРТПУЙМ ТБЧОПДХЫОП:

ЬФП ЮФП ЪБ ДПНЙЛ?

УБОЮБУФШ. еУМЙ ЧЩ ПФДПИОХМЙ...

С?! - ПФ ЧПЪНХЭЕОЙС ЕЗП ЛЙОХМП Ч ЦБТ.

С ЦЕ ЧЙДЕМБ, ЮФП ЧЩ ЕМЕ ФБЭЙФЕ УЧПЙ ЧЕЭЙ.

ОХ, ЪОБЕФЕ, - ЕЭЕ ТБЪ У ЮХЧУФЧПН УЛБЪБМ лПМС Й РПДОСМ ЮЕНПДБО. - лХДБ ЙДФЙ?

РТЙЗПФПЧШФЕ ДПЛХНЕОФЩ: РЕТЕД НПУФПН ЕЭЕ ПДЙО лрр.

пОЙ НПМЮБ РПЫМЙ ЧРЕТЕД. лХУФЩ УФБМЙ ЗХЭЕ: ЧЩЛТБЫЕООБС Ч ВЕМХА ЛТБУЛХ ЛБКНБ ЛЙТРЙЮОПЗП ФТПФХБТБ СТЛП УЧЕФЙМБУШ Ч ФЕНОПФЕ. рПЧЕСМП УЧЕЦЕУФША, лПМС РПОСМ, ЮФП ПОЙ РПДИПДСФ Л ТЕЛЕ, ОП РПДХНБМ ПВ ЬФПН ЛБЛ-ФП ЧУЛПМШЪШ, РПФПНХ ЮФП ГЕМЙЛПН ВЩМ ЪБОСФ ДТХЗЙНЙ НЩУМСНЙ.

еНХ ПЮЕОШ ОЕ ОТБЧЙМБУШ ПУЧЕДПНМЕООПУФШ ЬФПК ИТПНПОПЦЛЙ. пОБ ВЩМБ ОБВМАДБФЕМШОБ, ОЕ ЗМХРБ, ПУФТБ ОБ СЪЩЛ: У ЬФЙН ПО ЗПФПЧ ВЩМ УНЙТЙФШУС. оП ЕЕ ПУЧЕДПНМЕООПУФШ П ОБМЙЮЙЙ Ч ЛТЕРПУФЙ ВТПОЕФБОЛПЧЩИ УЙМ, П РЕТЕДЙУМПЛБГЙЙ ЮБУФЕК Ч МБЗЕТС, ДБЦЕ П УРЙЮЛБИ Й УПМЙ ОЕ НПЗМБ ВЩФШ УМХЮБКОПК. юЕН ВПМШЫЕ лПМС ДХНБМ ПВ ЬФПН, ФЕН ЧУЕ ВПМЕЕ ХВЕЦДБМУС, ЮФП Й ЧУФТЕЮБ У ОЕА, Й РХФЕЫЕУФЧЙЕ РП ЗПТПДХ, Й ДМЙООЩЕ ПФЧМЕЛБАЭЙЕ ТБЪЗПЧПТЩ - ЧУЕ ОЕ УМХЮБКОП. пО РТЙРПНОЙМ УЧПЕ РПСЧМЕОЙЕ Ч ТЕУФПТБОЕ, УФТБООХА ВЕУЕДХ П ЫФБОБИ ЪБ УПУЕДОЙН УФПМПН, уЧЙГЛПЗП, ЙЗТБАЭЕЗП МЙЮОП ДМС ОЕЗП, Й У ХЦБУПН РПОСМ, ЮФП ЪБ ОЙН УМЕДЙМЙ, ЮФП ЕЗП УРЕГЙБМШОП ЧЩДЕМЙМЙ ЙЪ ЙИ МЕКФЕОБОФУЛПК ФТПЙГЩ. чЩДЕМЙМЙ, ЪБЗПЧПТЙМЙ, ХУЩРЙМЙ ВДЙФЕМШОПУФШ УЛТЙРЛПК, РПДУХОХМЙ ЛБЛХА-ФП ДЕЧЮПОЛХ, Й ФЕРЕТШ... фЕРЕТШ ПО ЙДЕФ ЪБ ОЕА ОЕЙЪЧЕУФОП ЛХДБ, ЛБЛ ВБТБО. б ЛТХЗПН - ФШНБ, Й ФЙЫЙОБ, Й ЛХУФЩ, Й, НПЦЕФ ВЩФШ, ЬФП ЧППВЭЕ ОЕ вТЕУФУЛБС ЛТЕРПУФШ, ФЕН ВПМЕЕ ЮФП ОЙЛБЛЙИ УФЕО Й ВБЫЕО ПО ФБЛ Й ОЕ ЪБНЕФЙМ.

дПЛПРБЧЫЙУШ ДП ЬФПЗП ПФЛТЩФЙС, лПМС УХДПТПЦОП РЕТЕДЕТОХМ РМЕЮБНЙ, Й РПТФХРЕС ФПФЮБУ ЦЕ РТЙЧЕФМЙЧП УЛТЙРОХМБ Ч ПФЧЕФ. й ЬФПФ ФЙИЙК УЛТЙР, ЛПФПТЩК НПЗ УМЩЫБФШ ФПМШЛП УБН лПМС, ОЕУЛПМШЛП ХУРПЛПЙМ ЕЗП. оП ЧУЕ ЦЕ ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК ПО РЕТЕЛЙОХМ ЮЕНПДБО Ч МЕЧХА ТХЛХ, Б РТБЧПК ПУФПТПЦОП ТБУУФЕЗОХМ ЛМБРБО ЛПВХТЩ.

«юФП Ц, РХУФШ ЧЕДХФ, - У ЗПТШЛПК ЗПТДПУФША РПДХНБМ ПО. - рТЙДЕФУС РПДПТПЦЕ РТПДБФШ УЧПА ЦЙЪОШ, Й ФПМШЛП...»

УФПК! рТПРХУЛ!

«чПФ ПОП...» - РПДХНБМ лПМС, У ФСЦЛЙН ЗТПИПФПН ТПОСС ЮЕНПДБО.

ДПВТЩК ЧЕЮЕТ, ЬФП С, нЙТТБ. б МЕКФЕОБОФ УП НОПК. пО РТЙЕЪЦЙК: ЧБН ОЕ ЪЧПОЙМЙ У ФПЗП лрр?

ДПЛХНЕОФЩ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

уМБВЩК МХЮ УЧЕФБ ХРБМ ОБ лПМА. лПМС РТЙЛТЩМ МЕЧПК ТХЛПК ЗМБЪБ, РТЙЗОХМУС, Б РТБЧБС ТХЛБ УБНБ УПВПК УЛПМШЪОХМБ Л ЛПВХТЕ...

МПЦЙУШ! - ЪБПТБМЙ ПФ лрр. - мПЦЙУШ, УФТЕМСА! дЕЦХТОЩК, ЛП НОЕ! уЕТЦБОФ! фТЕЧПЗБ!..

рПУФПЧПК Х ЛПОФТПМШОП-РТПРХУЛОПЗП РХОЛФБ ПТБМ, УЧЙУФЕМ, ЭЕМЛБМ ЪБФЧПТПН. лФП-ФП ХЦЕ ЫХНОП ВЕЦБМ РП НПУФХ, Й лПМС ОБ ЧУСЛЙК УМХЮБК МЕЗ ОПУПН Ч РЩМШ, ЛБЛ РПМБЗБМПУШ.

ДБ УЧПК ПО! уЧПК! - ЛТЙЮБМБ нЙТТПЮЛБ.

ПО ОБЗБО ГБРБЕФ, ФПЧБТЙЭ УЕТЦБОФ! с ЕЗП ПЛМЙЛОХМ, Б ПО - ГБРБЕФ!

РПУЧЕФЙ-ЛБ. - мХЮ УЛПМШЪОХМ РП МЕЦБЧЫЕНХ ОБ ЦЙЧПФЕ лПМЕ, Й ДТХЗПК - УЕТЦБОФУЛЙК - ЗПМПУ УЛПНБОДПЧБМ: - чУФБФШ! уДБФШ ПТХЦЙЕ!..

УЧПК С! - ЛТЙЛОХМ лПМС, РПДОЙНБСУШ. - мЕКФЕОБОФ С, РПОСФОП? рТЙВЩМ Л НЕУФХ УМХЦВЩ. чПФ ДПЛХНЕОФЩ. ЧПФ ЛПНБОДЙТПЧЛБ.

Б ЮЕЗП Ц ЪБ ОБЗБС ГБРБМУС, ЕУМЙ УЧПК?

ДБ РПЮЕУБМУС С! - ЛТЙЮБМ лПМС. - рПЮЕУБМУС, Й ЧУЕ! б ПО ЛТЙЮЙФ «МПЦЙУШ»!

ПО РТБЧЙМШОП ДЕКУФЧПЧБМ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, - УЛБЪБМ УЕТЦБОФ, ТБЪЗМСДЩЧБС лПМЙОЩ ДПЛХНЕОФЩ. - оЕДЕМА ОБЪБД ЮБУПЧПЗП Х ЛМБДВЙЭБ ЪБТЕЪБМЙ: ЧПФ ЛБЛЙЕ ФХФ ДЕМБ,

ДБ ЪОБА С, - УЕТДЙФП УЛБЪБМ лПМС. - фПМШЛП ЪБЮЕН ЦЕ УТБЪХ? юФП, РПЮЕУБФШУС ОЕМШЪС, ЮФП МЙ?..

нЙТТПЮЛБ ОЕ ЧЩДЕТЦБМБ РЕТЧПК. пОБ РТЙУЕДБМБ, ЧУРМЕУЛЙЧБМБ ТХЛБНЙ, РПРЙУЛЙЧБМБ, ЧЩФЙТБМБ УМЕЪЩ. ъБ ОЕА ВБУПН ЪБИПИПФБМ УЕТЦБОФ, ЪБЧУИМЙРЩЧБМ РПУФПЧПК, Й лПМС ЪБУНЕСМУС ФПЦЕ, РПФПНХ ЮФП ЧУЕ РПМХЮЙМПУШ ПЮЕОШ ЗМХРП Й ПЮЕОШ УНЕЫОП.

С ЦЕ РПЮЕУБМУС! рПЮЕУБМУС ФПМШЛП!..

оБДТБЕООЩЕ УБРПЗЙ, ДП РТЕДЕМБ РПДФСОХФЩЕ ВТАЛЙ, ЧЩХФАЦЕООБС ЗЙНОБУФЕТЛБ - ЧУЕ ВЩМП Ч НЕМШЮБКЫЕК ДПТПЦЛПК РЩМЙ. рЩМШ ПЛБЪБМБУШ ДБЦЕ ОБ ОПУХ Й ОБ ЛТХЗМЩИ лПМЙОЩИ ЭЕЛБИ, РПФПНХ ЮФП ПО РТЙЦЙНБМУС ЙНЙ Л ЪЕНМЕ РППЮЕТЕДОП.

ОЕ ПФТСИЙЧБКФЕУШ! - ЛТЙЛОХМБ ДЕЧХЫЛБ, ЛПЗДБ лПМС, ПФУНЕСЧЫЙУШ, РПРЩФБМУС ВЩМП ПЮЙУФЙФШ ЗЙНОБУФЕТЛХ. - рЩМШ ФПМШЛП ЧПВШЕФЕ. оБДП ЭЕФЛПК.

Б ЗДЕ С ЕЕ ОПЮША ЧПЪШНХ?

ОБКДЕН! - ЧЕУЕМП УЛБЪБМБ нЙТТПЮЛБ. - оХ, НПЦОП ОБН ЙДФЙ?

ЙДЙФЕ, - УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ. - фЩ, РТБЧДБ, РПЮЙУФЙ ЕЗП, нЙТТПЮЛБ, Б ФП ТЕВСФБ Ч ЛБЪБТНЕ ПФ УНЕИБ РПРБДБАФ.

РПЮЙЭХ, - УЛБЪБМБ ПОБ. - б ЛБЛЙЕ ЛЙОПЛБТФЙОЩ РПЛБЪЩЧБМЙ?

Х РПЗТБОЙЮОЙЛПЧ - «рПУМЕДОАА ОПЮШ», Б Ч РПМЛХ - «чБМЕТЙС юЛБМПЧБ»,

НЙТПЧПК ЖЙМШН!.. - УЛБЪБМ РПУФПЧПК. - фБН юЛБМПЧ РПД НПУФПН ОБ УБНПМЕФЕ - ЧЦЙЛ, Й ЧУЕ!..

ЦБМЛП, С ОЕ ЧЙДБМБ. оХ, УЮБУФМЙЧП ЧБН РПДЕЦХТЙФШ.

лПМС РПДОСМ ЮЕНПДБО, ЛЙЧОХМ ЧЕУЕМЩН РПУФПЧЩН Й ЧУМЕД ЪБ ДЕЧХЫЛПК ЧЪПЫЕМ ОБ НПУФ.

ЬФП ЮФП, вХЗ?

ОЕФ, ЬФП нХИБЧЕГ.

пОЙ РТПЫМЙ НПУФ, НЙОПЧБМЙ ФТЕИБТПЮОЩЕ ЧПТПФБ Й УЧЕТОХМЙ ОБРТБЧП, ЧДПМШ РТЙЪЕНЙУФПЗП ДЧХИЬФБЦОПЗП ЪДБОЙС.

ЛПМШГЕЧБС ЛБЪБТНБ, - УЛБЪБМБ нЙТТБ.

уЛЧПЪШ ТБУРБИОХФЩЕ ОБУФЕЦШ ПЛОБ ДПОПУЙМПУШ УПООПЕ ДЩИБОЙЕ УПФЕО МАДЕК. ч ЛБЪБТНБИ ЪБ ФПМУФЩНЙ ЛЙТРЙЮОЩНЙ УФЕОБНЙ ЗПТЕМП ДЕЦХТОПЕ ПУЧЕЭЕОЙЕ, Й лПМС ЧЙДЕМ ДЧХИЯСТХУОЩЕ ЛПКЛЙ, УРСЭЙИ ВПКГПЧ, БЛЛХТБФОП УМПЦЕООХА ПДЕЦДХ Й ЗТХВЩЕ ВПФЙОЛЙ, ЧЩУФТПЕООЩЕ УФТПЗП РП МЙОЕКЛЕ.

«чПФ Й НПК ЧЪЧПД ЗДЕ-ФП ЪДЕУШ УРЙФ, - ДХНБМ ПО. - й УЛПТП С ВХДХ РТЙИПДЙФШ РП ОПЮБН Й РТПЧЕТСФШ...»

лПЕ-ЗДЕ МБНРПЮЛЙ ПУЧЕЭБМЙ УЛМПОЕООЩЕ ОБД ЛОЙЗБНЙ УФТЙЦЕОЩЕ ЗПМПЧЩ ДОЕЧБМШОЩИ, РЙТБНЙДЩ У ПТХЦЙЕН ЙМЙ ВЕЪХУПЗП МЕКФЕОБОФБ, ЪБУЙДЕЧЫЕЗПУС ДП ТБУУЧЕФБ ОБД НХДТЕОПК ЮЕФЧЕТФПК ЗМБЧПК «лТБФЛПЗП ЛХТУБ ЙУФПТЙЙ члр(В)».

«чПФ Й С ФБЛ ЦЕ ВХДХ УЙДЕФШ, - ДХНБМ лПМС. - зПФПЧЙФШУС Л ЪБОСФЙСН, РЙУБФШ РЙУШНБ...»

ЬФП ЛБЛПК РПМЛ? - УРТПУЙМ ПО.

ЗПУРПДЙ, ЛХДБ ЦЕ ЬФП С ЧБУ ЧЕДХ? - ЧДТХЗ ФЙИП ЪБУНЕСМБУШ ДЕЧХЫЛБ. - лТХЗПН! ъБ НОПК ЫБЗПН НБТЫ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

лПМС ЪБФПРФБМУС, ОЕ ПЮЕОШ РПОСЧ, ЫХФЙФ ПОБ ЙМЙ ЛПНБОДХЕФ ЙН ЧУЕТШЕЪ.

ЧБУ УОБЮБМБ РПЮЙУФЙФШ ОБДП, ЧЩВЙФШ Й ЧЩЛПМПФЙФШ.

рПУМЕ ЙУФПТЙЙ Х РТЕДНПУФОПЗП ЛПОФТПМШОП-РТПРХУЛОПЗП РХОЛФБ ПОБ ПЛПОЮБФЕМШОП РЕТЕУФБМБ УФЕУОСФШУС Й ХЦЕ РПЛТЙЛЙЧБМБ. чРТПЮЕН, лПМС ОЕ ПВЙЦБМУС, УЮЙФБС, ЮФП ЛПЗДБ УНЕЫОП, ФП ОБДП ПВСЪБФЕМШОП УНЕСФШУС.

Б ЗДЕ ЧЩ НЕОС УПВЙТБЕФЕУШ ЧЩЛПМБЮЙЧБФШ?

УМЕДХКФЕ ЪБ НОПК, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

пОЙ УЧЕТОХМЙ У ФТПРЙОЛЙ, ЙДХЭЕК ЧДПМШ ЛПМШГЕЧПК ЛБЪБТНЩ. уРТБЧБ ЧЙДОЕМБУШ ГЕТЛПЧШ, ЪБ ОЕА ЕЭЕ ЛБЛЙЕ-ФП ЪДБОЙС; ЗДЕ-ФП ОЕЗТПНЛП РЕТЕЗПЧБТЙЧБМЙУШ ВПКГЩ, ЗДЕ-ФП УПЧУЕН ТСДПН ЖЩТЛБМЙ Й ЧЪДЩИБМЙ МПЫБДЙ. тЕЪЛП ЪБРБИМП ВЕОЪЙОПН, УЕОПН, ЛПОУЛЙН РПФПН, Й лПМС РТЙПВПДТЙМУС, РПЮХЧУФЧПЧБЧ ОБЛПОЕГ ОБУФПСЭЙЕ ЧПЙОУЛЙЕ ЪБРБИЙ.

Ч УФПМПЧХА ЙДЕН, ЮФП МЙ? - ЛБЛ НПЦОП ОЕЪБЧЙУЙНЕЕ УРТПУЙМ ПО, РТЙРПНОЙЧ, ЮФП ДЕЧХЫЛБ УРЕГЙБМЙЪЙТХЕФУС ОБ УХРБИ.

ТБЪЧЕ ФБЛПЗП ЗТСЪОХМА Ч УФПМПЧХА РХУФСФ? - ЧЕУЕМП УРТПУЙМБ ПОБ. - оЕФ, НЩ УОБЮБМБ Ч УЛМБД ЪБКДЕН. Й ФЕФС иТЙУФС ЙЪ ЧБУ РЩМШ ЧЩВШЕФ. оХ, Б РПФПН, НПЦЕФ ВЩФШ, Й ЮБКЛПН ХЗПУФЙФ.

ОЕФ ХЦ, УРБУЙВП, - УПМЙДОП УЛБЪБМ лПМС. - нОЕ Л ДЕЦХТОПНХ РП РПМЛХ ОБДП: С ПВСЪБФЕМШОП ДПМЦЕО РТЙВЩФШ УЕЗПДОСЫОЙН ЮЙУМПН.

ФБЛ УЕЗПДОСЫОЙН Й РТЙВХДЕФЕ: УХВВПФБ ХЦ ДЧБ ЮБУБ ЛБЛ ЛПОЮЙМБУШ.

ОЕ ЧБЦОП. чБЦОП ДП ХФТБ, РПОЙНБЕФЕ? чУСЛЙК ДЕОШ У ХФТБ ОБЮЙОБЕФУС.

Б ЧПФ Х НЕОС ОЕ ЧУСЛЙК. пУФПТПЦОП, УФХРЕОШЛЙ, й РТЙЗОЙФЕУШ, РПЦБМХКУФБ.

чУМЕД ЪБ ДЕЧХЫЛПК ПО УФБМ УРХУЛБФШУС ЛХДБ-ФП РПД ЪЕНМА РП ЛТХФПК Й ХЪЛПК МЕУФОЙГЕ. ъБ НБУУЙЧОПК ДЧЕТША, ЛПФПТХА ПФЛТЩМБ нЙТТБ, МЕУФОЙГБ ПУЧЕЭБМБУШ УМБВПК МБНРПЮЛПК, Й лПМС У ХДЙЧМЕОЙЕН ПЗМСДЩЧБМ ОЙЪЛЙК, УЧПДЮБФЩК РПФПМПЛ, ЛЙТРЙЮОЩЕ УФЕОЩ Й ФСЦЕМЩЕ ЛБНЕООЩЕ УФХРЕОЙ.

РПДЪЕНОЩК ИПД?

УЛМБД. - нЙТТБ ТБУРБИОХМБ ЕЭЕ ПДОХ ДЧЕТШ, ЛТЙЛОХМБ: - ъДТБЧУФЧХКФЕ, ФЕФС иТЙУФС! с ЗПУФС ЧЕДХ!..

й ПФУФХРЙМБ, РТПРХУЛБС лПМА ЧРЕТЕД. оП лПМС ЪБФПРФБМУС, УРТПУЙМ ОЕТЕЫЙФЕМШОП:

УАДБ, ЪОБЮЙФ?

УАДБ, УАДБ. дБ ОЕ ВПКФЕУШ ЦЕ ЧЩ!

С ОЕ ВПАУШ, - УЕТШЕЪОП УЛБЪБМ лПМС.

пО ЧПЫЕМ Ч ПВЫЙТОПЕ, РМПИП ПУЧЕЭЕООПЕ РПНЕЭЕОЙЕ, РТЙДБЧМЕООПЕ ФСЦЕМЩН УЧПДЮБФЩН РПФПМЛПН. фТЙ УМБВЕОШЛЙЕ МБНРПЮЛЙ У ФТХДПН ТБУУЕЙЧБМЙ РПДЧБМШОЩК УХНТБЛ, Й лПМС ЧЙДЕМ ФПМШЛП ВМЙЦБКЫХА УФЕОХ У ХЪЛЙНЙ, ЛБЛ ВПКОЙГЩ, ПФДХЫЙОБНЙ РПД УБНЩН РПФПМЛПН. ч УЛМЕРЕ ЬФПН ВЩМП РТПИМБДОП, ОП УХИП: ЛЙТРЙЮОЩК РПМ ЛПЕ-ЗДЕ РПЛТЩЧБМ НЕМЛЙК ТЕЮОПК РЕУПЛ.

ЧПФ Й НЩ, ФЕФС иТЙУФС! - ЗТПНЛП УЛБЪБМБ нЙТТБ, ЪБЛТЩЧБС ДЧЕТШ. - ъДТБЧУФЧХКФЕ, бООБ рЕФТПЧОБ! ъДТБЧУФЧХКФЕ, уФЕРБО нБФЧЕЙЮ! ъДТБЧУФЧХКФЕ, МАДЙ!

зПМПУ ЕЕ ЗХМЛП РТПРМЩМ РПД УЧПДБНЙ ЛБЪЕНБФБ Й ОЕ ЪБЗМПИ, Б ЛБЛ ВЩ ТБУФБСМ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, - УЛБЪБМ лПМС.

зМБЪБ ОЕНОПЗП РТЙЧЩЛМЙ Л РПМХНТБЛХ, Й ПО ТБЪМЙЮЙМ ДЧХИ ЦЕОЭЙО - ФПМУФХА Й ОЕ ПЮЕОШ ФПМУФХА - Й ХУБФПЗП УФБТЫЙОХ, РТЙУЕЧЫЕЗП ОБ ЛПТФПЮЛЙ РЕТЕД ЦЕМЕЪОПК РЕЮХТЛПК.

Б, ЭЕВЕФХИБ РТЙЫМБ, - ХУНЕИОХМУС ХУБФЩК. цЕОЭЙОЩ УЙДЕМЙ ЪБ ВПМШЫЙН УФПМПН, ЪБЧБМЕООЩН НЕЫЛБНЙ, РБЛЕФБНЙ, ЛПОУЕТЧОЩНЙ ВБОЛБНЙ, РБЮЛБНЙ ЮБС. пОЙ ЮФП-ФП УЧЕТСМЙ РП ВХНБЦЛБН Й ОЙЛБЛ ОЕ ПФТЕБЗЙТПЧБМЙ ОБ ЙИ РПСЧМЕОЙЕ. й УФБТЫЙОБ ОЕ ЧЩФСОХМУС, ЛБЛ РПМБЗБМПУШ РТЙ РПСЧМЕОЙЙ УФБТЫЕЗП РП ЪЧБОЙА, Б УРПЛПКОП ЛПЧЩТСМУС У РЕЮЛПК, ЪБФБМЛЙЧБС Ч ОЕЕ ПВМПНЛЙ СЭЙЛПЧ. оБ РЕЮХТЛЕ УФПСМ ПЗТПНОЩК ЦЕУФСОПК ЮБКОЙЛ.

ЪДТБЧУФЧХКФЕ, ЪДТБЧУФЧХКФЕ! - нЙТТБ ПВОСМБ ЦЕОЭЙО ЪБ РМЕЮЙ Й РП ПЮЕТЕДЙ РПГЕМПЧБМБ. - хЦЕ ЧУЕ РПМХЮЙМЙ?

С ФЕВЕ ЛПЗДБ ЧЕМЕМБ РТЙИПДЙФШ? - УФТПЗП УРТПУЙМБ ФПМУФБС. - с ФЕВЕ Л ЧПУШНЙ ЧЕМЕМБ РТЙИПДЙФШ, Б ФЩ Л ТБУУЧЕФХ СЧМСЕЫШУС Й УПЧУЕН ОЕ УРЙЫШ.

БК, ФЕФС иТЙУФС, ОЕ ТХЗБКФЕУШ. с ЕЭЕ ПФПУРМАУШ.

ЛПНБОДЙТБ ЗДЕ-ФП РПДГЕРЙМБ, - ОЕ ВЕЪ ХДПЧПМШУФЧЙС ПФНЕФЙМБ ФБ, ЮФП ВЩМБ РПНПМПЦЕ: бООБ рЕФТПЧОБ. - лБЛПЗП РПМЛБ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ?

С Ч УРЙУЛБИ ЕЭЕ ОЕ ЪОБЮХУШ, - УПМЙДОП УЛБЪБМ лПМС. - фПМШЛП ЮФП РТЙВЩМ...

Й ХЦЕ ЙУРБЮЛБМУС, - ЧЕУЕМП РЕТЕВЙМБ ДЕЧХЫЛБ. - хРБМ ОБ ТПЧОПН НЕУФЕ.

ВЩЧБЕФ, - ВМБЗПДХЫОП УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ.

пО ЮЙТЛОХМ УРЙЮЛПК, Й Ч РЕЮХТЛЕ ЪБЗХДЕМП РМБНС.

ЭЕФПЮЛХ ВЩ, - ЧЪДПИОХМ лПМС.

ЪДПТПЧП ЙЪЧБМСМУС, - УЕТДЙФП РТПЧПТЮБМБ ФЕФС иТЙУФС. - б РЩМШ ОБЫБ ЧЯЕДМЙЧБ ПУПВП.

ЧЩТХЮБК ЕЗП, нЙТТПЮЛБ, - ХМЩВОХМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. - йЪ-ЪБ ФЕВС, ЧЙДОП, ПО ОБ ТПЧОПН НЕУФЕ РБДБМ.

мАДЙ ЪДЕУШ ВЩМЙ УЧПЙНЙ Й РПЬФПНХ ТБЪЗПЧБТЙЧБМЙ МЕЗЛП, ОЕ ВПСУШ ЪБДЕФШ УПВЕУЕДОЙЛБ. лПМС РПЮХЧУФЧПЧБМ ЬФП УТБЪХ, ОП РПЛБ ЕЭЕ УФЕУОСМУС Й ПФНБМЮЙЧБМУС. фЕН ЧТЕНЕОЕН нЙТТБ ТБЪЩУЛБМБ ЭЕФЛХ, ЧЩНЩМБ ЕЕ РПД ЧЙУЕЧЫЙН Ч ХЗМХ ТХЛПНПКОЙЛПН Й УПЧУЕН РП-ЧЪТПУМПНХ УЛБЪБМБ:

РПКДЕН ХЦ ЮЙУФЙФШУС, ЗПТЕ... ЮШЕ-ФП.

С УБН! - РПУРЕЫОП УЛБЪБМ ПО. - уБН, УМЩЫЙФЕ? оП ДЕЧХЫЛБ, РТЙРБДБС ОБ МЕЧХА ОПЗХ, ОЕЧПЪНХФЙНП ЫМБ Л ДЧЕТСН, Й лПМС, ОЕДПЧПМШОП ЧЪДПИОХЧ, РПРМЕМУС УМЕДПН.

ЧП, ПВТБФБМБ! - У ХДПЧПМШУФЧЙЕН ПФНЕФЙМ УФБТЫЙОБ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - рТБЧЙМШОП, ЭЕВЕФХИБ: У ОБЫЙН ВТБФПН ФПМШЛП ФБЛ Й ОБДП.

оЕУНПФТС ОБ РТПФЕУФЩ, нЙТТБ ЬОЕТЗЙЮОП ЧЩЮЙУФЙМБ ЕЗП, УХИП ЛПНБОДХС: «тХЛЙ!», «рПЧЕТОЙФЕУШ!», «оЕ ЧЕТФЙФЕУШ!» лПМС УОБЮБМБ УРПТЙМ, Б РПФПН РТЙНПМЛ, РПОСЧ, ЮФП УПРТПФЙЧМЕОЙЕ ВЕУУНЩУМЕООП. рПЛПТОП РПДОЙНБМ ТХЛЙ, ЧЕТФЕМУС ЙМЙ, ОБПВПТПФ, ОЕ ЧЕТФЕМУС, УЕТДЙФП УЛТЩЧБС ТБЪДТБЦЕОЙЕ. оЕФ, ПО ОЕ ПВЙЦБМУС ОБ ЬФХ ДЕЧЮПОЛХ ЪБ ФП, ЮФП ПОБ Ч ДБООЩК НПНЕОФ ОЕ ВЕЪ ХДПЧПМШУФЧЙС ЧЕТФЕМБ ЙН, ЛБЛ ИПФЕМБ. оП РТПТЩЧБЧЫЙЕУС Ч ЕЕ ФПОЕ ОПФЛЙ, СЧОП РПЛТПЧЙФЕМШУФЧЕООЩЕ, ЧЩЧПДЙМЙ ЕЗП ЙЪ ТБЧОПЧЕУЙС. нБМП ФПЗП, ЮФП ПО ВЩМ НЙОЙНХН ОБ ФТЙ ЗПДБ УФБТЫЕ ЕЕ, - ПО ВЩМ ЛПНБОДЙТПН, РПМОПЧМБУФОЩН ТБУРПТСДЙФЕМЕН УХДЕВ ГЕМПЗП ЧЪЧПДБ, Б ДЕЧЮПОЛБ ЧЕМБ УЕВС ФБЛ, ВХДФП ОЕ ПО, Б ПОБ ВЩМБ ЬФЙН ЛПНБОДЙТПН, Й лПМС ПЮЕОШ ПВЙЦБМУС.

Й ОЕ ЧЪДЩИБКФЕ! с ЦЕ ЙЪ ЧБУ РЩМШ ЧЩЛПМБЮЙЧБА, Б ЧЩ ЧЪДЩИБЕФЕ. б ЬФП ЧТЕДОП.

ЧТЕДОП, - ОЕ ВЕЪ ЪОБЮЕОЙС РПДФЧЕТДЙМ ПО. - пИ, Й ЧТЕДОП!

уЧЕФБМП, ЛПЗДБ ПОЙ ФПК ЦЕ ЛТХЗМПК МЕУФОЙГЕК УРХУФЙМЙУШ Ч УЛМБД. оБ УФПМЕ ПУФБМУС ФПМШЛП ИМЕВ, УБИБТ ДБ ЛТХЦЛЙ, Й ЧУЕ УЙДЕМЙ ЧПЛТХЗ Й ОЕФПТПРМЙЧП ТБЪЗПЧБТЙЧБМЙ, ПЦЙДБС, ЛПЗДБ ЦЕ ОБЛПОЕГ ЪБЛЙРЙФ ПЗТПНОЩК ЦЕУФСОПК ЮБКОЙЛ. лТПНЕ ЦЕОЭЙО Й ХУБФПЗП УФБТЫЙОЩ, ЪДЕУШ ПЛБЪБМПУШ ЕЭЕ ДЧПЕ: ИНХТЩК УФБТЫЙК УЕТЦБОФ Й НПМПДЕОШЛЙК, УНЕЫОП ПУФТЙЦЕООЩК РПД НБЫЙОЛХ ЛТБУОПБТНЕЕГ. лТБУОПБТНЕЕГ ЧУЕ ЧТЕНС ПФЮБСООП ЪЕЧБМ, Б УФБТЫЙК УЕТЦБОФ УЕТДЙФП ТБУУЛБЪЩЧБМ:

ТЕВСФБ Ч ЛЙОП РПЫМЙ, Б НЕОС ОБЮВПК ИЧБФБЕФ. уФПК, ЗПЧПТЙФ, жЕДПТЮХЛ, ДЕМП, ЗПЧПТЙФ, ДП ФЕВС. юФП, ДХНБА, ЪБ ДЕМП? б ДЕМП ЧПО ЛБЛПЕ: ТБЪТСДЙ, ЗПЧПТЙФ, жЕДПТЮХЛ, ЧУЕ ДЙУЛЙ, ЧЩВЕК, ЗПЧПТЙФ, ЙЪ МЕОФ ЧУЕ РБФТПОЩ, РЕТЕФТЙ, ЗПЧПТЙФ, ЙИ ОБЮЙУФП, ОБМПЦЙ УНБЪЛХ Й УОПЧБ ОБВЕК. чП! фХФ ОБ ГЕМХА ТПФХ ФТЙ ДОС ВЕЪ РЕТЕЛХТБ ЪБОСФЙК. б С - ПДЙО: ДЧЕ ТХЛЙ, ПДОБ ВБЫЛБ. рПНПЭШ, ЗПЧПТА, НОЕ. й ДБАФ НОЕ Ч РПНПЭШ ЧПФ ЬФПЗП РЕФХИБ, чБУА чПМЛПЧБ, РЕТЧПЗПДЛБ УФТЙЦЕОПЗП. б ЮФП ПО ХНЕЕФ? пО УРБФШ ХНЕЕФ, РБМШГЩ УЕВЕ ЛЙСОЛПК ПФЫЙВБФШ ХНЕЕФ, Б ВПМШЫЕ ОЙЮЕЗП ПО РПЛБ ОЕ ХНЕЕФ. чЕТОП ЗПЧПТА, чПМЛПЧ?

ч ПФЧЕФ ВПЕГ чБУС чПМЛПЧ УП ЧЛХУПН ЪЕЧОХМ, РПЮНПЛБМ ФПМУФЩНЙ ЗХВБНЙ Й ОЕПЦЙДБООП ХМЩВОХМУС:

УРБФШ ПИПФБ.

УРБФШ! - У ОЕХДПЧПМШУФЧЙЕН УЛБЪБМ жЕДПТЮХЛ. - уРБФШ Х НБНЕОШЛЙ ВХДЕЫШ. б Х НЕОС ФЩ, чБУСФЛБ, ВХДЕЫШ РБФТПОЩ ЙЪ РХМЕНЕФОЩИ МЕОФ ЧЩЛПМБЮЙЧБФШ БЦ ДП РПДЯЕНБ. рПОСМ? чПФ ЮБКЛХ УЕКЮБУ РПРШЕН Й ПВТБФОП ЪБУФХРЙН Ч ОБТСД. иТЙУФЙОБ сОПЧОБ, ФЩ ОБН УЕЗПДОС ЪБЧБТПЮЛЙ ОЕ РПЦБМЕК.

ДЕЗПФШ ОБМША, - УЛБЪБМБ ФЕФС иТЙУФС, ЧЩУЩРБС Ч ЛЙРСЭЙК ЮБКОЙЛ ГЕМЩК ЛХВЙЛ ЪБЧБТЛЙ. - уЕКЮБУ ОБУФПЙФУС, Й РЕТЕЛХУЙН. лХДБ ЬФП ЧЩ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ?

УРБУЙВП, - УЛБЪБМ лПМС. - нОЕ Ч РПМЛ ОБДП, Л ДЕЦХТОПНХ.

ХУРЕЕФУС, - УЛБЪБМБ бООБ рЕФТПЧОБ. - уМХЦВБ ПФ ЧБУ ОЕ ХВЕЦЙФ.

ОЕФ, ОЕФ. - лПМС ХРТСНП РПНПФБМ ЗПМПЧПК. - с Й ФБЛ ПРПЪДБМ: ч УХВВПФХ ДПМЦЕО ВЩМ РТЙВЩФШ, Б УЕКЮБУ ХЦЕ ЧПУЛТЕУЕОШЕ.

УЕКЮБУ Й ОЕ УХВВПФБ Й ОЕ ЧПУЛТЕУЕОШЕ, Б ФЙИБС ОПЮШ, - УЛБЪБМ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - б ОПЮША Й ДЕЦХТОЩН РПДТЕНБФШ РПМПЦЕОП.

УБДЙФЕУШ МХЮЫЕ Л УФПМХ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ, - ХМЩВОХМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. - юБКЛХ РПРШЕН, РПЪОБЛПНЙНУС. пФЛХДБ ВХДЕФЕ-ФП?

ЙЪ нПУЛЧЩ. - лПМС ОЕНОПЗП РПНСМУС Й УЕМ Л УФПМХ.

ЙЪ нПУЛЧЩ, - У ХЧБЦЕОЙЕН РТПФСОХМ жЕДПТЮХЛ. - оХ, ЛБЛ ФБН?

ОХ, ЧППВЭЕ.

ИПТПЫЕЕФ, - УЕТШЕЪОП УЛБЪБМ лПМС.

Б ЛБЛ У РТПНФПЧБТБНЙ? - РПЙОФЕТЕУПЧБМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. - ъДЕУШ У РТПНФПЧБТБНЙ ПЮЕОШ РТПУФП. чЩ ЬФП ХЮФЙФЕ, ФПЧБТЙЭ МЕКФЕОБОФ.

Б ЕНХ-ФП ЪБЮЕН РТПНФПЧБТЩ? - ХМЩВОХМБУШ нЙТТБ, УБДСУШ ЪБ УФПМ. - еНХ ОБЫЙ РТПНФПЧБТЩ ОЙ Л ЮЕНХ.

ОХ, ЛБЛ УЛБЪБФШ, - РПЛБЮБМ ЗПМПЧПК уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - лПУФАН ВПУФПОПЧЩК УРТБЧЙФШ - ВПМШЫПЕ ДЕМП. уЕТШЕЪОПЕ ДЕМП.

ЗТБЦДБОУЛПЗП ОЕ МАВМА, - УЛБЪБМ лПМС. - й РПФПН, НЕОС ЗПУХДБТУФЧП ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ РПМОПУФША.

ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ, - ОЕЙЪЧЕУФОП РПЮЕНХ ЧЪДПИОХМБ ФЕФС иТЙУФС. - тЕНОСНЙ ПОП ЧБУ ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ: ЧУЕ Ч УВТХЕ ИПДЙФЕ.

уПООЩК ЛТБУОПБТНЕЕГ чБУС РЕТЕВТБМУС ПФ РЕЮХТЛЙ Л УФПМХ. уЕМ ОБРТПФЙЧ, ЗМСДЕМ Ч ХРПТ, ЮБУФП НПТЗБС. лПМС ЧУЕ ЧТЕНС ЧУФТЕЮБМ ЕЗП ЧЪЗМСД Й, ИНХТСУШ, ПФЧПДЙМ ЗМБЪБ. б НПМПДЕОШЛЙК ВПЕГ ОЙЮЕЗП ОЕ УФЕУОСМУС Й ТБЪЗМСДЩЧБМ МЕКФЕОБОФБ УЕТШЕЪОП Й ДПУЛПОБМШОП, ЛБЛ ТЕВЕОПЛ.

оЕФПТПРМЙЧЩК ТБУУЧЕФ ОЕИПФС ЧРПМЪБМ Ч РПДЪЕНЕМШЕ УЛЧПЪШ ХЪЛЙЕ ПФДХЫЙОЩ. оБЛБРМЙЧБСУШ РПД УЧПДЮБФЩН РПФПМЛПН, НЕДМЕООП ТБЪДЧЙЗБМ ФШНХ, ОП ПОБ ОЕ ТБУУЕЙЧБМБУШ, Б ФСЦЕМП ПУЕДБМБ Ч ХЗМБИ. цЕМФЩЕ МБНРПЮЛЙ УПЧУЕН ЪБФЕТСМЙУШ Ч ВЕМЕУПН РПМХНТБЛЕ. уФБТЫЙОБ ЧЩЛМАЮЙМ ЙИ, ОП ФЕНОПФБ ВЩМБ ЕЭЕ ЗХУФПК Й ОЕДПВТПК, Й ЦЕОЭЙОЩ ЪБРТПФЕУФПЧБМЙ:

ЬЛПОПНЙФШ ОБДП ЬОЕТЗЙА, - РТПЧПТЮБМ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ, ЧОПЧШ ЪБЦЙЗБС УЧЕФ.

УЕЗПДОС УЧЕФ Ч ЗПТПДЕ РПЗБУ, - УЛБЪБМ лПМС. - оБЧЕТОП, БЧБТЙС.

ЧПЪНПЦОПЕ ДЕМП, - МЕОЙЧП УПЗМБУЙМУС УФБТЫЙОБ. - х ОБУ УЧПС РПДУФБОГЙС.

Б С МАВМА, ЛПЗДБ ФЕНОП, - РТЙЪОБМБУШ нЙТТБ. - лПЗДБ ФЕНОП - ОЕ УФТБЫОП.

ОБПВПТПФ! - УЛБЪБМ лПМС, ОП ФХФ ЦЕ УРПИЧБФЙМУС. - фП ЕУФШ, ЛПОЕЮОП, С ОЕ П УФТБИЕ. ьФП ЧУСЛЙЕ НЙУФЙЮЕУЛЙЕ РТЕДУФБЧМЕОЙС ОБУЮЕФ ФЕНОПФЩ.

чБУС чПМЛПЧ УОПЧБ ПЮЕОШ ЗТПНЛП Й ПЮЕОШ УМБДЛП ЪЕЧОХМ, Б жЕДПТЮХЛ УЛБЪБМ У ФПК ЦЕ ОЕДПЧПМШОПК ЗТЙНБУПК:

ФЕНОПФБ - ЧПТБН ХДПВУФЧП. чПТПЧБФШ ДБ ЗТБВЙФШ - ДМС ФПЗП Й ОПЮШ.

Й ЕЭЕ ЛПК ДМС ЮЕЗП, - ХМЩВОХМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ.

ИБ! - жЕДПТЮХЛ ЪБЦБМ УНЕЫПЛ, РПЛПУЙМУС ОБ нЙТТХ. - фПЮОП, бООБ рЕФТПЧОБ. й ЬФП, УФБМП ВЩФШ, ЧПТХЕН, ФБЛ РПОЙНБФШ ОБДП?

ОЕ ЧПТХЕН, - УПМЙДОП УЛБЪБМ УФБТЫЙОБ. - рТСЮЕН.

ДПВТПЕ ДЕМП ОЕ РТСЮХФ, - ОЕРТЙНЙТЙНП РТПЧПТЮБМ жЕДПТЮХЛ.

ПФ УЗМБЪХ, - ЧЕУЛП УЛБЪБМБ ФЕФС иТЙУФС, ЪБЗМСДЩЧБС Ч ЮБКОЙЛ. - пФ УЗМБЪХ Й ДПВТПЕ ДЕМП РПДБМШЫЕ РТСЮХФ. й РТБЧЙМШОП ДЕМБАФ. зПФПЧ ОБЫ ЮБЕЛ, ВЕТЙФЕ УБИБТ.

бООБ рЕФТПЧОБ ТБЪДБМБ РП ЛХУЛХ ЛПМАЮЕЗП УЙОЕЧБФПЗП УБИБТБ, ЛПФПТЩК лПМС РПМПЦЙМ Ч ЛТХЦЛХ, Б ПУФБМШОЩЕ УФБМЙ ДТПВЙФШ ОБ ВПМЕЕ НЕМЛЙЕ ЮБУФЙ. уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ РТЙОЕУ ЮБКОЙЛ, ТБЪМЙМ ЛЙРСФПЛ.

ВЕТЙФЕ ИМЕВХЫЛП, - УЛБЪБМБ ФЕФС иТЙУФС. - чЩРЕЮЛБ УЕЗПДОС ХДБМБУШ, ОЕ РЕТЕЛЧБУЙМЙ.

ЮХТ, НОЕ ЗПТВХЫЛХ! - ВЩУФТП УЛБЪБМБ нЙТТБ. ъБЧМБДЕЧ ЗПТВХЫЛПК, ПОБ РПВЕДПОПУОП РПУНПФТЕМБ ОБ лПМА. оП лПМС ВЩМ ЧЩЫЕ ЬФЙИ ДЕФУЛЙИ ЪБВБЧ Й РПЬФПНХ МЙЫШ РПЛТПЧЙФЕМШУФЧЕООП ХМЩВОХМУС. бООБ рЕФТПЧОБ РПЛПУЙМБУШ ОБ ОЙИ Й ФПЦЕ ХМЩВОХМБУШ, ОП ЛБЛ ВЩ РТП УЕВС, Й лПМЕ ЬФП ОЕ РПОТБЧЙМПУШ.

«вХДФП С ЪБ ОЕК ВЕЗБА, - ПВЙЦЕООП РПДХНБМ ПО РТП нЙТТХ. - й ЮЕЗП ЧУЕ ЧЩДХНЩЧБАФ?..»

Б НБТЗБТЙОЮЙЛХ ОЕФ Х ФЕВС, ИПЪСАЫЛБ? - УРТПУЙМ жЕДПТЮХЛ. - пДОЙН ИМЕВХЫЛПН УЙМ ОЕ ОБРБУЕЫШУС...

РПЗМСДЙН. нПЦЕФ, Й ЕУФШ.

фЕФС иТЙУФС РПЫМБ Ч УЕТХА ЗМХВЙОХ РПДЧБМБ; ЧУЕ ЦДБМЙ ЕЕ Й Л ЮБА ОЕ РТЙФТБЗЙЧБМЙУШ. вПЕГ чБУС чПМЛПЧ, РПМХЮЙЧ ЛТХЦЛХ Ч ТХЛЙ, ЪЕЧОХМ Ч РПУМЕДОЙК ТБЪ Й ПЛПОЮБФЕМШОП РТПУОХМУС.

ДБ ЧЩ РЕКФЕ, РЕКФЕ, - УЛБЪБМБ ЙЪ ЗМХВЙОЩ ФЕФС иТЙУФС. - рПЛБ ФХФ ОБКДЕЫШ...

ъБ ХЪЛЙНЙ ЭЕМСНЙ ПФДХЫЙО ИПМПДОП РПМПУОХМП ЗПМХВПЧБФПЕ РМБНС. лПМЩИОХМЙУШ МБНРПЮЛЙ ОБД РПФПМЛПН.

ЗТПЪБ, ЮФП МЙ? - ХДЙЧЙМБУШ бООБ рЕФТПЧОБ. фСЦЛЙК ЗТПИПФ ПВТХЫЙМУС ОБ ЪЕНМА. чНЙЗ РПЗБУ УЧЕФ, ОП УЛЧПЪШ ПФДХЫЙОЩ Ч РПДЧБМ ФП Й ДЕМП ЧТЩЧБМЙУШ ПУМЕРЙФЕМШОЩЕ ЧУРЩЫЛЙ. чЪДТПЗОХМЙ УФЕОЩ ЛБЪЕНБФБ, У РПФПМЛБ УЩРБМБУШ ЫФХЛБФХТЛБ, Й УЛЧПЪШ ПЗМХЫЙФЕМШОЩК ЧПК Й ТЕЧ ЧУЕ СУОЕЕ Й СУОЕЕ РТПТЩЧБМЙУШ ТБУЛБФЙУФЩЕ ЧЪТЩЧЩ ФСЦЕМЩИ УОБТСДПЧ.

б ПОЙ НПМЮБМЙ. нПМЮБМЙ, УЙДС ОБ УЧПЙИ НЕУФБИ, НБЫЙОБМШОП УФТСИЙЧБС У ЧПМПУ УЩРБЧЫХАУС У РПФПМЛБ РЩМШ. ч ЪЕМЕОПН УЧЕФЕ, ЧТЩЧБЧЫЕНУС Ч РПДЧБМ, МЙГБ ЛБЪБМЙУШ ВМЕДОЩНЙ Й ОБРТСЦЕООЩНЙ, УМПЧОП ЧУЕ УФБТБФЕМШОП РТЙУМХЫЙЧБМЙУШ Л ЮЕНХ-ФП, ХЦЕ ОБЧЕЛЙ ЪБЗМХЫЕООПНХ ФХЗЙН ТЕЧПН БТФЙММЕТЙКУЛПК ЛБОПОБДЩ.

УЛМБД! - ЧДТХЗ ЪБЛТЙЮБМ жЕДПТЮХЛ, ЧУЛБЛЙЧБС. - уЛМБД ВПЕРЙФБОЙС ЧЪПТЧБМУС! фПЮОП ЗПЧПТА! мБНРХ С ФБН ПУФБЧЙМ! мБНРХ!..

тЧБОХМП ЗДЕ-ФП УПЧУЕН ТСДПН. ъБФТЕЭБМБ НБУУЙЧОБС ДЧЕТШ, УБН УПВПК УДЧЙОХМУС УФПМ, ТХИОХМБ ЫФХЛБФХТЛБ У РПФПМЛБ. цЕМФЩК ХДХЫМЙЧЩК ДЩН РПРПМЪ Ч ПФДХЫЙОЩ.

ЧПКОБ! - ЛТЙЛОХМ уФЕРБО нБФЧЕЕЧЙЮ. - чПКОБ ЬФП, ФПЧБТЙЭЙ, ЧПКОБ!

лПМС ЧУЛПЮЙМ, ПРТПЛЙОХЧ ЛТХЦЛХ. юБК РТПМЙМУС ОБ ФБЛ УФБТБФЕМШОП ЧЩЮЙЭЕООЩЕ ВТАЛЙ, ОП ПО ОЕ ЪБНЕФЙМ.

УФПК, МЕКФЕОБОФ! - уФБТЫЙОБ ОБ ИПДХ УИЧБФЙМ ЕЗП. - лХДБ?

РХУФЙФЕ! - ЛТЙЮБМ лПМС, ЧЩТЩЧБСУШ. - рХУФЙФЕ НЕОС! рХУФЙФЕ! с Ч РПМЛ ДПМЦЕО! ч РПМЛ! с ЦЕ Ч УРЙУЛБИ ЕЭЕ ОЕ ЪОБЮХУШ! ч УРЙУЛБИ ОЕ ЪОБЮХУШ, РПОЙНБЕФЕ?!

пФФПМЛОХЧ УФБТЫЙОХ, ПО ТЧБОХМ ЪБУЩРБООХА ПВМПНЛБНЙ ЛЙТРЙЮБ ДЧЕТШ, ВПЛПН РТПФЙУОХМУС ОБ МЕУФОЙГХ Й РПВЕЦБМ ОБЧЕТИ РП ОЕХДПВОЩН УФЕТФЩН УФХРЕОСН. рПД ОПЗБНЙ ЗТПНЛП ИТХУФЕМБ ЫФХЛБФХТЛБ.

оБТХЦОХА ДЧЕТШ УНЕМП ЧЪТЩЧОПК ЧПМОПК, Й лПМС ЧЙДЕМ ПТБОЦЕЧЩЕ УРПМПИЙ РПЦБТПЧ. хЪЛЙК ЛПТЙДПТ ХЦЕ ЪБЧПМБЛЙЧБМП ДЩНПН, РЩМША Й ФПЫОПФЧПТОЩН ЪБРБИПН ЧЪТЩЧЮБФЛЙ. фСЦЛП ЧЪДТБЗЙЧБМ ЛБЪЕНБФ, ЧУЕ ЧПЛТХЗ ОЩМП Й УФПОБМП, Й ВЩМП 22 ЙАОС 1941 ЗПДБ: ЮЕФЩТЕ ЮБУБ РСФОБДГБФШ НЙОХФ РП НПУЛПЧУЛПНХ ЧТЕНЕОЙ...

Аннотация
На крайнем западе нашей страны стоит Брестская крепость. Совсем недалеко от Москвы: меньше суток идет поезд.
Здесь громко не говорят: слишком оглушающими были дни сорок первого года и слишком многое помнят эти камни. Сдержанные экскурсоводы сопровождают группы по местам боев, и вы можете спуститься в подвалы 333-го полка, прикоснуться к оплавленным огнеметами кирпичам, пройти к Тереспольским и Холмским воротам или молча постоять под сводами бывшего костела.
Крепость не пала. Крепость истекла кровью. Историки не любят легенд, но вам непременно расскажут о неизвестном защитнике, которого немцам удалось взять только на десятом месяце войны. На десятом, в апреле 1942 года. Почти год сражался этот человек. Год боев в неизвестности, без соседей слева и справа, без приказов и тылов, без смены и писем из дома. Время не донесло ни его имени, ни звания, но мы знаем, что это был русский солдат...
Борис Васильев
В списках не значился
Часть первая
1
За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказ о присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания он ждал давно, но вслед за приказом приятные неожиданности посыпались в таком изобилии, что Коля просыпался по ночам от собственного смеха.
После утреннего построения, на котором был зачитан приказ, их сразу же повели в вещевой склад. Нет, не в общий, курсантский, а в тот, заветный, где выдавались немыслимой красоты хромовые сапоги, хрустящие портупеи, негнущиеся кобуры, командирские сумки с гладкими лаковыми планшетками, шинели на пуговицах и гимнастерки из строгой диагонали. А потом все, весь выпуск, бросились к училищным портным, чтобы подогнать обмундирование и в рост и в талию, чтобы влиться в него, как в собственную кожу. И там толкались, возились и так хохотали, что под потолком начал раскачиваться казенный эмалированный абажур.
Вечером сам начальник училища поздравлял каждого с окончанием, вручал «Удостоверение личности командира РККА» и увесистый ТТ. Безусые лейтенанты оглушительно выкрикивали номер пистолета и изо всей силы тискали сухую генеральскую ладонь. А на банкете восторженно качали командиров учебных взводов и порывались свести счеты со старшиной. Впрочем, все обошлось благополучно, и вечер этот - самый прекрасный из всех вечеров - начался и закончился торжественно и красиво.
Почему-то именно в ночь после банкета лейтенант Плужников обнаружил, что он хрустит. Хрустит приятно, громко и мужественно. Хрустит свежей кожей портупеи, необмятым обмундированием, сияющими сапогами. Хрустит весь, как новенький рубль, которого за эту особенность мальчишки тех лет запросто называли «хрустом».
Собственно, все началось несколько раньше. На бал, который последовал после банкета, вчерашние курсанты явились с девушками. А у Коли девушки не было, и он, запинаясь, пригласил библиотекаршу Зою. Зоя озабоченно поджала губы, сказала задумчиво: «Не знаю, не знаю…», но пришла. Они танцевали, и Коля от жгучей застенчивости все говорил и говорил, а так как Зоя работала в библиотеке, то говорил он о русской литературе. Зоя сначала поддакивала, а в конце обидчиво оттопырила неумело накрашенные губы:
- Уж больно вы хрустите, товарищ лейтенант. На училищном языке это означало, что лейтенант Плужников задается. Тогда Коля так это и понял, а придя в казарму, обнаружил, что хрустит самым натуральным и приятным образом.
- Я хрущу, - не без гордости сообщил он своему другу и соседу по койке.
Они сидели на подоконнике в коридоре второго этажа. Было начало июня, и ночи в училище пахли сиренью, которую никому не разрешалось ломать.
- Хрусти себе на здоровье, - сказал друг. - Только, знаешь, не перед Зойкой: она - дура, Колька. Она жуткая дура и замужем за старшиной из взвода боепитания.
Но Колька слушал вполуха, потому что изучал хруст. И хруст этот очень ему нравился.
На следующий день ребята стали разъезжаться: каждому полагался отпуск. Прощались шумно, обменивались адресами, обещали писать, и один за другим исчезали за решетчатыми воротами училища.
А Коле проездные документы почему-то не выдавали (правда, езды было всего ничего: до Москвы). Коля подождал два дня и только собрался идти узнавать, как дневальный закричал издали:
- Лейтенанта Плужникова к комиссару!..
Комиссар, очень похожий на вдруг постаревшего артиста Чиркова, выслушал доклад, пожал руку, указал, куда сесть, и молча предложил папиросы.
- Я не курю, - сказал Коля и начал краснеть: его вообще кидало в жар с легкостью необыкновенной.
- Молодец, - сказал комиссар. - А я, понимаешь, все никак бросить не могу, не хватает у меня силы воли.
И закурил. Коля хотел было посоветовать, как следует закалять волю, но комиссар заговорил вновь.
- Мы знаем вас, лейтенант, как человека исключительно добросовестного и исполнительного. Знаем также, что в Москве у вас мать с сестренкой, что не видели вы их два года и соскучились. И отпуск вам положен. - Он помолчал, вылез из-за стола, прошелся, сосредоточенно глядя под ноги. - Все это мы знаем, и все-таки решили обратиться с просьбой именно к вам… Это - не приказ, это - просьба, учтите, Плужников. Приказывать мы вам уже права не имеем…
- Я слушаю, товарищ полковой комиссар. - Коля вдруг решил, что ему предложат идти работать в разведку, и весь напрягся, готовый оглушительно заорать: «Да!..»
- Наше училище расширяется, - сказал комиссар. - Обстановка сложная, в Европе - война, и нам необходимо иметь как можно больше общевойсковых командиров. В связи с этим мы открываем еще две учебные роты. Но штаты их пока не укомплектованы, а имущество уже поступает. Вот мы и просим вас, товарищ Плужников, помочь с этим имуществом разобраться. Принять его, оприходовать…
И Коля Плужников остался в училище на странной должности «куда пошлют». Весь курс его давно разъехался, давно крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог. И писал всякие докладные.
Так прошло две недели. Две недели Коля терпеливо, от подъема до отбоя и без выходных, получал, считал и приходовал имущество, ни разу не выйдя за ворота, словно все еще был курсантом и ждал увольнительной от сердитого старшины.
В июне народу в училище осталось мало: почти все уже выехали в лагеря. Обычно Коля ни с кем не встречался, по горло занятый бесконечными подсчетами, ведомостями и актами, но как-то с радостным удивлением обнаружил, что его… приветствуют. Приветствуют по всем правилам армейских уставов, с курсантским шиком выбрасывая ладонь к виску и лихо вскидывая подбородок. Коля изо всех сил старался отвечать с усталой небрежностью, но сердце его сладко замирало в приступе молодого тщеславия.
Вот тогда-то он и начал гулять по вечерам. Заложив руки за спину, шел прямо на группки курсантов, куривших перед сном у входа в казарму. Утомленно глядел строго перед собой, а уши росли и росли, улавливая осторожный шепот:
- Командир…
И, уже зная, что вот-вот ладони упруго взлетят к вискам, старательно хмурил брови, стремясь придать своему круглому, свежему, как французская булка, лицу выражение невероятной озабоченности…
- Здравствуйте, товарищ лейтенант.
Это было на третий вечер: носом к носу - Зоя. В теплых сумерках холодком сверкали белые зубы, а многочисленные оборки шевелились сами собой, потому что никакого ветра не было. И этот живой трепет был особенно пугающим.
- Что-то вас нигде не видно, товарищ лейтенант. И в библиотеку вы больше не приходите…
- Работа.
- Вы при училище оставлены?
- У меня особое задание, - туманно сказал Коля.
Они почему-то уже шли рядом и совсем не в ту сторону. Зоя говорила и говорила, беспрерывно смеясь; он не улавливал смысла, удивляясь, что так покорно идет не в ту сторону. Потом он с беспокойством подумал, не утратило ли его обмундирование романтичного похрустывания, повел плечом, и портупея тотчас же ответила тугим благородным скрипом…
- …жутко смешно! Мы так смеялись, так смеялись… Да вы не слушаете, товарищ лейтенант.
- Нет, я слушаю. Вы смеялись.
Она остановилась: в темноте вновь блеснули ее зубы. И он уже не видел ничего, кроме этой улыбки.
- Я ведь нравилась вам, да? Ну, скажите, Коля, нравилась?..
- Нет, - шепотом ответил он. - Просто… Не знаю. Вы ведь замужем.
- Замужем?.. - Она шумно засмеялась: - Замужем, да? Вам сказали? Ну, и что же, что замужем? Я случайно вышла за него, это была ошибка…
Каким-то образом он взял ее за плечи. А может быть, и не брал, а она сама так ловко повела ими, что его руки оказались на ее плечах.
- Между прочим, он уехал, - деловито сказала она. - Если пройти по этой аллейке до забора, а потом вдоль забора до нашего дома, так никто и не заметит. Вы хотите чаю, Коля, правда?..
Он уже хотел чаю, но тут темное пятно двинулось на них из аллейного сумрака, наплыло и сказало:
- Извините.
- Товарищ полковой комиссар! - отчаянно крикнул Коля, бросившись за шагнувшей в сторону фигурой. - Товарищ полковой комиссар, я…
- Товарищ Плужников? Что же это вы девушку оставили? Ай, ай.
- Да, да, конечно, - Коля метнулся назад, сказал торопливо: - Зоя, извините. Дела. Служебные дела.
Что Коля бормотал комиссару, выбираясь из сиреневой аллеи на спокойный простор училищного плаца, он намертво забыл уже через час. Что-то насчет портяночного полотна нестандартной ширины или, кажется, стандартной ширины, но зато не совсем полотна… Комиссар слушал-слушал, а потом спросил:
- Это что же, подруга ваша была?
- Нет, нет, что вы! - испугался Коля. - Что вы, товарищ полковой комиссар, это же Зоя, из библиотеки. Я ей книгу не сдал, вот и…
И замолчал, чувствуя, что краснеет: он очень уважал добродушного пожилого комиссара и врать стеснялся. Впрочем, комиссар заговорил о другом, и Коля кое-как пришел в себя.
- Это хорошо, что документацию вы не запускаете: мелочи в нашей военной жизни играют огромную дисциплинирующую роль. Вот, скажем, гражданский человек иногда может себе кое-что позволить, а мы, кадровые командиры Красной Армии, не можем. Не можем, допустим, пройтись с замужней женщиной, потому что мы на виду. мы обязаны всегда, каждую минуту быть для подчиненных образцом дисциплины. И очень хорошо, что вы это понимаете… Завтра, товарищ Плужников, в одиннадцать тридцать прошу прибыть ко мне. Поговорим о вашей дальнейшей службе, может быть, пройдем к генералу.
- Есть…
- Ну, значит, до завтра. - Комиссар подал руку, задержал, тихо сказал: - А книжку в библиотеку придется вернуть, Коля! Придется!..
Очень, конечно, получилось нехорошо, что пришлось обмануть товарища полкового комиссара, но Коля почему-то не слишком огорчился. В перспективе ожидалось возможное свидание с начальником училища, и вчерашний курсант ждал этого свидания с нетерпением, страхом и трепетом, словно девушка - встречи с первой любовью. Он встал задолго до подъема, надраил до самостоятельного свечения хрустящие сапоги, подшил свежий подворотничок и начистил все пуговицы. В комсоставской столовой - Коля чудовищно гордился, что кормится в этой столовой и лично расплачивается за еду, - он ничего не мог есть, а только выпил три порции компота из сухофруктов. И ровно в одиннадцать прибыл к комиссару.
- А, Плужников, здорово! - Перед дверью комиссарского кабинета сидел лейтенант Горобцов - бывший командир Колиного учебного взвода, - тоже начищенный, выутюженный и затянутый. - Как делишки? Закругляешься с портяночками?
Плужников был человеком обстоятельным и поэтому поведал о своих делах все, втайне удивляясь, почему лейтенант Горобцов не интересуется, что он, Коля, тут делает. И закончил с намеком:
- Вчера товарищ полковой комиссар расспрашивал. И велел…
- Слушай, Плужников, - понизив голос, вдруг перебил Горобцов. - Если тебя к Величко будут сватать, ты не ходи. Ты ко мне просись, ладно? Мол, давно вместе служишь, сработались…
Лейтенант Величко тоже был командиром учебного взвода, но - второго, и вечно спорил с лейтенантом Горобцовым по всем поводам. Коля ничего не понял из того, что сообщил ему Горобцов, но вежливо покивал. А когда раскрыл рот, чтобы попросить разъяснений, распахнулась дверь комиссарского кабинета и вышел сияющий и тоже очень парадный лейтенант Величко.
- Роту дали, - сказал он Горобцову, - Желаю того же!
Горобцов вскочил, привычно одернул гимнастерку, согнав одним движением все складки назад, и вошел в кабинет.
- Привет, Плужников, - сказал Величко и сел рядом. - Ну, как дела в общем и целом? Все сдал и все принял?
- В общем, да. - Коля вновь обстоятельно рассказал о своих делах. Только ничего не успел намекнуть насчет комиссара, потому что нетерпеливый Величко перебил раньше:
- Коля, будут предлагать - просись ко мне. Я там несколько слов сказал, но ты, в общем и целом, просись.
- Куда проситься?
Тут в коридор вышли полковой комиссар и лейтенант Горобцов, и Величко с Колей вскочили. Коля начал было «по вашему приказанию…», но комиссар не дослушал:
- Идем, товарищ Плужников, генерал ждет. Вы свободны, товарищи командиры.
К начальнику училища они прошли не через приемную, где сидел дежурный, а через пустую комнату. В глубине этой комнаты была дверь, в которую комиссар вышел, оставив озадаченного Колю одного.
До сих пор Коля встречался с генералом, когда генерал вручал ему удостоверение и личное оружие, которое так приятно оттягивало бок. Была, правда, еще одна встреча, но Коля о ней вспоминать стеснялся, а генерал навсегда забыл.
Встреча эта состоялась два года назад, когда Коля - еще гражданский, но уже стриженный под машинку - вместе с другими стрижеными только-только прибыл с вокзала в училище. Прямо на плацу они сгрузили чемоданы, и усатый старшина (тот самый, которого они порывались отлупить после банкета) приказал всем идти в баню. Все и пошли - еще без строя, гуртом, громко разговаривая и смеясь, - а Коля замешкался, потому что натер ногу и сидел босиком. Пока он напяливал ботинки, все уже скрылись за углом; Коля вскочил, хотел было кинуться следом, но тут его вдруг окликнули:
- Куда же вы, молодой человек?
Сухонький, небольшого роста генерал сердито смотрел на него. - Здесь армия, и приказы в ней исполняются беспрекословно. Вам приказано охранять имущество, вот и охраняйте, пока не придет смена или не отменят приказ.
Приказа Коле никто не давал, но Коля уже не сомневался, что приказ этот как бы существовал сам собой. И поэтому, неумело вытянувшись и сдавленно крикнув: «Есть, товарищ генерал!», остался при чемоданах.
А ребята, как на грех, куда-то провалились. Потом выяснилось, что после бани они получили курсантское обмундирование, и старшина повел их в портняжную мастерскую, чтобы каждый подогнал одежду по фигуре. Все это заняло уйму времени, а Коля покорно стоял возле никому не нужных вещей. Стоял и чрезвычайно гордился этим, словно охранял склад с боеприпасами. И никто на него не обращал внимания, пока за вещами не пришли двое хмурых курсантов, получивших внеочередные наряды за вчерашнюю самоволку.
- Не пущу! - закричал Коля.

Тематические материалы:

Прохождение сюжетных и побочных квестов We Happy Few (ранний доступ) We happy few где найти

Приснилось что порвалась цепочка во сне

Эластичность и налоговое бремя Распределение налогового бремени

К чему снится идти по снегу во сне

Единая упрощенная налоговая декларация образец заполнения

Программы субсидирования ставок по ипотеке

Роботы образование творчество

Склонение причастий Склонение причастий презентация